Русский князь встал и, поправляя свой белый мундир, крикнул певице.

— Не желаете ли выпить? Позвольте пригласить вас к нашему столу!

— Большое спасибо, — Лорелея польщенно поклонилась, сошла со сцены, сделала князю книксен и прыгнула на колени… Аттилы! Она обвила его шею голыми руками и впилась губами в его рот, как пиявка. Борис, князь из России, брезгливо посматривал в их сторону.

Затаив дыхание, я следила за происходящим. Все во мне кипело от ревности. Аттила был моим поклонником, и, если верить Габору, — довольно пылким. И этот самый Аттила не дал ей пинка! Он позволил обнимать и целовать себя и все еще держит эту дрянь в своих руках?

Лизи весело кивнула головой.

— Я так и знала, — удовлетворенно сказала она, — что эта Лорелея глупа, как пробка. Куриные мозги! Слева сидит настоящий князь, да еще и пригласил ее! И на кого же она вешается? На бедного лейтенанта, у которого ни черта нет, в кармане пусто, разве что выиграет в карты… — Она умолкла, потому что как раз в этот момент какой-то ефрейтор, ухмыляясь и скаля зубы, протянул Лорелее ее половник. Она взяла половник, смачно поцеловала служивого в губы и снова занялась Аттилой.

— Сейчас еще раз облобызает бравого ефрейтора, с нее станется, — вне себя от возмущения сказала Лизи, — она еще глупее, чем я думала. Да, эта дурища с накладными волосами далеко не пойдет. Знаю я таких.

Русский князь Борис снова сел на свое место, скривил тонкие губы, поднял правую руку и щелкнул пальцами в сторону стойки. Размалеванные девицы шумной гурьбой бросились к его столу, отвешивая глубокие поклоны и кудахча как куры. Возглавляла эту стаю круглая, как шар, Зора. Они обступили стол, и Габора больше не было видно.

Тем временем солдаты повскакивали со своих мест. Пианист с внешностью циркового распорядителя снова занял место у рояля. Один кельнер принес ему бокал вина, два других ползали под роялем, собирая остатки битого стекла.

Начался новый номер программы. Я мучительно перевела дух. Что мне еще предстоит увидеть?

Пианист исполнил пару бойких пассажей и вдруг перешел на совершенно неистовый ритм. Он бешено колотил по клавишам, ничего не видя вокруг себя. На сцену вскочили две цыганки, с отвратительно темным цветом кожи, но зато с горящими карими глазами. На них были красивые платья красного цвета с белыми рюшами и пышными рукавами по запястье. Они были туго затянуты в корсеты. На ногах — чулки и туфли и — что меня особенно обрадовало — длинные белые панталоны, которые обычно носят порядочные женщины.

Панталоны бросались в глаза потому, что белые кружева, которыми они были оторочены, сверкали из-под красных юбок.

Удовлетворенная увиденным, я откинулась на стуле. Ни одного сантиметра обнаженного тела.

Однако на лице Лизи было недоумение.

— О-ля-ля, — воскликнула она. — Только бы не появились контролеры!

— Что это значит? — не поняла я. — По сравнению с Лорелеей, они одеты прилично.

— Обождите малость, барышня, — сказала Лизи и налила нам еще по бокалу воды.

Настроение в зале сменилось: в воздухе явно ощущалась языческая разнузданность. Пианист погрузился в транс: короткие рубленые такты сменялись короткими, резкими пассажами, музыка звучала, как удары хлыста. Что это? Оффенбах? Оффенбах в борделе?

Солдаты возбуждались все сильнее, хлопали в такт музыке, и вдруг произошло то, чего все, очевидно, ждали: танцовщицы с быстротой молнии подняли юбки, и пошло-поехало: вверх взлетала то одна нога, то другая, темп все более нарастал, и несмотря на пышные белые панталоны… А когда танцуют, как эти двое, то, естественно, в середине открывается шлица, из-под которой виднелось то, что Лизи называла «райскими кущами». Именно это и произошло сейчас прямо на глазах всей публики, включая моего Габора. Эти приличные на первый взгляд мерзавки месили своими ногами так, что панталоны раскрылись и «райские кущи» вылезли наружу.

От ужаса я упала со скамьи. Я, правда, не многое увидела: перед глазами лишь быстро промелькнули густые черные волосы. Боже мой! Волосы в таком месте?! У меня оно совершенно гладко. Вот как, значит, люди выглядят, когда становятся взрослыми? Человек зарастает шерстью, как обезьяна? На всю оставшуюся жизнь? Я поднялась и снова уселась на скамью. И Эрмина выглядит так же? И моя белокурая мать? И тетушка Юлиана, и Лизи? И я тоже буду так выглядеть? Нет! Я не буду! Эти волосы я состригу! Если вообще они у меня вырастут, в чем я вовсе не уверена! С другой стороны, месячные у меня уже наступили. Боже мой! Один удар за другим! И этому нет конца! Эти корсеты, «это самое», смерть в родильной кровати, мерзкие роды, четыре дня сплошной боли — и так каждый месяц, и в довершение всего — под мышкой и еще кое-где… гадкие волосы!

Эрмина была права. Голого тела надо стесняться. Фу! Сейчас я хорошо понимала, почему нельзя смотреть на себя в зеркало, почему с возрастом люди стесняются обнажаться и скрывают свое тело под одеждой, почему женщины зашнуровывают себя в корсет. Все это делается для того, чтобы выглядеть пристойнее в глазах других людей — ведь чем старше человек становится, тем более уподобляется животному.

А мужчинам, оказывается, нравится это бесстыдство!

Как же они, действительно, глупы! Эта голая Лорелея! Эти ужасающие белые панталоны — но мужчины прямо-таки с ума сходили! И сейчас они снова бесновались от удовольствия! Они буквально ревели от восторга, колотили кулаками по столу, восхищенно закатывали глаза, завывали от радости, топали сапогами по полу, впадая в экстаз. А под юбками этих девок скрыты «райские кущи»?.. Но почему? Тем временем цыганки вырулили в боковую сцену и отвешивали поклоны зрителям. Одна из них обняла свою напарницу за тонкую талию, и так они запрыгали вокруг сцены, вызывая новый шквал аплодисментов и свиста.

Затем, к моему большому сожалению, они вышли к рампе на авансцене и повторили свой бесовский танец еще раз с еще большим бесстыдством, так что я готова была разорвать этих мерзких тварей на куски. И именно в тот момент, когда мне казалось, что больше не выдержу ни секунды, что никогда не посмотрю в глаза своему Габору, раздался пронзительный свист.

Цыганки сразу же опустили свои красные юбки и начали танцевать вальс. Пианист мгновенно изменил ритм, и в зале уже лилась радостная и плавная мелодия «Вино, женщины и песня!». Лизи опустила вуаль.

— О-ля-ля! Нам крупно не повезло. Контроль!

Офицеры повскакали с мест, вложили сабли в ножны и с быстротой ветра исчезли за стойкой. Перед нами внезапно возник белокурый эрцгерцог.

— Тысяча извинений, — прошептал он, наклонившись ко мне, — беглец просит о пристанище.

— Быстро, — Лизи метнулась через стол, — забирайтесь к нам, Ваше Высочество…

Она моментально задернула занавес, закрывавший нашу нишу, а эрцгерцог с ловкостью обезьяны перебрался за спину Лизи, подальше от входа, и забился в задний угол. Лизи задула лампу.

Но что произошло?

Воздух наполнился резким ароматом духов. Пахло жасмином. Жасмином? Весьма странный запах для мужчины. Но я сразу же забыла об этом.

— Лизи, — прошептала я в панике, — а что делать мне? Ползти под стол?

Но было слишком поздно.

Два человека в форменной одежде в сопровождении жандармов вошли в заведение и осмотрелись по сторонам.

— К нам новые гости! — заорали расфуфыренные шлюхи у стойки и с радостным смехом устремились к нежданным посетителям. Пианист перестал играть. Зора повисла на плечах жандарма. Великанша вынула трубку изо рта: «Сегодня погостите подольше? — невинным голоском спросила она. — А то все спешите, спешите!» Остальные девицы обступили двух других, закрыв им обзор пространства.

Затаив дыхание, я следила за происходящим сквозь занавес. Надо отдать должное девицам — они мастерски справились со своей ролью.

Лизи прыснула от смеха:

— Этих двоих я знаю. Неплохие парни. Ничего страшного, барышня, я так думаю!

Она оказалась права. Проверка ограничилась лишь беглыми взглядами на солдат и вопросом: «Офицеров нет среди присутствующих?» В наш кабинет контролеры и жандармы даже не заглянули. Лишь быстро оглядели танцовщиц, в подобострастном ожидании все еще стоявших на сцене, коротко прокомментировали: «Какие интересные костюмы!» — и без промедления покинули зал.