— Милая, ты меня не слушаешь, — говорит тот, все еще сжимая в руке кружку, глядя прямо на нее. — Ты думаешь о каком-нибудь чертовом саде. А я хочу, чтобы ты думала о дорогах.

Она проехала паб, и тогдашний Ник сменился сегодняшним — может, он дома, а может, и нет; в любом случае, с раздражением думает она, ему вряд ли пришло в голову проверить содержимое холодильника и съездить в супермаркет. Ничего подобного. Он провел день, болтаясь туда-сюда: читал газеты, ковырялся в Сети, может, черкнул пару строчек какой-нибудь рецензии или статейки в журнал о путешествиях, которыми он подрабатывает, если у него есть заказ, но, вероятнее всего, это не так. В то время как Элейн только что проехала двести километров и провела четыре часа, разводя политес перед парочкой идиотов.

Она въезжает в деревню. Сворачивает на боковую дорогу. В старом доме были соседи. Новый же — точнее, тот, где они живут последние десять лет, — важно стоит в стороне, в низине с ручьем и леском. Они с Ником облизывались, глядя на этот дом, много лет — небольшой коттедж эпохи короля Георга. Элейн страшно хотела заполучить именно этот дом. Пока наконец его не выставили на продажу. Ей продолжали поступать заказы, в голове роились планы, так что она созрела для того, чтобы рискнуть.

Сейчас, десять лет спустя, сад очень вырос. Вожделенные земли стали излюбленным творением Элейн. Он все еще молод, сад, — деревья гинкго должны подрасти, липы для задуманной ею аллеи с переплетенными ветвями еще совсем молодые деревца; надо будет заполнить пустоты и исправить ошибки. И она не притворяется, что ее сад нечто по-королевски роскошное вроде Аспена, Тинтингела или Бэрринггон-корта. Но он — порождение ее таланта, ее стиля, ее визитная карточка.

Уже шесть — она сворачивает на окружную дорогу, ведущую к дому, и видит, что все уже разошлись. Около дома припаркован лишь «гольф» Ника. Днем тут довольно много машин. Соня, ее помощница, ездит на работу из дома — она живет в двадцати километрах отсюда. Три дня в неделю приезжает Лиз и занимается бумажной работой, на которую не хватает времени у Сони. На красном пикапе ездит Джим — он выполняет всю тяжелую работу в саду. Сменяют один другого студенты-садоводы — приезжают поучиться под руководством признанного мастера, как делала в свое время сама Элейн. Вот и сейчас у нее работает Пэм, маленькая пампушка родом откуда-то из Северной Англии, выносливая, как вол, веселая и общительная, что весьма кстати приходится в субботу вечером, когда сад открыт для посетителей. Тогда приходится бросать все силы на то, чтобы следить за гостями, торговать в магазинчике, где продавались саженцы и сопутствующие товары: садовый инвентарь, семена, удобрения, сувениры и книги, в том числе, разумеется, и все сочинения Элейн. В такие дни небольшой участок земли перед подъездной дорожкой превращается в парковку. Иногда посетителей принимает сама Элейн, благосклонно принимая комплименты и отвечая на вопросы. Сначала она черпала в них вдохновение, они льстили ее самолюбию. Теперь же она стала уставать от бесчисленных расспросов: а это однолетник или нет, а как обрезать розовый куст? Она все чаще удаляется в дом, поручая посетителей своим ученикам, которые с удовольствием возятся с ними.

Когда три года назад она впервые открыла свой сад для публики, она предполагала, что Ник станет ей помогать. В конце концов, кто, как не Ник, общительный и восторженный. Разумеется, его энтузиазм можно направить на принятие гостей, на работу в магазинчике и, в самом крайнем случае, на помощь в парковке. И в самом деле, вначале Ник был сама покладистость. Болтался по террасам, обезоруживая мальчишеским шармом престарелых леди, водил экскурсии к цветнику у ручья показать примулы, сидел на кассе магазинчика, правда, неверно отсчитывал сдачу, но ему прощалось — было видно, что он всего лишь новичок и может ошибаться. Когда он отправил чей-то «БМВ» в заболоченную канаву, где автомобиль немедленно застрял, парковкой пришлось целиком и полностью заниматься Джиму. И спустя какое-то время Ник стал все меньше и меньше помогать по субботам, а вскоре и совсем перестал. Элейн заявила молчаливый протест: «Милая, меня постоянно спрашивают, как называется то, как называется это, а я ведь понятия не имею. Девочки справляются с этим куда лучше. В конце концов, мы же знаем — я не умею зарабатывать деньги».

О да, она это знала. Невозможно удержать даже маленькое издательство на плаву, не обладая деловой смекалкой. Нужно просчитать, что будет продаваться, а что — нет, уметь соразмерить риски и затраты с прибылью. Требуется ловко управляться с расчетами, а это всегда наводило на Ника тоску. Чаще всего он попросту закрывал на это глаза. Когда издательский дом «Хэммонд и Уотсон», несмотря на все усилия Оливера, наконец развалился, на складе остались залежи нераспроданных книг, они задолжали авторам и поставщикам, и то, что когда-то было небольшим издательством, славившимся книгами по топографии и путеводителями, превратилось в одно сплошное долговое обязательство.

На то, чтобы как-то прийти в себя, понадобился целый год. Ник был сдержан, но держался бодро. Что ж, бывали и хорошие времена. К тому же теперь у него масса полезных знакомств, и он много чего может сделать: писать для изданий о туризме, например о том, куда лучше поехать на выходные, путеводители, опять же, составлять… и тому подобное.

— Послушай, Оливер, а что, если мы…

— Нет, — ответил Оливер. — На сей раз без меня. Ничего личного. Просто рисковать деньгами, как в прошлый раз, я не хочу.

Элейн Оливер сказал:

— Мне очень жаль. Я должен был справиться. У меня такое чувство, будто я вас подвел.

С каких это пор, подумала она, кто-то мог справиться с Ником? Я сама должна была это пресечь. С этих пор все пойдет по-другому. Она почувствовала себя старше, жестче — и в то же самое время ощутила странный подъем

Она забирает с заднего сиденья свои бумаги и планшет-блокнот. И заходит в дом.

В открытые окна проникает летний вечер. Откуда-то сочится мелодия. Ник в оранжерее, с бокалом вина в руке, слушает легкую музыку. После трудного дня, значит.

Элейн входит в кабинет. Соня оставила на ее столе пачку писем — на подпись. На подносе еще письма и факсы — эти надо прочесть. Она собирает свои сегодняшние записки и сует в соответствующую папку.

На кухне она обнаруживает нацарапанные на доске записки от Пэм и Джима. Пэм закончила приводить в порядок бордюр, но ей требуются дополнительные указания по поводу живой изгороди и обрезки фуксий.

Джим сообщил, что газонокосилка опять засорилась, он вызвал механика и надеется, что успеет привести газон в порядок к субботе.

Элейн проходит в оранжерею — мозаичные окна притягивают взгляд. За окнами виден роскошный сад, освещенный лучами закатного солнца. Но Элейн лишь на секунду отвлекается на зрелище — голова ее гудит после сегодняшнего, и она может сосредоточиться только на Нике, который занимается ровно тем, чем она и предполагала. Он не услышал, как она приехала, но замечает ее, когда она входит:

— Привет! Ты вернулась? Я не заметил.

— Еще бы. Сделай-ка музыку потише. — И она принимается просматривать почту.

Ник повинуется. Встает, чтобы долить себе в бокал, и тут ему приходит в голову мысль:

— Налить?

Она кивает.

— У нас кончается белое австралийское, ну, вкусное, ты покупала. Надо бы еще взять.

— Спасибо, что напомнил, — говорит Элейн.

Ее ледяной тон не ускользает от Ника. Он осторожно смотрит на нее:

— Дочь звонила. Сказала, перезвонит.

— Угу.

Теперь Ник радостно хлопочет вокруг нее:

— Да не возись ты с этими несчастными бумажками. Расслабься. Такой чудный вечер. Вот что: давай я сделаю нам омлет и салатик, чтобы ты на готовку не отвлекалась.

— Да, почему нет, — говорит Элейн. И возвращается к письмам.

Ник тут же перестает хлопотать. Он украдкой смотрит на нее.

— Клиенты докучливые попались? — спрашивает он с профессиональным сочувствием.