Голова перебросил ее через седло, связал ей руки и ноги под животом лошади; потом вскочил на своего коня и повел его прочь от деревни. Кармен боролась, пытаясь кричать, чтобы разбудить жителей, но только беспомощные хрипы вырывались из-под повязки.

Только не это! Донья Кармен Иоланда Диас и Сильвера — ты и так уже достаточно настрадалась: за что столько мук! Но запах лошади, вгрызающиеся в ее тело веревки и острые кости лошадиной спины — все это было слишком реально. Когда Голова пустил лошадь галопом, Кармен думала, что умрет. К счастью, ехали они недолго. Когда небо стало светлеть и окрашиваться лучами восходящего солнца, они остановились возле груды камней, и к ним присоединились еще несколько апачей.

Один из них, не говоря ни слова, развязал Кармен ноги и помог ей сесть на лошади. Хотя он не развязал ей рук, но вытянул изо рта кляп, и она была благодарна ему и удивлена его молчаливым благородством. Ей даже показалось, что в глубине его черных глаз она видит сочувствие. Затем, не взглянув на нее больше, он вскочил на свою лошадь. Кармен подумала о Пуме: может быть, этот человек знает Пуму, поэтому старается облегчить ее участь.

Голова подошел к ней, держа в руке ее приданое. На его широком лице была улыбка, которая совершенно не соответствовала моменту.

Не дав ему сказать ни слова, она выпалила:

— Зачем вы похитили меня? Отпустите меня сейчас же!

Отступник посмотрел на нее с удивлением. Его улыбка казалась еще более глупой в сочетании с черной раскраской лица.

— Пума все равно разыщет меня, — уверенно сказала Кармен. — Он выследит вас и спасет меня!

Сейчас они струсят, подумала Кармен.

Улыбка исчезла с его лица.

— Пума сам велел нам выкрасть тебя.

С минуту Кармен раздумывала над смыслом сказанного, тем более что испанский индейца был очень коряв. Когда до нее дошел смысл сказанного, кровь отлила от ее лица.

— Что?..

— Да, Пума продал тебя нам.

— Нет! Нет… он не мог… — не веря, сбивчиво говорила Кармен. — Пума любит меня… — Она замолчала, не желая более посвящать этих негодяев в их с Пумой отношения. Да, он оскорбил ее, да, он выбежал из вигвама, но он не мог продать ее — не мог!

— Вот почему никто не остановил меня, — весьма резонно заметил Голова. — Выкрасть тебя оказалось очень легко.

У Кармен упало сердце. Она и сама недоумевала, отчего никто во всей деревне не стоял на страже — и никто не заметил набега. Нет, не может быть, Голова лжет!

— Пума, — продолжал Голова, — ненавидит испанцев.

Кармен горделиво подняла подбородок. Да, она знала: это — правда. Но он любит меня, хотелось сказать ей.

Голова, видимо, заметил ее жест. Он презрительно сморщился:

— Он сказал, чтобы я увез тебя. Он не хочет больше видеть ненавистное испанское лицо.

Кармен стояла, подавленная, опустошенная. Мог ли Пума сказать такое? Нет, конечно, нет! Но тут к ней вернулась сообразительность и она спросила:

— А этот мешочек он тоже велел вам взять?

— Нет, этого он не велел.

Кармен неохотно призналась самой себе, что это вполне может быть: если Пума в самом деле продал ее — значит, он не желал потерять ее приданое.

Пума знал ему цену.

Этот человек лжет! — сама себе сказала она. Он не мог продать ее. Однако… если он сказал правду о том, что Пума не отдал им приданого — значит, он мог сказать правду и о Пуме.

Нет, нет, нет! — твердила себе Кармен. Она не поверит этому. Пума не мог. Ведь он когда-то предлагал ей жениться на ней.

Это было давно, и один только раз, проговорил маленький ехидный голосок внутри нее. А может быть, он устал от тебя. Ты ему надоела. Может быть, случилось именно то, о чем говорила Птичка. И апачи именно так поступают с постылыми женщинами…

Вдруг кто-то грубо дернул узду ее лошади, и ее грустные размышления были прерваны. Отряд индейцев-отступников поскакал на юго-запад.

Пока они скакали, у Кармен было много времени, чтобы пожалеть о своей несчастной судьбе. И подумать о коварстве человека, которого она полюбила…

Кармен, видя, что они скачут к реке, воспрянула духом. Хорошо бы, чтобы эта река оказалась Великой. Возле воды росла купа деревьев с поникшими ветвями.

Она приникла к крупу лошади, чтобы вглядеться: впереди был виден силуэт человека. Нет, там было четыре силуэта: двое женщин и двое мужчин. Как странно.

Ее сердце неровно забилось. Один из мужчин выглядел испанцем, другой — очень темнокожим апачем, хотя на большом расстоянии точно определить было трудно. Она выпрямилась и вгляделась пристальнее.

Подъехав ближе, Кармен застыла в изумлении: одна из женщин была — нет, не может быть! — но это была ее дуэнья, донья Матильда! Не раздумывая больше, Кармен подтолкнула лошадь, понуждая ее скакать быстрее. Она вышла вперед индейца, который держал повод. Тот не предпринял ничего, чтобы остановить ее. Он тоже поскакал быстрее.

— Дуэнья! — закричала издалека Кармен. Если бы не связанные руки, она соскочила бы с седла. Она нетерпеливо оглянулась на Голову: неужели он освободит ее?

Голова соскочил с лошади и пошел к мужчине-испанцу, которого Кармен даже не стала рассматривать. Она смотрела на индейцев: кто же развяжет ей руки? Кто освободит ее, чтобы она могла спешиться? К ней подошел тот самый индеец, который вытащил кляп из ее рта ранее. Он ножом разрезал лассо, связывавшее ей руки. Как только кровь побежала по ее пережатым артериям, Кармен пронзила боль, но она превозмогла ее и побежала к донье Матильде.

Но какая она странная на вид, думала Кармен, подбегая. Ее седые волосы висели прядями по бокам, и она их не поправляла. Ко всему прочему, на ней были огромные очки, которых Кармен никогда не видела. Если бы Кармен не провела со своей дуэньей столько дней и не изучила ее наизусть, она бы ни за что не узнала ее.

Она обняла донью Матильду, которая протягивала ей руки.

— Эти люди опасны, — прошептала донья Матильда. — Будь осторожна и не говори ничего при них. Мы попытаемся освободить тебя.

Кармен увидела грусть и беспокойство в глубоких карих глазах дуэньи. Та вновь обняла ее, шепнув ей на ухо:

— Это и есть твой жених, — и донья Матильда указала на человека, ведшего громкие переговоры с Головой.

Кармен с изумлением уставилась на мужчину.

Это — ее жених? Этот толстый человечек с белой тряпицей, обвязанной вокруг головы?

— Наверное, это какая-то ошибка, — прошептала она. — Хуан Энрике Дельгадо не может быть таким…

Язвительный взгляд дуэньи заставил ее замолчать. Кармен подумала, что никогда не видела своего жениха; лишь только воображала его. А его действительный облик оказался настолько далек от воображаемого. Он был таким… таким незначительным.

— А это кто? — Кармен кивнула в сторону рыжеволосой женщины.

— А это, — вздохнула донья Матильда, — Мария Антония де Мендоса. Она невеста Хуана Энрике.

Женщина, чьи ярко-рыжие волосы золотило солнце, недоброжелательно и пристально смотрела на Кармен.

— Невеста Хуана Энрике? — не своим голосом проговорила Кармен. — Я… я не понимаю.

— Скоро поймешь, — мрачно ответила донья Матильда.

Между тем торг между мужчинами достиг высшей точки разногласий, и были слышны их раздраженные голоса.

Голова размахивал перед носом Дельгадо кожаным мешочком с приданым, а Дельгадо тыкал в землю стволом аркебузы. Чернокожий стоял, сложив на груди руки, вызывающе глядя на того и на другого. Индейцы стояли нахмурившись; дело принимало опасный оборот.

— В чем дело? — спросила Кармен.

— Хуан Энрике предложил за тебя выкуп оружием.

— В самом деле? — изумилась Кармен мнимому благородству Дельгадо. — Как это… как это великодушно с его стороны.

— Х-м-м, — неопределенно хмыкнула донья Матильда. — Ему нужны бриллианты, — без обиняков добавила она.

По ее тону Кармен поняла, что дуэнья имеет в виду что-то еще, но не стала переспрашивать и лишь пожала плечами.