…Матильда Кудашева, она же Мотя. Писал ей, уже понимая, что обращается не к жене, но к вдове друга. Окончательно убедился, что Кудашев сгинул где-то в пучинах войны как «пропавший без вести»: «Думы о Васькиной судьбе меня не покидают, недавно прочитал в мартовском номере „Британского союзника“ (журнал, который издается в Москве Британским посольством) вот эту заметку и решил послать тебе. А вдруг — ведь чем черт не шутит, когда Бог спит, — и наш Васька там, на Ближнем Востоке носит наплечную нашивку с буквами СССР и ждет не дождется возвращения домой? Это, конечно, предел мечтаний, но осуществить такое, черт знает, как было бы хорошо! Как ты там живешь? Как Наташка? Наши все здравствуют, одна Мария Петровна у нас словно весенний день — и с тучами, и с солнцем, — то покиснет немного, то снова на ногах, впрочем, она сама о себе напишет, а я шлю привет тебе, Наташке и бабушке и желаю, чтобы Васька поскорее вернулся, согласен на любой вариант: хоть с Ближнего Востока, хоть с Дальнего Запада, лишь бы притопал». Увы, друг с войны так и не вернулся.

В эти дни «Правда» печатает, что в Ростове отметили первую годовщину освобождения от фашистов.

Апрель. Стране стало немного легче, и она начинает думать о культуре — не только о той, что напрямую связана с войной. Вспоминает о классиках, и даже совсем не по праздничным поводам. Это Политбюро принимает постановление «О сорокалетии со дня смерти А. П. Чехова». Был создан Всесоюзный комитет. Шолохова призвали в его ряды. Кто-то не забыл, что он считал Чехова одним из своих учителей. Когда собрался комитет, на миг отрешились от войны. Какая возможность общения, какие имена! Здесь сама Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, старики Серафимович и Сергеев-Ценский, Качалов и Турчанинова, Леонид Леонов и Алексей Толстой, композитор Глиер, старые знакомцы — трио Кукрыниксов, обнаружился даже старый обидчик Федор Гладков…

…В Совинформбюро Шолохову по секрету сообщили, что в Германии казаки, увы, переметнувшиеся к фашистам, из состава корпуса «Казачий стан», учудили. Сперва в своем журнале «На казачьем посту» напечатали отрывки из «Тихого Дона», потом в газете «Казачья Лава» поместили — на целую страницу — статью «Михаил Шолохов». В ней такой зачин: «Независимо от позиции, занимаемой им (Шолоховым. — В. О.), колоритная фигура талантливого донского казака представляет незаурядный интерес и требует своего освещения…» Был и отклик на публицистику: «Газетные статьи-однодневки М. Шолохова будут забыты, а „Тихий Дон“ — огромное полотно русской и казачьей жизни — останется жить подобно „Войне и миру“». Шолохов поморщился — такие отзывы не для писателя-патриота.

В этом месяце в Вёшки вернулась Мария Петровна со всеми своими чадами. Разместились в полуразбомбленном доме. Но кого просить взяться восстанавливать? Жили, пока лето, а как быть осенью и зимой? Шолохов получил разрешение перевезти семью в Москву. Выделили квартиру в Староконюшенном переулке.

Расходы, расходы… Полковничьего аттестата на большую семью и на ту родню, что осталась в Вёшках, ясное дело, не хватало. Власть тайком начала почему-то ущемлять его. Может, не осознанно, а по незнанию, но все равно обидно. В июне ЦК направил предписание правительству (Совнарком, Микояну) выпустить книги небольшой, но именитой группы писателей. Заботлив ЦК — сам решил определить, кому какой гонорар. Не сразу установил — шла унизительная дележка. Первый вариант: Соболеву за один из его романов, например, «200 тысяч рублей», но Шолохову за весь «Тихий Дон» — «150». Правда, спохватились. Во втором варианте выписали уравнительную ставку: «200». И все-таки в заключительном решении вернулись к скупо-унизительной оценке творчества того, кто признан советским классиком, — «150».

Вскоре маятник качнулся в другую сторону. Запланировали выдвижение писателя! Второй после Сталина идеолог страны А. Жданов получил записку Управления пропаганды — предложено обновить руководящие органы литературных журналов. Читает в Записке: «„Новый мир“ — Шолохов М. А. (ответственный редактор), В. Катаев, Л. Леонов, К. Федин, В. Щербина».

Шолохов не стал ответственным редактором уже тогда лучшего журнала, хотя и все время критикуемого в ЦК. Но остался членом редколлегии. Его стали загружать журнальными заботами. От некоторых — пусть и суетно-неблагодарных — не отказывался.

Месяц минул — маятник отношения к Шолохову качнулся в противоположном направлении. ЦК проводит встречу с небольшой — десять человек — группой влиятельных писателей: Всеволод Вишневский, Александр Твардовский, Илья Эренбург… Шолохов в списках не значится.

О нем и в печати в тот год было мало упоминаний. Потому подписчикам бросилось в глаза, что опальный «Новый мир» вдруг рассказал о своем несостоявшемся редакторе — в форме статьи напечатал доклад на пленуме, и посему сюда перекочевали строки о романе «Они сражались за родину» и о военном рассказе.

Если этот журнал попал в руки Шолохова, он мог бы заприметить статью «Слово — оружие» очень известного прозаика и публициста, того самого, ссора с которым в осадной Москве привела к допросу у Сталина в 1941-м. Сталин об этом писателе еще до войны отзывался с превеликой похвалой. Автор статьи не удержался и к нормативному упоминанию «гениального полководца» подбавил «душевности»: «Какое счастье, что на командном пункте державы стоит Сталин! Его зоркость помогает и нам, писателям…»

Шолохов этого писателя очень невзлюбил. Ему от вёшенца и после войны не раз доставалось в речах. Речь об И. Г. Эренбурге. Но отдаю ему должное: благородно поднялся выше личных обид. В своих воспоминаниях нашел место Шолохову: «Очень честный человек, не умевший лгать и не выносивший двойного счета…»

…Доброе событие. Генерал Ортенберг пригласил полковника Шолохова в редакционный конференц-зал, чтобы прилюдно вручить медаль «За оборону Москвы». Ее учредили только в мае 1944 года.

Как раз в это время Гитлер отдал приказ о создании фольксштурма (поголовная мобилизация). Призвал панически к оружию и старых, и младых — от 16 до 60 лет: «Известному стремлению наших еврейско-интернациональных врагов к нашему тотальному уничтожению мы противопоставим тотальное использование всех германцев».

Декабрь. В Москву с первым визитом прибыл глава движения «Сражающаяся Франция» и Временного правительства генерал Шарль де Голль. Он вызывает искренние симпатии у всех антифашистов тем, что поднял страну против оккупации и не особенно рассчитывал на западных союзников. Они ему тоже мало доверяли.

В Москве иное: заинтересованные переговоры и доверительные беседы. Сталин устроил будущему президенту Франции даже представительный прием. И Шолохов был приглашен. Здесь он, кстати, познакомился с несколькими храбрыми летчиками-асами из авиаполка «Нормандия — Неман».

…Наши войска в наступлении. В июне освобождены Петрозаводск и Выборг, в июле — Минск, Вильнюс и Львов, вступили в Польшу, в августе освобожден Каунас и пересечена граница Восточной Пруссии. В сентябре советский солдат был у стен Варшавы и перешел границы Болгарии и Югославии. В октябре проведены успешные операции в Риге, Белграде и Закарпатской Украине…

Шолохов просится в те войска, путь которых лежит в Пруссию.

Дополнение. Как немцы оценивали роман «Они сражались за родину»? В ФРГ почти 15 лет роман замалчивали. В 1959-м в одном солидном журнале вдруг печатается статья одной эмигрантки с немецким псевдонимом. Увы, не погнушалась клеветать. «Наполнен животной ненавистью не только к врагам, но и к советским солдатам…» — писала она об авторе. Будто в ответ в столице ГДР появится статья с выразительным заголовком: «Они сражались и за нас»: «Советские люди жертвовали в те годы кровью и жизнью за свою Родину и за нас».

Долгие десятилетия в ФРГ не издавался и рассказ «Наука ненависти».

Казалось бы, конец войны совсем рядом, но победа не приходит без все новых жертв.