Праздничная атмосфера нарастала. Вновь прибывшие развлекались, играя с вещами Кармен, когда-то представлявшими такую ценность для нее. Бережно хранимый ею том «Как быть настоящей женою» был безжалостно захватан грязными руками, так как индейцы пустили его по кругу. Вдруг двое индейцев затеяли шутливую борьбу из-за него, и драгоценная книга оказалась разорванной пополам. Выпавшие страницы унесло ветром.

Кармен вскрикнула и отвернулась, вдруг ослабев от отчаяния. Нет, солдаты не приедут. Она уже поняла это. Она и донья Матильда остались одни. Одни с этими ужасными индейцами.

Пума изо всех сил гнал своего гнедого. Бока жеребца покрылись пеной и тяжело вздымались, когда он вынес всадника на холм, с которого хорошо просматривался Королевский тракт.

Пума опоздал.

Испанские солдаты беспорядочной гурьбой скакали по равнине, направляясь к каравану. Наметанный глаз Пумы определил, что табун лошадей в караване заметно уменьшился. Вездесущая пыль не позволяла разглядеть, что еще изменилось в караване.

Пума стал съезжать к подножию холма, слегка откинувшись в седле, так как конь на склоне скользил и вспахивал копытами землю. Затем снова пришпорил его. Гнедой сначала вскинул голову, как бы протестуя против новой гонки, потом понесся вперед. На бешеной скорости они подлетели к каравану.

Увидев подъезжающего Пуму, майор Диего подскочил к нему:

— Где ты был? — злобно прорычал он.

Разведчик-команч довольно улыбнулся, Увидев Пуму. Пуме же показалось унизительным, что команч так приветствует его — апача — своего традиционного врага.

— Педро здесь, — указал Диего на команча, — вернулся час тому назад. — Тот снова довольно улыбнулся. Пума не удостоил его взглядом и ничего не ответил. Он смотрел поверх головы Диего, стараясь разглядеть повозки. Не произошло ли чего с Кармен?

— Хотел бы я знать, — с издевкой произнес Диего, — куда тебя черти носили?

Пума наконец повернулся к нему:

— В разведку.

— Разумеется, — ухмыльнулся майор. — Ну и здорово же ты выполнил свою задачу! — Он небрежно махнул рукой в сторону каравана: — Индейцы угнали лошадей, угнали скот… — гнев в глазах майора сменился тревогой. — Похитили двух женщин.

Сердце Пумы громко забилось, пересохло во рту:

— Донью Кармен?

— Какое право ты имеешь называть ее по имени?! — заорал Диего, как будто правила приличия имели в этот момент какой-то смысл. Потом произнес более спокойно: — Похищены донья Кармен Диас и Сильвера и ее дуэнья, да! — И вновь обратившись к Пуме, загрохотал: — Ты во всем виноват! Почему ты нас не предупредил о нападении?!

Команч-разведчик ухмыльнулся.

Пума изучающе глядел на бушующего Диего. Что-то в его тоне показалось Пуме неестественным.

— Я же доложил вам, что прошлой ночью видел апачей, — сказал он.

— Вот ты и был обязан наблюдать за ними, — орал Диего. — Я отвечаю за целый караван!

— А что же все-таки произошло?

Диего явно чувствовал себя неловко.

— Ты освобожден от обязанностей разведчика, — сказал он. — Дойдешь с караваном до Санта Фе, но разведчиком уже не будешь. От тебя никакой пользы!

Пума почувствовал, что кровь приливает к лицу от этого унижения, но постарался сохранить спокойствие. Он понял, что если он даст волю своим чувствам, этот человек будет и дальше унижать его.

Команч довольно ухмыльнулся.

Пума сдержанно кивнул, выслушав распоряжение майора, и даже не взглянул на команча. Команчи ведут борьбу с противником, как женщины, это уж точно.

Прежде, чем уйти, Пума решил задать еще один вопрос:

— А вы посылали за ними солдат? Пытались найти женщин?

Диего фыркнул:

— Солдат посылали, конечно. За кого ты меня принимаешь? Я свои обязанности знаю!

— И?

— И не нашли их.

Майор Диего явно чувствовал себя неловко. Он откинулся в седле. Белый жеребец беспокойно переступал ногами. Бока коня отливали желтым цветом. Да, они вели погоню, понял Пума. Он коротко попрощался с Диего и повернул своего гнедого, намереваясь найти Мигеля Баку. Маленький вор, возможно, более честно ответит на его вопросы.

Мигель Бака довольно мрачно отвечал на его расспросы:

— Мы погнались за индейцами, да, — признался он. — Разве старина Сила и Гром не рассказал тебе, что была большая погоня? Мы все в ней участвовали — все сорок восемь солдат.

Пума покачал головой.

— Да, так и было. Сила и Гром повел нас в погоню, а в результате мы поймали… — он показал пустые ладони, — воздух.

И думая, что Пума его не понимает, пояснил:

— Ничего. Никого.

Пума нахмурился.

Бака улыбнулся:

— Вот как все произошло, дружище. Я ехал себе да ехал, пока не остановился отлить. Внезапно около десятка индейцев появились откуда-то и направились к Диего. Они остановились, завизжали и кинулись обратно, туда, откуда явились. Старина Сила и Гром ничего не мог с собой поделать — уж очень ему захотелось догнать их. Я снова вскочил на лошадь — ни разу в жизни я так быстро не писал — и мы понеслись за ними. Все понеслись, как один.

Он пожал плечами, когда заметил, что Пума еще больше нахмурился:

— Знаю, знаю, что ты хочешь сказать. Да, мы оставили караван без охраны.

— И когда вернулись, не было уже ни лошадей, ни женщин, — с нескрываемым негодованием произнес Пума, сердито сплюнув. — Майор Диего ничего не понимает. Ничего!

— Да, — добродушно согласился Бака. И уже сокрушенно добавил: — Особенно жаль женщин. Та, молоденькая…

— Да, — согласился Пума и, как бы между прочим, спросил: — А кого Диего посылал за ними, по их следам?

— Двух солдат и, конечно, команча.

— Никто из них не знает, что надо делать, — снова в негодовании сплюнул Пума. — А команч никогда не сможет выследить апачей.

Бака пожал плечами. Послышался ослиный крик, и Пума, обернувшись, увидел отца Кристобаля.

— Сын мой, — нараспев произнес добрый священник, — слышал ли ты печальные новости?

Пума кивнул. Отец Кристобаль грустно покачал головой:

— Погибли, они погибли. Их забрали в плен индейцы. А это означает верную гибель. — Он перекрестился. — Мы должны молиться за них.

Пума отвернулся. Хоть ему и нравился отец Кристобаль, обращаться с молитвой к испанскому богу он не хотел. Вот Ши Цойи — другое дело. Изо всех апачских богов больше всего Пума почитал Ши Цойи — он был убежден, что именно Ши Цойи всегда помогает ему на жизненном пути. Испанский бог был слишком неистов, слишком разрушителен — или, по крайней мере, такими были его приверженцы.

С угрюмым лицом Пума начал собираться в дорогу. Он взял небольшой запас мяса и другой еды. Завернул свои пожитки в одеяло и туго стянул сверток. Затем взял под уздцы гнедого и направился туда, где все еще беседовали Бака и отец Кристобаль.

— Прощай, Мигель Бака, дружище.

Бака с удивлением посмотрел на него:

— Ты уезжаешь? — Он оглянулся. — А старина Сила и Гром знает об этом?

Пума покачал головой:

— И ты не скажешь ему об этом, по крайней мере, до тех пор, пока я не уеду. — Пуме нужна была лошадь, но он знал, что Диего ни за что не позволит ему взять гнедого. Что поделать, ему нужна лошадь, и он взял ее.

Отец Кристобаль перекрестил Пуму, хотя Пума вовсе не хотел этого. Знак креста не сулил ему удачи, по его мнению, и это благословление могло и помешать в его замысле. Он мельком подумал, не колдун ли этот испанский священник. Апачи считали колдунов очень опасными.

— С Богом, сын мой.

Пума кивнул, решив про себя, что он тотчас же попросит своего бога уберечь его от колдовства священника и снять наговор.

Пума вскочил на гнедого. Жеребец не попытался укусить его, и Пума, наклонившись к его уху, прошептал слова благодарности.

Мигель Бака грустно махнул рукой:

— Прощай, дружище! — глаза тщедушного солдатика глядели задумчиво и печально.

Пуме тоже стало грустно. Мигель Бака относился к нему добрее, чем другие испанцы, которых он встречал за время своего долгого пути в Мехико и обратно. И вот Пума оставляет его. Вероятно, так уж суждено.