— Откуда вы знаете такие вещи?

— Я давно это знала.

— Нет, у нее был совершенно нормальный брак. Но она никогда не хотела иметь большую семью, а лорду не хватало темперамента. Он был немножко не от мира сего…

— А махараджа?

— Он — от мира сего! Он наверняка не дает ей ни минуты покоя. Но в письме об индийском ребенке ничего не говорилось. Она, наверное, счастлива.

«Так, — подумала я про себя. — Значит, можно быть счастливой, и при этом не каждый раз в чреве начинает расти младенец».

Только теперь наконец я поняла, почему у некоторых женщин, чаще всего у бедных, так много детей — десять, двенадцать и даже шестнадцать. Я ломала себе голову над вопросом, зачем им так много детей? Теперь мне стало ясно как день: они не могут сами решать, сколько их будет.

Я надеялась, что теперь меня ждет самое страшное открытие о рождении ребенка. Ведь что может быть страшнее, чем тащить крупного младенца из чрева матери с помощью щипцов? Только «это самое». «Это самое» должно быть ужаснее всего на свете, иначе Лизи сказала бы мне.

Оставалась еще надежда, что все это вообще ложь и обман.

— Лизи, если ребенок вырастает в чреве матери… ведь это должно быть видно?

— Конечно, видно, дорогая барышня.

— Неправда, — триумфально воскликнула я, — когда появился мой брат…

— Простите, барышня, должна вас прервать, но это правда!

— Нет! Тебя же там не было!

— Да, когда ваша матушка носила вашего братца, меня не было. Но я тысячу раз видела у других женщин. Когда живот увеличивается, это значит, что малыш подрастает. Тогда пояс юбки натягивают все выше и выше, чтобы живот был не так заметен. А сейчас припомните, как ваша матушка выглядела перед тем, как ваш братик должен был вот-вот появиться на свет!

Я опустила глаза.

Лизи была права. Незадолго до появления на свет моего брата талия моей прекрасной матери поднялась почти до самой груди. Но тогда я не задумывалась над этим, и никто не сказал ни единого слова по этому поводу.

— Теперь поверили, что я говорю правду? Что я не лгу? Нет?

— Да, прости, Лизи. Мне очень жаль.

— Ничего, барышня, все хорошо. — Лизи показала на марципановое сердечко, которое я все это время держала в руке. — Скушайте, барышня, красное сердечко! Очень вкусно!

— Конечно, вкусно, — сказала я, хотя есть мне расхотелось. — Еще один вопрос. Ответь, пожалуйста, и я оставлю тебя в покое.

Лизи выпила свой чай и откинулась на спинку стула.

— Если женщина несколько месяцев носит в своем чреве ребенка, а во время родов может умереть, то в чем же ее преимущество?

— Но почему вы спрашиваете об этом?

— Потому что в моей английской книге, доктора Джонсона, так написано. Природа одарила женщину такими преимуществами, что закон должен в чем-то и ущемить ее… Ты понимаешь, что он имеет в виду?

— Отлично понимаю, — весело сказала Лизи, бросив на меня умный взгляд. — Преимущества женщин в том, что под юбкой у них сущий рай. Вот что имелось в виду.

— Что?!

— Рай, говорю! Под юбкой.

— Но, Лизи, — в ужасе закричала я, — у дамы нет ничего под юбкой. Только — воздух.

— Нет, барышня, есть еще что-то, — радостно возразила Лизи, — только об этом в обществе не говорят вслух. Но послушали бы вы, о чем болтают мужчины, когда собираются одни, без женщин. Вот, к примеру, в столовой для прислуги: мол, к бабенкам надо быть добрее, потому что у них там… райские кущи, ну, понимаете… скажу вам по-простому… там, между ног…

Лизи всплеснула руками и вся затряслась от смеха.

Мое лицо залилось краской смущения. Там, под юбкой? Сущий рай? Ведь там, насколько мне известно, только срамные места. И что же, для мужчины — это сущий рай?

— Ничего не понимаю, — громко заявила я.

— А вам ничего и не надо понимать, — отрезала Лизи, ставшая вдруг серьезной. — Вам еще рано об этом знать.

— И что же, все мужчины так думают или только… наши слуги?

— Все мужчины: и господин из замка, и кучер из конюшни — испытывают животные инстинкты, влечения…

— Животные — что? — переспросила я.

— Инстинкты.

— Что такое «инстинкт», Лизи? К чему их влечет?

— К женщинам, — хихикнула Лизи. — Подождем до субботы. А после вечеринки все поймете. Плечо еще болит?

— Нет, уже намного лучше. Спасибо тебе.

— А ножка побаливает?

— Нет, тоже лучше, — рассеянно ответила я.

— Нам надо еще подколоть волосы? Или не надо?

Лизи встала.

— Тогда не сердитесь на меня, если я вам скажу адье.

Я тут же поднялась.

— Мне еще надо немного подготовиться к свиданию, — она игриво натянула на мою голову капюшон от «домино». Лизи явно была в наилучшем расположении духа — в отличие от меня. — Не надо хмуриться, барышня, а то на лбу останутся морщины. Вот увидите, как славно мы послезавтра повеселимся в «Золотом быке».

— А если гувернантка спохватится и станет меня искать ночью?

— Зачем ей вас искать?

— Не знаю. А вдруг пожар где-нибудь?

— Пожар? У нас еще никогда пожара не было. И почему именно в тот момент должно что-то загореться? — Лизи ободряюще подмигнула мне. — Не волнуйтесь из-за гувернантки. Она нам не помеха.

— Как ты можешь быть такой уверенной. Ты ведь ее не знаешь, как знаю я.

— Карты из Марселя мне все сказали. Гувернантка нам не помешает, но должно произойти еще одно маленькое чудо, может быть, уже завтра. А если карты говорят, что будет так, то ты хоть тресни, так и будет, — с этими словами она крепко обняла меня, как делают только лучшие подруги.

Тут я задала себе самый главный из вопросов, мучивших меня после прибытия в Эннс. И дело было совсем не в том, как появляются на свет дети. Дело касалось лично меня. Это была моя тайна.

Целых два дня я ломала голову над предложением Лизи, и чем больше я думала, тем больше мысль об этом возбуждала меня. В субботу 7 августа возбуждение достигло высшей точки. Если признать, что все вокруг обманывают меня, то выходит, что мой отец совсем мне не отец, моя мать — не мать мне вовсе, а кузина в Вене и кузина Валери — мои родственницы. Вот тебе и на! Все остальное — Габор и его день рождения — сразу же отошло на второй план.

Вопрос, который я задала Лизи, был прост:

— Известно ли тебе точно, кто такая леди Маргита, кому и кем она приходится?

— Да, известно, — сказала Лизи и многозначительно посмотрела на меня, — я уже давно ждала, что вы спросите меня об этом. Итак, она любимая кузина генерала. Пардон, была любимой кузиной, до того как исчезнуть. Она также сводная сестра графа Шандора, но на тридцать четыре года моложе его. А ему… минуточку… восемьдесят девять. Стало быть, ей сейчас пятьдесят пять лет. Они все родственники: Маргита, баварцы, гувернантка, принцесса Валери, Бороши и командир полка, и все они крепко-накрепко держатся друг за друга… Вы разве не знали о этом?

— Нет. А откуда ты это все знаешь?

Лизи захихикала.

— Я все всегда знаю, любезная барышня. От слуг ничего не скроешь. То случайно услышишь что-нибудь из-за двери, то через открытое окно. А если прислуживаешь за столом, то и здесь можно уловить, о чем говорят господа. Иногда горничные случайно находят секретные записки и тут же рассказывают о них другим слугам. Так что все становится известно. Мы всегда в курсе всех событий.

Теперь и я была в курсе событий.

Неужели леди Маргита — сводная сестра графа Шандора? Я как две капли воды похожа на нее, и это можно объяснить только тем, что мы тоже родственницы. Разве я не догадывалась об этом? С самого начала? Мои корни — совсем не в Вене на фабрике фесок. Мое происхождение связано с Эрминой и с Бороши. С венскими родственниками у меня нет ни малейшего сходства, а с венграми — гораздо больше.

Итак, мы родственницы. Только вопрос, кто кем кому приходится?

Сначала я думала, что мой отец — генерал. Он познакомился с моей матерью в Венгрии, ну и так далее… Но если бы это было так, он не стал бы заранее ненавидеть меня, до того как в первый раз увидел меня своими глазами. Нет, нет, нет…