Поняв, наконец, что никто не собирается подходить к ней и разговаривать, Кармен осторожно стала спускаться с лошади, ее окоченевшее тело скользнуло по лошадиному боку и опустилось на землю. Ноги не только не хотели держать ее, но еще и противно дрожали.

Немного погодя она уже смогла встать на ноги и оглядеться. Индейцы занимались лошадьми, скотом, разжигали костры возле своих хижин. На нее никто не обращал внимания.

Юноша-индеец подошел и дотронулся до нее поводком. Она с трудом нашла в себе силы, чтобы взглянуть на него. Он ухмыльнулся и подмигнул ей. Потом он увел кобылу, а Кармен осталась стоять. Что теперь? — подумала она и опустилась на песок, прислонившись спиной к камню. За этим камнем индейцы смеялись, болтали и занимались своими делами.

Кармен выглянула из-за валуна. Она увидела, как два индейца выбрали одну из коров и ловко прикончили животное. Она отвернулась, когда они начали разделывать тушу, так как при виде окровавленных внутренностей все то, что еще оставалось в пустом желудке Кармен, подступало к ее горлу.

После этого в лагере наступило заметное оживление: мужчины и женщины жарили большие куски мяса, ходили от костра к костру, мужчины затевали борьбу. Дух веселья и праздника царил в деревушке, но Кармен не участвовала в этом. Она легла на песок.

Тьма опустилась на землю. Безразлично, больше для того, чтобы расправить свое усталое тело, а не из любопытства, Кармен приподнялась и еще раз взглянула поверх валуна. Два индейца примеряли ее любимые платья. Она снова опустилась на песок. Это ее больше не волнует. Пусть берут себе ее платья. Ведь они уже взяли ее драгоценности.

Больше всего она хотела бы уйти отсюда и вновь оказаться в караване. Мысль о разведчике-апаче мелькнула в ее сознании. Где он? Знает ли, что она захвачена индейцами? Беспокоится ли о ней? Какой смысл о нем думать! Она должна была добраться до Санта Фе, до Хуана Энрике Дельгадо. Хуан Энрике Дельгадо… Мысли о женихе тоже больше не волновали ее. У нее не осталось никаких чувств. Но она должна быть тверда. Замужество с ним сулило ей цивилизованную жизнь. Это замужество планировал для нее дядюшка. Именно из-за него Кармен отправилась так далеко. Неужели теперь то, что было ее целью, навсегда потеряно для нее? Чувство невосполнимой утраты и безнадежности нахлынуло на нее. Сморщившись, как от боли, она опустила голову на колени и зарыдала, не думая об индейцах, которые находились сзади нее, за валуном. Горячие слезы, капая на колени, обжигали ей кожу.

Наплакавшись, она вдруг затряслась, как лист на ветру. Пока ей повезло, и она жива, но ее страшило будущее. Не станут ли индейцы мучить ее? Убьют? Чего они ждут?

Кармен в отчаянии ломала руки, рыдая в темноте. Она так одинока! Потерять одновременно Хуана Энрике Дельгадо и донью Матильду! Ее дорогую дуэнью, которая была ей верной подругой во время их долгого путешествия. Волна печали захлестнула сердце Кармен. Ее дуэнья всегда была с ней, она ей читала, давала советы, нужные и ненужные, — и вот ее нет. У Кармен никогда не было матери. Тетушка Эдельмира, ее ближайшая родственница, всегда была добра с ней, так же как и сестра Франсиска в обители. Однако, подумала Кармен, донья Матильда относилась к ней более по-матерински, чем другие старшие женщины. И вот ее нет. Слезы вновь покатились по щекам Кармен.

Ее тело содрогалось от рыданий, и она не могла унять их. Новая волна рыданий вырвалась из ее груди, когда она осознала, как одинока она сейчас, что надеяться не на кого, кроме как на себя. Все, что было привычным для нее, теперь утрачено. Нет больше Хуана Энрике Дельгадо. Нет больше доньи Матильды. Нет никакой надежды. Еще больнее было от собственной беспомощности.

Вскоре она почувствовала, что от пролитых слез стало легче. Кармен перевела дыхание и вытерла глаза. Она чувствовала, что ее лицо распухло от слез. Но уже не было того подавляющего отчаяния и оцепенения, которые владели ею до того, как полились слезы.

Немного удивившись тому миру, который наступил в ее душе, она выпрямилась. И в этот момент где-то сзади забил барабан. Она оглянулась, потом стала вглядываться в темноту, окружающую лагерь и никого не увидела. Тогда она опять поглядела за валун. Индейцы смеялись и пели под барабанный грохот.

Поскольку индейцы просто веселились и пели под барабанный бой, она снова успокоилась. Камень, к которому она прижалась спиной, еще не остыл, и исходящее от него приятное тепло убаюкивало Кармен. Ее веки, опухшие от недавних слез, тяжело слились. Она откинулась и закрыла глаза — она устала, как она устала. Мягко-мягко ее охватил сон.

Проснувшись утром, она открыла мигающие спросонок глаза и встретила жесткий взгляд устремленных на нее темно-карих глаз.

— Вставай, — сказал вождь похитителей — это был он. Кармен удивленно смотрела на него, еще не придя в себя ото сна. Она снова закрыла глаза, изо всех сил желая, чтобы холодное, неприятное лицо, которое она увидела перед собой, оказалось только дурным сном.

Он крепко ухватил ее за запястье и рывком поднял на ноги. Это был не сон. Кармен стояла, покачиваясь, ее бирюзовые глаза были широко распахнуты. Она настороженно смотрела на низкорослого мужчину, стоявшего перед ней. Его взгляд был так же неприятен, как и лицо. Ей хотелось убежать, но какой-то голос подсказал ей, что он набросится на нее, как койот на кролика, если почувствует в ней страх или слабость. Она сглотнула комок в горле, выпрямилась и выдернула свою руку:

— Убери руки!

Испанские слова ничего не означали для него, или он сделал вид, что не понял их. Он усмехнулся и что-то сказал на своем языке. Они некоторое время смотрели друг на друга, потом он схватил ее за плечи и развернул к потухшим углям ночного костра. Он сильно толкнул ее в спину между лопаток.

Она, качнувшись, сделала несколько шагов, и он снова сказал что-то низким гортанным голосом. Она резко обернулась, ее грудь тяжело вздымалась, дыханье сделалось прерывистым:

— Отстань от меня! — прохрипела она свирепо.

Он подошел и снова толкнул ее к погасшему костру. Он почему-то хотел, чтобы Кармен подошла туда, но она не понимала зачем. Она повернулась, крепко сжала губы, чтобы унять их дрожь, выпрямила спину и не спеша направилась к костру, ожидая в любой момент нового удара промеж лопаток.

Они подошли к костру, и он показал ей на несколько еще тлеющих головней. Он ухмыльнулся и опять что-то гортанно проговорил, затем показал на остатки коровьей туши, лежащие неподалеку темной глыбой. Кармен, наконец, стала понимать, что ему нужно. Он хотел, чтобы она приготовила ему завтрак. Она скрестила руки на груди и, стиснув зубы, уставилась на него непримиримым взглядом. Он так же непримиримо стиснул зубы и в упор посмотрел на нее. Эта борьба двух непримиримостей могла бы неизвестно чем кончиться, но Кармен вдруг решила уступить и сделать то, что он требовал. Она вспомнила, как безжалостно молодой индеец ударил донью Матильду. Она не будет противостоять этому мужчине, пока какие-нибудь особые обстоятельства не вынудят ее к сопротивлению. Он был опасен, и по выражению его лица она почувствовала, что он очень жесток. Она должна выжить и поэтому будет делать то, что он хочет — до поры до времени.

Он снова ухмыльнулся, когда увидел, что она направилась к туше, и пошел следом. Когда они подошли, облако мух поднялось над тушей, и она из черной превратилась в красно-белую. Кармен зажала рукой рот, чтобы ее не стошнило. Индеец нагнулся и выхватил из-за пояса нож. Кармен в ужасе отпрыгнула, а он злобно засмеялся. Он стал отрезать от туши куски мяса. Отрезанные куски он швырял Кармен. Она догадалась подставить подол, и куски мяса и сала летели туда, оставляя на платье огромные пятна крови и жира. Однако Кармен даже не разжала губ. Борьбу надо вести осторожно — и испачканное платье не надо принимать в расчет.

Кармен начала собирать ветки и поленья для костра, и индеец ушел, предварительно убедившись, что она делает то, что он приказал.