— Что такое, дитя? — проговорил Тремейн, проявляясь вдруг передо мной отчетливей и тверже, стоило мне на мгновение заколебаться. — Уж не испугалась ли ты?

Сила, собравшаяся у кончиков моих пальцев, соблазнительно нашептывала и бормотала, сама просясь в руки. Ухватив ее, обжигавшую пламенем, я ощутила, как нахлынувшая мощь Движителя вот-вот разорвет меня.

— Нет, не испугалась, — ответила я, сжимая кулаки. — Но я чувствовала бы себя спокойнее, если бы ты остался со мной.

Все, кроме заполнявшей меня Силы — голос Дина, реальный Движитель и даже его видение — пропадало, прервалось, словно нестабильная эфирная связь. От сплетения Дара и галлюцинаций в мозгу у меня будто замкнуло.

Тремейн подошел ближе, раздвинув губы в хищной улыбке:

— Ну разумеется, я останусь с тобой, дитя.

Тогда я вытащила из-под комбинезона зажигалку и науз и, одним щелчком добыв огонь, поднесла к нему бумажку. Если что я и хотела обратить на Тремейна, так это содержащееся в ней колдовство. Уж тут я не сомневалась ни секунды.

— И пока ты здесь, я желаю услышать от тебя правду, — проговорила я, поднимая охваченную пламенем, переливающуюся огнями бумагу в воздух. Сила заклятия отвлекала на себя Дар, отзываясь в нем покалыванием — словно я отлежала руку, и теперь от плеча до кончиков пальцев по ней пробегали иголочки.

— Что это еще такое? — взревел Тремейн.

— Дело рук человеческих, — ответила я с немалым удовольствием. — Я добьюсь от тебя правды, Тремейн, — так или иначе.

Он сглотнул:

— Ты думаешь, науз эрлкинов подействует на одного из Народа? На того, кто принадлежит к высшей знати Дворов? Ты так полагаешь?!

Я отпрянула от его взбешенного лица, не желая заполучить сталь в живот, прежде чем успею задать свои вопросы.

— Да. — Со щелчком я закрыла зажигалку, но бумага продолжала гореть между нами. — Моя мать, — проговорила я. — Ты знал ее. Откуда?

Тремейн дернулся, но тут же заговорил, от поспешности глотая слова.

— В ее жилах текла кровь и Народа, и людей. Для таких, как она, способных пересекать Врата, есть много имен, но ей больше всего нравилось название из этих ваших идиотских сказок — «подменыш». В юные годы Нерисса свободно путешествовала между своим настоящим миром и Землей Железа. Пока не повстречала его.

Глаза мои сами собой расширились:

— Моего отца?

Тремейн насмешливо оскалился:

— Она открылась ему, только когда появился на свет твой брат. Было уже слишком поздно, а Арчибальд знал, какая судьба ждет подменышей в Железном Мире.

Я открыла рот, собираясь возразить, но Тремейн рассмеялся резким, хриплым, как воронье карканье, смешком:

— Хочешь сказать, ты не догадалась? Рожденный от живой крови и Железа — это и есть подменыш. Но Железо в твоей крови отравляет тебя так же, как оно отравляет меня, — медленнее, но не менее верно. На женщин яд обычно действует быстрее. Таков твой рок из-за того, что ты не принадлежишь ни к той, ни к другой стороне. В Земле Шипов мы таких просто топим. Хоть оба вы с братом избежали подобной участи, он оказался умнее тебя. Ему удалось от меня удрать, освободиться полностью.

После этих слов я едва не накинулась на него с кулаками, но сдержалась, сжимая в пальцах разделявший нас науз: пламя заколебалось на сквозняке.

— Ты сказал мне, что его застрелили, — прорычала я.

— Я солгал, — ответил Тремейн. — Время от времени я так поступаю. Или твоя мать говорила тебе, что прекрасные эльфы и феи никогда не врут? Отравление железом уже могло повредить ее разум в достаточной мере, чтобы она и сама поверила в это.

— Но зачем? — крикнула я, готовая придушить его голыми руками. — Все, к чему привела твоя ложь, — я едва не погибла, сдавшись. И ты не дождался бы от меня помощи.

— Я прагматичен, — проговорил Тремейн. — Полезная людская черта. Думай ты, что твой глупый братец жив, ты оставалась бы верна семье, Грейсонам, вместо того чтобы служить Народу. Ты попыталась бы отыскать Конрада. Спасти его. Это отвлекло бы тебя от твоей миссии. Другое дело — отомстить прокторам, пробудив королев и Народ. Такой мотив только подстегнул тебя.

— Надеюсь, что теперь у меня ничего не выйдет и твои королевы будут спать вечно, — бросила я. — Ты мне отвратителен. — Я словно увидела его в первый раз, и, даже со своим будто высеченным из мрамора лицом и горящим взглядом, он показался мне невероятно уродливым.

— Я — регент Зимнего Двора! — прогрохотал Тремейн. — В Земле Шипов всем распоряжаюсь я, жива моя королева или нет!

Отдышавшись, он взял себя в руки, лицо прекратило подергиваться. Видно было, что науз — и выжимаемая им, словно яд, правда — опустошали его.

— Если мой рассказ сбил тебя с пути, — проговорил он, — вспомни, что я и сейчас могу попросту убить твоего брата, твоего дружка-гуля и влюбленного эрлкина. Медленно и именно в таком порядке. Этого для тебя достаточно?

Науз с шипением догорал, испуская запах рябины.

— Мной ты не распоряжаешься, я не твоя подданная, — сказала я негромко, глядя Тремейну в глаза — пусть знает, что, даже загнав в угол, он больше не испугает меня. — И можешь не заблуждаться — я никогда не буду служить ничему, что исходит из мерзкой дыры, которую ты называешь королевством.

— Думаю, ты запоешь по-другому через… кажется, шесть дней? — Тремейн удовлетворенно сложил руки на груди с выражением хищника, свалившего хромого оленя.

— Отец, быть может, и понимал вас, — бросила я резко, — но мне, боюсь, это не под силу.

— Твой отец?! — презрительно фыркнул Тремейн. — Грейсон был врагом мне, Аойфе. Он стремился сохранить Шипы и Железо запертыми в их старых границах, чтобы все шло по-прежнему. Как и поганые туманыши эрлкины.

Я внутренне вздрогнула, услышав, как он упоминает народ Дина наравне с моим отцом, но не подала виду.

— Я знаю, что Дин ненавидит вас, но было бы неплохо узнать, за что именно.

— Блюститель Врат и Народ нужны друг другу по многим причинам, Аойфе, но необходимость еще не рождает любовь, — ответил Тремейн. — Однажды ты поймешь это. Арчибальд Грейсон был не из тех людей, кому мы по душе. Он, со своим мерзостным Братством Железа, стремился овладеть нашими секретами в магии и мастерстве, и лично я только рад, что он взял и исчез.

Прежде чем я успела сказать что-либо, науз со щелчком и треском погас. Тремейн бросился на меня, и я, застигнутая врасплох, дала ему ухватить себя за горло.

— Раскройся навстречу Движителю, — приказал он. — Пусть твой Дар исправит несчастье, постигшее нас. — Его ногти впились в мою плоть, оставляя полукруглые следы. — Мне пришлось угрожать тебе, но я хотел бы, чтобы ты поняла. Нравится тебе это или нет, существует естественный порядок вещей, и у Народа есть в нем свое место. Королева должна править, а наши земли — жить. В противном случае плохо придется обоим нашим мирам. Восстановить естественный порядок — вот все, чего я хочу.

— Неужели? — бросила я, вспомнив слова Конрада в своем сне. — Ты правда желал бы пробудить свою королеву или предпочел бы оставить Зимний Двор себе?

Губы Тремейна зловеще изогнулись:

— Интриги Дворов тебя не касаются, Аойфе. Что должно тебя заботить — безопасность твоих друзей и твоя собственная.

Хоть он не ответил на мой вопрос, это уже не имело значения — я не могла больше сдерживать мощь Движителя, воспринятая мною сила прорывала последние барьеры. Дар пламенел внутри меня, и я видела перед собой лилейное поле и саркофаги, окутанные дымкой отравленного сна. Но этот яд уже был мне знаком, и колдовство, сковавшее их, не казалось чуждым. Я сталкивалась с ним прежде, видела его в двух уставленных на меня холодных глазах. И принадлежали они человеку. Грею Деврану.

То, что я приняла за безумие, на деле было силой. Он тоже обладал Даром — ужасным и вредоносным. Желая уничтожить Народ и саму память о магии, Девран наложил заклятие на королев, чтобы Земля Шипов иссохла и погибла. Но, если верить Тремейну, это уничтожило бы и Землю Железа. Что же Девран — не знал или ему было все равно?