— Хочу сообщить приятную новость. Клиент из Страны восходящего солнца просил передать вам свою благодарность за красиво исполненный заказ и в знак признательности добровольно увеличил ваш гонорар в полтора раза.
— Приятное приятно слышать, уважаемый посредник.
— Возможно, скоро от него последует еще один заказ.
— Что ж, ответьте ему, что я готов. Тот, с кем имела дело моя собачка, и в самом деле был большим негодяем.
— Такая уж у вас работа, дорогой друг.
— Уважаемый посредник, не могли бы вы выполнить мою новую личную просьбу. Мне нужны, как всегда, по возможности исчерпывающие данные на директора детского дома в Павловске. Дом для детей с проблемами интеллекта.
— Хотите заняться педагогикой и стать Песталоцци?
— Да, что-то вроде этого.
— Заказ принял, дорогой друг. До следующей встречи.
— Желаю удач, уважаемый посредник.
Эта беседа у человека, так похожего на Скунса, была по дороге в Павловск. Когда-то, несколько эпох назад, тамошний парк он считал своей родиной. А пятиэтажное здание неподалеку за невысоким забором было для него единственным родным домом.
Продолжение жития святого Антония
По дороге на фронт Антоний многое увидел впервые. Увидел бесконечной длины чугунные рельсы, которые, если верить словам командиров, соединяли Тихий океан с Атлантическим. Увидел паровоз, телячий вагон с наспех сколоченными нарами, куда укладывалось непомерное множество солдат, а также увидел разные орудия для убийства человека: пулемет, пушку, танк.
Он входил в состав тех самых сибирских дивизий, которые в начале зимы сорок первого помогли отогнать от Москвы захватчиков.
Самым трудным для Антония оказалось убить человека.
— Плохо — убить дерево. Еще хуже — убить рыбу. Совсем плохо — убить зверя или хозяина тайги, медведя, — учил Антония шаман. — И никогда нельзя убивать человека. Бог твоего отца запретил убивать. И наши духи тоже сильно гневаются, когда один человек убивает другого.
— Фашист — это не человек, он зверь! Он сжег наши дома, убивает наших матерей, насилует сестер, — учил политрук, — и поэтому подлежит истреблению, как политический враг.
Антоний не испугался танка, который с лязгом и грохотом шел на его окоп. Но когда он подбил этот танк, из него выскочили парни, у них были простые человеческие испуганные лица.
— Стреляй, стреляй по ним! — азартно кричал политрук, размахивая пистолетом.
Но по ним Антоний стрелять не мог.
— Хотел тебя к награде представить за подбитый танк, но воздержусь, — объявил политрук после боя плохо обученному солдату. — Научись стрелять по врагу из винтовки. Будешь завтра так же палить, как сегодня, передам тебя СМЕРШу,[1] а у них разговор короткий.
Этого политрука Антоний узнал сразу, хотя видел его восемнадцать лет назад и всего несколько часов. Это он сажал отца на кол, насиловал его мать и разграбил их дом.
Антоний знал, что такое СМЕРШ. Но страх убить живого человека был сильнее боязни за свою жизнь,
«Я даже тебя не убил, — думал Антоний, слушая политрука. — Откуда я знаю, может, эти парни из танка никого не насиловали и не ограбили, за что я буду лишать их жизни?»
Однако в тот же вечер он помог своим командирам. На них снова пошли танки. И на этот раз, подбив танк, Антоний не стал дожидаться, пока сидящие в нем танкисты полезут из люка, а сразу оказался рядом с гусеницами. Выскочившего из бронированной громадины фашиста он поборол и приволок в окоп.
— Сейчас пристрелю тебя вместе с этим фрицем! — сердился политрук. — Не было у нас приказа брать языка.
Но пленный оказался офицером, и, подумав, политрук послал Антония с пленником и донесением в блиндаж, где, склонившись над картой, обсуждали завтрашнюю атаку старшие командиры.
— Черт его знает! — ругался командир полка. — Если у них еще есть танки, они завтра ударят нам во фланг и сомнут наступление.
Командир полка с помощью переводчика потребовал, чтобы пленный лейтенант показал расположение своих войск. Немец ткнул карандашом в несколько мест, и командир недоверчиво покачал головой.
Антоний прикрыл на мгновение глаза, представил разложенную карту так, как это было на местности, вытащил свой нож на шнурке, чуть покачал им, прикрыв глаза, и вмешался в разговор командиров:
— Танки у них есть. Их двенадцать штук, спрятаны за леском, в стогах сена.
— Это еще что за придурок?! — спросил с изумлением командир своего начштаба. — Откуда тут могут быть танки?! Гони его, на хрен, назад.
Однако, чуть поостыв, он все же послал разведчиков проверить. Те подтвердили слова странноватого бойца. И командир успел договориться со штурмовой авиацией. Штурмовики внезапным налетом исполнили задание. Поэтому утренняя атака удалась.
— Ну-ка быстро найди этого гадателя хренова, если его не убило, — приказал вечером командир полка, — может, еще что подскажет.
Через час Антоний был доставлен в штаб.
На этот раз Антоний, поработав с ножом прямо над новой картой, уверенно сказал, что в ближнем селе танков нет, но зато на колокольне с одной стороны и на холме — с другой установлены пулеметные гнезда. Командир тут же приказал подавить их артиллерией. И полк взял село почти без сопротивления.
Скоро этот командир полка прослыл необыкновенно удачливым среди других командиров. Остальные части ежедневно несли огромные потери в личном составе и не могли толком выполнить ни одного боевого задания, его же полк был словно заговоренным.
Странный рядовой к этому времени был оставлен при штабе писарем. Его каждый вечер вызывали в штаб, где в эти минуты находились только два-три особо доверенных старших офицера.
Больше всего командир полка боялся, что слухи о гадателе просочатся к командованию фронтом, и запретил своим штабистам любые разговоры на эту тему. Хорош он будет, если наверху узнают, с помощью чего достигаются их победы! Однако слухи просочились. Но перед этим Антония попробовал на свой зуб майор из СМЕРШа.
* * *
После того как везучего командира полка вместе с начальником штаба убило шальным снарядом, нечаянно залетевшим на наблюдательный пункт, полк отвели на временный отдых. И тут Антония вызвал в свою землянку майор. Антоний брел туда, не ожидая ничего хорошего. «Про батюшку с матушкой станет спрашивать», — думал он. Несовпадение его русского лица с пятым пунктом анкеты, где было записано «эвенк», уже несколько раз вызывало удивление. Но его ждало другое.
— Присаживайся, Антоха, — весело разрешил майор после того, как Антоний доложился. — Выпить, закусить хошь?
От выпивки Антоний отказался. Он и свои фронтовые сто граммов всегда отдавал кому-нибудь. Но закуской — белым офицерским хлебом — не пренебрег.
— Значит, так, Антоха, хочу тебя сделать своим помощником. Не возражаешь? Мы с тобой каждого просветим рентгеном ненависти, чтобы вовремя опознать замаскированного врага. Ты там командиру полка фокусы какие-то показывал над картами, теперь будешь показывать мне. Я тебе дам список личного состава, а ты мне скажешь, кто из них враг. Задачу понял?
— Не получится у меня, — ответил Антоний.
— Ты чего, приказ отказываешься выполнять? — удивился пока еще вполне мирно майор. — Дурак, я тебя сразу к награде представлю, и сержантское звание получишь, а потом и младшим лейтенантом сделаю — будешь в офицерском составе, на другое довольствие перейдешь. Чего молчишь?
— Не могу я… — охрипшим голосом отозвался Антоний. — Отпустите меня лучше в окоп…
— Значит, так. Родине помочь ты не хочешь? — спросил, посуровев, майор. — Ты учти, ко мне вход один, а выхода — два. Или ты наш человек, или под трибунал, как изменник Родины. И через час — расстрел. Третьего не дано. Хорошо понял? Гляди на список и быстро показывай свой фокус!
Майор даже кулаком по столу грохнул, отчего подпрыгнул и едва не опрокинулся стакан с водкой. Но майор успел его подхватить и со злобой добавил: «Вражина!»