Литмир - Электронная Библиотека

Элейн вдруг решает, что ей срочно нужно наведаться в один знаменитый парк в Глостершире — она давно там не была. С профессиональной точки зрения будет большим упущением не полюбопытствовать, как обустроили новый пруд, и не посмотреть, каковы в этом году шикарные древовидные пионы. К тому же парк расположен недалеко от Уинчкомба, где живет кое-кто, с кем ей хотелось бы потолковать. Она снимает трубку:

— Привет. Это голос из прошлого: Элейн, сестра Кэт. Не могли бы вы…

Оливер роется в старых записных книжках. Тайком, по вечерам, когда Сандра уходит в ванную или возится на кухне, пряча их обратно в ящик, стоит ей появиться в дверях. Этот аспект совместного проживания тоже немного раздражает его — то, что в самых безобидных вещах, о которых ты по каким-либо причинам не хочешь распространяться, нужно быть осторожным. Когда речь идет о самом главном, нельзя портить воздух или ковырять в носу. И потом, все, что может привести к расспросам, которых хотелось бы избежать, приходится делать украдкой. Хотя с какой стати он должен таиться, разыскивая телефон и адрес старой знакомой?

Наконец он его находит. Вот он. Правда, не в записной книжке, а нацарапан на последней странице блокнота, исписанного телефонами типографий и поставщиков, цифрами и расчетами. Блокнот остался еще со времен издательского дома Хэммонда и Уотсона. Рядом с адресом стояла приписка «фотографии», обведенная в кружок. Должно быть, он записал ее адрес, потому что обещал прислать фотографии. И наверное, так и сделал, хотя и не помнит. Тогда-то, распечатывая кадры с той пленки, он и наткнулся на злополучный снимок. И конечно же не стал отсылать его Мэри Паккард вместе с остальными.

Нику постоянно слышится голос Глина. Он звучит в его голове: голос, который он не слышал много лет, но сразу же узнал — хмурый, но не без мелодичности, — голос, который тут же воскресил в памяти облик того, кому он принадлежал. «Мы с Элейн…» Эти слова вернули Ника в прошлое, когда Глин частенько приходил к ним домой, с Кэт, и завладевал беседой, подавляя самого Ника, вокруг которого она обычно вращалась. Даже тогда, готов признать Ник, он чувствовал себя побежденным.

И голос Элейн он слышит отчетливо. Что она говорила. Как она это говорила — ледяным тоном, в котором, однако же, чувствовалось некое замешательство. Сам Ник никак не может привести в порядок свои мысли и чувства, но в этом беспорядке ему чудится облегчение — странным образом он чувствует себя лучше, хотя толком не понимает отчего, да это и неважно. Глин отказался стать посредником — Ник и сам недоумевает, с чего он вдруг решил, что тот согласится; вместо этого Глин и сбросил бомбу. А может, вовсе не бомбу — так, сигнальную ракету? Что он чувствует по этому поводу? Ну… удивление. Элейн и… Глин? Хотя, кажется, ничего особенного не случилось. Но даже так… Он сердится или ревнует? Ну, не совсем. Хотя чувствует, что его… обставили. К тому же это все усложняет, не так ли?

Но чаще всего Нику слышатся различные модуляции голоса Глина. Не только слова из последнего телефонного разговора, но сказанные давно. Тогда. В тот день. Когда Кэт… Он слышит голос Глина — такой же, как сегодня, но в то же время совсем другой. Снова звонит телефон. Это Глин.

— Мне нужно поговорить с Элейн.

Тот день

Четверг. Глин ушел из дома рано: ему надо было успеть в университет к девяти — проводить семинар. Он едва не проспал. Потянувшись за будильником, воскликнул: «Черт возьми, времени уже…» — и обнаружил, что лежащая рядом Кэт смотрит на него широко раскрытыми глазами.

«Почему ты меня не разбудила? Мне сегодня надо пораньше».

Все события того дня навсегда отпечатались в его памяти. Что было сказано, что увидено.

Он принял душ и побрился. Увидел в зеркале отражение собственного лица в пене и промелькнувшее отражение Кэт — голое плечо, ее профиль. Когда он вернулся в спальню, ее уже не было. Он оделся. Спустившись вниз, обнаружил ее на кухне; одетая в голубой махровый халат, жена поджаривала кусок хлеба; из-под пол халата торчат босые ноги, волосы убраны за уши. Кофе уже ждал его на столе. Она спросила: «Тебе сварить яйцо?»

«Не надо, времени нет».

Он прошел в свой кабинет, сгреб нужные бумаги, вернулся на кухню и налил себе кофе, глядя одним глазом в студенческий реферат.

«Яйцо варится четыре минуты».

«Нет, нет…»

Впоследствии он долго думал об этом, повторенном дважды, предложении. Обычно дважды ему ничего не предлагали, а то и вовсе приходилось готовить самому.

В саду заливалась осенняя малиновка. Он поднял глаза от реферата: усыпанная палой листвой трава, тонкие ветви деревьев.

Она сказала: «Давай сегодня поужинаем где-нибудь? Может, в итальянском ресторане?»

«Я приеду домой только после девяти — дел много. Будет уже поздно…»

«Хорошо. Схожу в киношку с Джулией». У нее были друзья в городе, люди, которых он едва знал, с которыми она встречалась без него.

Она сидела напротив него и читала первую страницу газеты; идеальные очертания ее лица — он знал их наизусть, но не уставал любоваться.

Она взглянула на него и протянула ему газету: «Будешь читать?»

«Нет, спасибо. Я через минутку уже ухожу», — и он снова погружается в чтение реферата.

Она заметила «Все равно там только про смерть и разруху». Он увидел заголовок о голодающих Африки: изможденное личико ребенка в лохмотьях.

«Так было всегда. Вот тут студент пишет — правда, очень кратко — о демографических последствиях эпидемии чумы в Европе в четырнадцатом веке».

Кэт сказала: «Хотела бы я стать твоей студенткой».

Он не понял, что она имела в виду, и не догадался впоследствии, когда размышлял над ее словами: «Отчего же?»

«О… просто они знают тебя другим. Ты привязываешься к кому-нибудь из них?»

«Некоторые производят впечатление. Но, знаешь, их так много. Одни ушли, другие пришли, и так постоянно. — Он затолкал кипу рефератов в свой портфель и одним глотком допил кофе. — Ладно…»

«Глин!» Когда он встал и двинулся мимо нее к двери, она протянула руку и коснулась его запястья. Он помедлил: «Что?» — спешащий, рассеянный.

«Ничего» — ничего не отразилось и на ее лице; ни тогда, ни впоследствии он ничего не увидел. Она улыбнулась: «Давай, тебе пора. Увидимся».

Итак, то утро. Обычное осеннее рабочее утро, ничего особенного. Ее голос, ее присутствие, но ведь так было тысячу раз. Он вышел через парадную дверь, снова услышав пение малиновки, и сел в машину. Должно быть, обернулся и посмотрел на дом — Кэт сидела на кухне, пила кофе и читала газету. Может, снимала телефонную трубку: «Привет! Пойдем сегодня вечером в кино?»

В университете он провел у третьего курса семинар на тему «Аграрная реформа XVIII столетия». У себя в кабинете проверил почту, написал несколько писем и характеристику для студента, отнес ее на печать в секретариат факультета. Остановился поболтать с секретарем: Джой, веселая молодая женщина, всегда была в курсе событий в жизни и студенческой братии, и преподавательского состава — и те, и другие осаждали ее целыми днями. В двенадцать часов прочел лекцию.

Что ты делал в тот день? Когда она осталась дома одна.

В час он отправился в кафетерий, чтобы пообедать. Подсел за столик к коллегам, поспорил на тему роста числа студентов, обсудил с ними новый курс лекций, который должен был вот-вот начать читать, выпил кружку пива. В час пятьдесят вернулся на факультет, по пути в библиотеку зашел к себе забрать нужную папку. В открытую дверь заглянула Джой: «Звонила ваша жена. Пыталась позвонить напрямую в ваш кабинет, но вас не оказалось на месте. Попросила перезвонить».

Он забрал папку, и тут же его подкараулил ожидавший под дверью студент; он провозился со студентом минут десять, и все остальное вылетело у него из головы. В два двадцать на ступеньках библиотеки он на мгновение вспомнил слова Джой. Кэт подождет — ему осталось полтора часа, за которые надо успеть проверить рефераты.

44
{"b":"196433","o":1}