Парящая В Небе поняла ее без перевода. Она усмехнулась и в полуулыбке обратила свое лицо к Пуме. Такую же улыбку Кармен заметила и на лице Пумы. Парящая В Небе молча, с достоинством пошла вниз по склону горы. Кармен улыбнулась: какая милая женщина его мать.

Кармен обернулась и увидела, что Пума смотрит на нее. Пришло время все открыть пленнице, подумал Пума.

— Донья Кармен, — холодно проговорил Пума. — Я не повезу вас в Санта Фе. — Он молча, скрестив руки на груди, ждал ее ответа.

Нахмурясь, неприятно удивленная, Кармен проговорила:

— Но вы знаете, что я должна быть в Санта Фе… мой жених…

Но как она доберется туда без помощи Пумы? Чего он хочет от нее? В ее душе нарастала ненависть к упрямому индейцу:

— Вы знаете, что я должна ехать туда. Я уже проехала полмира для того, чтобы попасть в Санта Фе. Хуан Энрике Дельгадо ждет меня.

Пума стоял с бесстрастным лицом. Потом пожал плечами, показывая, что ему нет дела до заждавшегося жениха.

Кармен начинала всерьез злиться:

— Что вы задумали?

Он все продолжал глядеть на нее с каменным лицом.

Тогда Кармен уперла руки в боки и решительно подошла к нему.

Ее голова пришлась вровень с его грудью.

— Я требую, — раздельно и медленно произнесла она, стараясь четко выговаривать испанские слова, чтобы он понял все до единого, — я требую, чтобы меня доставили в Санта Фе.

Ее бирюзовые глаза встретились с его ледяным голубым взглядом.

— Нет.

Ей захотелось ударить его.

— Именно туда, — проговорила она раздельно, с трудом сдерживаясь, — я еду. У меня есть жених… — Пума казался ничуть не более впечатленным. — …который ждет меня. Он женится на мне. — Она подошла вплотную к индейцу, не страшась риска для правого дела. — И, если меня туда не доставят, я пойду пешком! — гордо закончила она.

— Нет.

— Нет?! Тогда что вы намерены делать со мной?! — Холодок прошелся по ее спине, когда первое подозрение о том, что этот красивый, суровый человек вовсе не добр, закралось в ее сознание. — По-вашему, я должна оставаться здесь и учиться премудростям апачских женщин?

Должен же он понимать абсурдность этого, думалось ей.

— Да, — последовал ответ.

Она пристально посмотрела на него, потом гордо вскинула брови:

— И не подумаю!

Впервые за все время Пума улыбнулся. Он победил. Хотя — для него никогда не было сомнения в том, что он выиграет. Теперь она была в его власти; она была его. Победа сделала его великодушным.

— Можешь жить здесь, — он указал ей на вигвам движением подбородка. — Будешь собирать для меня съедобную траву. Я буду для тебя охотиться и защищать тебя. Ты родишь мне детей.

Она застыла на месте, обновив в памяти сведения о том, как получаются дети. С широко раскрытыми бирюзовыми глазами, растерянная, Кармен, запинаясь, проговорила:

— Но вы… вы не можете заставить меня… — Она с трудом перевела дыхание. — Я — испанка. Мои люди станут преследовать вас… Они не позволят вам…

Кармен боролась сама с собой, чтобы не впасть в отчаяние. Нет! Это не должно снова случиться с ней.

Пума посмотрел ей в глаза:

— Твои люди не найдут тебя. Они не знают, где искать.

Он смотрел на нее и где-то в глубине души недоумевал, отчего он так стремится быть с нею вместе. Она испанка, и ему становилось больно от одних воспоминаний об испанцах. Он ненавидел испанцев. Его лицо снова стало бесстрастным. Он решил оставить ее, и он ее себе оставит. Она научится у апачей их жизни. Он достаточно много знал про испанцев, чтобы не желать жить с ними.

— Разве я не имею права голоса? — возмущалась Кармен, все еще сопротивляясь одной мысли о том, что он сказал. Она, она станет собирать для него пищу! Жить с индейцами! Станет вынашивать его детей! — Она закрыла глаза. Нет, ни за что! Когда она решилась начать свое путешествие, она понимала, что ее ждут опасности; но никогда, даже в самых мрачных подозрениях, она не представляла, что с ней случится такое.

— Нет. — Это слишком, подумала Кармен. Она внезапно вскочила и побежала, сама не зная куда, желая скрыться от него и его слов.

Камни под ногами и громоздящиеся валуны в иное время бы остановили ее, но теперь она их не замечала. Ей надо было убежать.

Пума с колотящимся сердцем догнал ее: хотя она и была легка, как антилопа, но бегала не лучше него. Он поймал ее и повалил наземь. Они покатились по склону, пока он не поймал ее кисти и не прижал их к земле. Оба тяжело дышали: она — от страха, он — от веселого восхищения ею.

— Ты останешься со мной, — прорычал он. — Тебе не убежать.

Она гневно полыхнула взглядом:

— Убегу! Вы не смеете держать меня здесь!

— Смею. — Он отпустил ее руки, и она попыталась оттолкнуть его. — Тебе некуда бежать. Если ты убежишь в горы, или в пустыню, ты погибнешь. Здесь везде дикие звери. И встречаются дурные люди.

Она ярко вспомнила кугуара и Голову. И умолкла.

— Ты не знаешь, как добывать пищу, где достать воду, — продолжал он. — Ты умрешь.

Она посмотрела на него невидящим взглядом. Вид ее самой, лежащей беспомощно в агонии посреди пустыни, с потрескавшимися сухими губами — как донья Матильда — ужаснул ее мысленный взор.

Пума понял, что она начинает прислушиваться к нему со вниманием. Теперь настал его час.

— Я стану заботиться о тебе, — проговорил он, — буду добывать пищу и одежду для тебя; дам тебе жилище. Не допущу, чтобы кто-то напал на тебя и обидел. Ты понимаешь?

Она кивнула.

— Тебе со мной будет безопасно. И я не сделаю тебе ничего плохого, — подчеркнул он.

Она снова кивнула и вздрогнула от пронзившей мозг мысли: он прав, ей нечего возразить. Ей некуда бежать. Она полностью зависит от его воли. Она взглянула в его суровое лицо и поежилась.

— Мой народ поможет тебе. Ты будешь жить с нами. И когда-нибудь ты поймешь и полюбишь жизнь с нами. Со мной.

Он верил, что так и будет: он и раньше знал и видел такие случаи. Все дети смешанных кровей были с готовностью принимаемы в племя. А женщины, которых приняло племя хикарилья, после рождения первого ребенка уже считали народ апачей своим.

Кармен замолчала надолго, обдумывая его слова. Казалось, ее душа сейчас далеко-далеко. Матерь Божья, может быть, она вообще уже отлетела?

Она сделала попытку освободиться, и он отпустил ее. Кармен села и огляделась. Горы были все те же: немые конические вершины уходили ввысь. Изменилась только она. Теперь ее жизнь здесь, с индейцами. Он так сказал. Она недоуменно посмотрела на Пуму: отчего она с готовностью подчинилась его словам? Затем она поняла: она чувствовала себя в чужой воле; у нее не было больше своей… и мертвящее чувство безнадежности осталось в ней.

— Нет! — внезапно вскричала она и поднялась на ноги. Он, не веря, смотрел на нее своим ледяным голубым взглядом. — Ты не можешь украсть меня и держать здесь как… как какую-нибудь дикую кобылу! Я — человек, как и ты! У меня есть душа! Я не совершила никакого греха, чтобы Бог допустил это! Нет!!!

Все в ней кричало и плакало. Она побежала обратно в вигвам, бросилась на шкуры — и плакала, плакала и рыдала, пока слезы не опустошили ее. Да, она его пленница, но она — не вещь. И она будет бороться, чтобы выжить здесь.

Пума стоял в дверях в глубокой задумчивости. Хорошо, подумал он, что эта женщина не сдается сразу: она станет хорошей матерью и вырастит сильных, волевых сыновей. И дочерей.

Он, именно он, хорошо знал, что принять плен сразу, без борьбы — значит умереть. Он сам так и не смирился со своей судьбой в мексиканской тюрьме. Он боролся и восставал, надеялся и сражался. И он выжил и победил.

А теперь его маленькая испанская пленница тоже боролась за свою свободу. Он улыбнулся: это хорошо. Значит, он был прав, когда выбрал ее в жены. Даже несмотря на то, что она — испанка.

Постепенно, хотя и неохотно, Кармен вынуждена была признать, что приняла эту новую жизнь с индейцами. Она всюду следовала за Парящей В Небе — вот и теперь, они шли по краю обрыва к источнику. Там они напьются освежающей, холодной воды — и, возможно, даже вымоются. Теперь она находила удовольствие в совсем простых вещах.