— Хорошо. Но если она не сможет, Минка останется дома и займется английским. И пока твой папа́ в отъезде, я буду присутствовать на занятиях в манеже.

— Буду рад. Для вас всегда добро пожаловать.

Эрмина милостиво кивнула, встала и протянула руку.

— Помоги мне подняться на сцену… спасибо. Минка, мы еще поиграем немного в четыре руки. Габор, а ты пока исчезни! И дай нам сразу знать относительно выезда.

Габор бросил на меня вопросительный взгляд. Он означал: «Письмо получено?»

Я незаметно кивнула — он просиял.

— А теперь иди, — нетерпеливо воскликнула Эрмина и села возле меня на банкетку. — Ну, что будем играть? Выбор за тобой. Оффенбах? Сметана? Зуппе?

— Оффенбах.

— Чудесно. Открой ноты. Оффенбах там должен быть. — Она обернулась, убедилась, что Габор ушел, и приставила к губам палец.

— Я еще не сказала тебе, — сказала она тихо, — у нас скоро будут гости. Генерал хочет представить тебя свету. Он пригласил родных и своих соседей из Венгрии.

— Но не… эту конезаводчицу?

— И ее тоже. Баронессу Пири. Пири Фогоши. Я тебе рассказывала о ней.

— Да, — ответила я чуть слышно.

— Она приедет со своей дочерью, Эльвири.

— Когда?

— Через несколько дней, — Эрмина взглянула на меня, я опустила глаза. — Скажи-ка, Габор до сих пор морочит тебе голову? Ты должна побороть любовь. Нельзя позволить даже взойти этому ростку. Вот в чем весь фокус.

— Я этого не знала.

— Тут моя вина. Я должна была раньше предупредить тебя. Вот что, Минка, запомни хорошенько на будущее. Любовь — это опасная страсть. Она проникает до мозга костей, и ты уже сама не понимаешь, что делаешь. Любовь приходит, а разум уходит. Сколько раз я это видела. Вспомни Йозефу. Она попалась на удочку брачного авантюриста. Все ее сбережения пропали…

— Когда это случилось?

— Не так уж давно. А ведь она вполне благоразумная девушка. Но когда влюбляешься, мужчина может делать с тобой, что хочет. И это случается не только с горничными, как ты знаешь. А теперь возьми себя в руки, Минка. Самообладание и отвага. Габор практически помолвлен… — Она привстала и снова села. Расправила юбки, сняла кольцо с рубином и кружевные перчатки. — Начинай. Я сегодня играю только аккомпанемент. Итак: раз-два-три-четыре. Раз. Два. Три… Начали! Что с тобой? Ты не рада?

— Рада, очень рада.

— Еще раз сначала. Сейчас твое вступление.

Мы начали играть. Уже на втором такте я сбилась.

— Фальшь, — разочарованно заметила Эрмина, — сосредоточься, детка. У нас мало времени. Тебе еще надо переодеться, ты не причесана, не зашнурована…

Я снова попала не на те клавиши. Две фальшивые ноты. Нет, три.

— Фу, — воскликнула Эрмина. — Это невозможно слышать. Лучше прекратим.

Она захлопнула ноты, снова надела свое кольцо с рубином, взяла перчатки и встала. Я тоже поднялась. Приехала нареченная Габора. Новость — хуже некуда. Но почему Габор выглядел таким довольным? Я стояла молча, опустив голову.

Эрмина пристально на меня посмотрела.

— Честно говоря, не знаю. Сегодняшний выезд… без генерала… идея неблестящая.

Я сразу встрепенулась:

— Тренироваться надо ежедневно, иначе все достижения пойдут насмарку.

— Да? Ну, ладно. Пойдем… Кроме того, если придет Валери, она вправит вам мозги. Я имею в виду — Габору, если он чересчур разойдется. Правда, Валери в юности тоже проявила себя с разных сторон, я тебе как-нибудь расскажу, когда ты повзрослеешь… И амазонка с турнюром тоже была ошибкой… но она принцесса, у нее этикет в крови. И в этом ей можно доверять. Как ты считаешь?

— Вы, как всегда, правы. — Я взяла у Эрмины ноты и положила их обратно в синюю папку.

А через два часа я получила от Габора свой первый настоящий поцелуй.

Но об этом лучше рассказать подробно.

Первый настоящий поцелуй я получила на плоском нагретом солнцем камне, как раз напротив Тиллисбурга. Он так разительно отличался от быстрого жесткого поцелуя генерала, что я не могла понять, как можно для двух таких абсолютно разных вещей употреблять одно и то же слово.

Поцелуй Габора был нежным и самозабвенным. С закрытым ртом. Но этот рот был мягким и пухлым. И если поцелуй генерала меня напугал, то с Габором мне хотелось, чтобы поцелуй длился как можно дольше.

А кроме того, при всей своей невинности этот детский поцелуй действовал на меня сильнее дикого порыва страсти, потому что за все мое детство ко мне не притрагивался ни один мужчина.

Отец мой ни разу не прижал меня к своей груди, не подал мне руки, не погладил по головке, как это делают другие отцы. Моего братца тоже держали вдали от меня, даже младенцем он никогда не сиживал у меня на коленях; покидая Вену, я так ни разу и не коснулась его. А тут явились венгры — положили руки мне на талию, стали учить чардашу, подбрасывали меня в воздух и ловили, посадили на лошадь и помогли с нее слезть, целовали мне руки, пожирали взглядами, льстили, делали подарки, и после первого поразившего меня поцелуя в губы последовал второй, настоящий baiser dʼamour[12], сопровождаемый… впрочем, я забегаю вперед.

Нетрудно догадаться, что выезд состоялся.

Принцесса отказалась от партии в бридж и прискакала верхом на черном жеребце Мазуре. Она была эффектно одета — киноварное платье и желтая, с оттенком серы шляпа напоминали языки пламени. Когда Валери предложила: «К Тиллисбургу?», Габор с восторгом ответил «да». Путь туда пролегал через Айхберг. Это была кратчайшая дорога, с которой и началось мое новое приключение.

Айхберг — густой романтический лес с роскошными деревьями и несколько сомнительной репутацией.

Говорят, там любятся цыгане, и пристойные женщины не ходят туда в одиночку. А мы пустились через этот лес. Когда деревья сгустились и вокруг нас стало темно и прохладно, я, надо признаться, думала вовсе не о поцелуе, а о проклятой подвязке, которую хотела заполучить обратно, прежде чем приедет эта мерзкая Эльвири.

Я еще не говорила, что Эрмина не оставляла меня в покое. Почти каждый день она терзала меня расспросами о подвязке, а вчера перед обедом окончательно потеряла терпение.

— Минка, ты же знаешь, что у молодой девушки не может быть никаких тайн. Тайна — это грех, равно как и ложь. Посмотри мне в глаза. Ты, правда, не имеешь понятия, где твоя подвязка?

— К сожалению, нет.

— Клянешься?

— Если вы того требуете. Но можно ли обременять Господа из-за такой мелочи?

— Мелочи? Подвязка незамужней девушки вовсе не мелочь. Если она всплывет в чужих руках, это будет конец твоей доброй репутации.

Я промолчала.

— Я твержу уже в сотый раз: тут что-то не так. В отеле никогда еще ничего не пропадало, и в печку она не могла попасть, прислуга проверяет весь мусор, перед тем как сжечь… Я хочу знать, что происходит…

Сразу после венгерского ужина Эрмина опросила всех горничных. Искали всюду, в красном салоне все перевернули вверх дном несколько раз, и в Айхберге я приняла решение: Габор должен вернуть мне подвязку, чтобы наконец-то наступил покой.

Лошадям в лесу было не по себе. Но когда он остался позади, животные обрадовались и бодрым галопом с веселым ржанием понеслись по равнине вниз. Светило солнце, цвели липы, воздух был напоен их сладким ароматом. Вот вдали показался Тиллисбург, с мощными стенами и башнями — картинка из книги сказок.

С трудом переводя дыхание, мы спешились на берегу небольшого ручья и оставили лошадей пастись на лугу. Только я успела подумать, как же нам удастся поговорить наедине, как все моментально уладилось.

Принцесса повернулась к нам со словами:

— Вам много надо сказать друг другу. Я пойду минут пять погуляю. Ведите себя как подобает. Я полагаюсь на вас.

Мы уселись на плоские камни под старыми ивами, Габор галантно помог мне, потом, положив хлыст в траву, взял меня за правую руку.

— Я сразу приступлю к сути дела, — начал он, и голос его звучал очень мягко. — Пожалуйста, не пугайтесь. Но я предполагаю… Вы наверняка слышали… что я ожидаю визит. Вам говорили об этом?