— Этого хватит, — решила я.
— Тогда и мне такие найди, — сказал Дин.
Я моргнула, уже вытаскивая из подошв шипы:
— Зачем это?
— Если ты воображаешь, что я позволю тебе одной лезть туда вот так, очертя голову, ты точно чокнулась, — ответил Дин. — Нас и без того уже занесло к гулям в гнездо — что может оказаться там, внизу, я даже думать не хочу.
Я чуть улыбнулась ему: если он будет со мной, это означало, что я смогу вернуться, — Дин всегда найдет дорогу назад. Согретая его словами, я отыскала набор инструментов — большинство из них, правда, отсутствовали — и за несколько минут соорудила из шипов и проволоки вполне подходящие кошки, которые прицепила к совершенно новым туфлям, тоже найденным в куче.
Я глубоко вдохнула. Теперь назад пути не было.
Единственная моя вылазка внутрь паровых труб произошла в прошлом году, когда мы по одному спускались с главным клапанщиком в недра Движителя. Никогда не забуду стоявший там рев и удушающий жар насыщенного влагой воздуха. Мы продвинулись настолько, насколько это было возможно без защиты, и я, карабкаясь по стенке трубы, вся покрытая капельками конденсата, не уставала превозносить всех клапанщиков, с которыми познакомилась в Школе, за их мастерство.
— У тебя там все в порядке? — крикнул мне Дин.
Я нащупала ногой выступ у сочленения труб и дернула веревку.
— Да! Спускайся!
Дин двинулся вниз и вскоре, отдуваясь, очутился рядом со мной. Оба мы сбросили с себя все лишнее — я была в платье и чулках, он в своей белой футболке. Волосы у него прилипли к черепу, мои же, наоборот, от влажности распушились грозовым облаком.
— Если прокторы врут и где-то есть рай… то это уж точно ад, — проговорил он, утирая ладонью лицо.
— Еще как врут, — откликнулась я. Уж что-что, а это я знала наверняка. — Постоянно и о многом.
Скорчившись, мы поползли по трубе, пока она не расширилась и путь нам не преградила проволочная сетка. Свисавшая с нее табличка почти рассыпалась, изъеденная ржавчиной, но предупреждающая пиктограмма, похожая на раскрытый цветок, была знакома мне с первого курса, с лекций по технике безопасности. Я схватила Дина за плечо.
— Назад!
— Что… — начал он, но его слова потонули в оглушительном реве. Мгновение спустя струя перегретого пара прокатилась по трубе, раскалив сетку докрасна.
— Продувка, — объяснила я. — От Движителя бьет прямо к поверхности.
Дин присвистнул:
— Ну, тогда туда мы точно не пойдем.
— Если не получится пробраться со стороны реки, выбора у нас нет, — возразила я. — Это единственный путь к Движителю кроме главного входа, а уж там нам точно делать нечего. — Я потянула его за руку. — Возвращаемся. Нужно расспросить Кэла, где именно мы находимся относительно Движителя, и набросать кое-какие чертежи. — И убраться подальше от этого жара, пока я не растеклась лужицей. Нет, клапанщиком мне не быть.
Подъем обратно в гнездо гулей дался мне куда тяжелее, чем спуск, — я устала и вся была хоть выжимай. Дину пришлось вытаскивать меня, пока я наконец не оказалась на мягком полу. Кэл, видимо, проторчавший здесь все время, пока нас не было, беспокойно сжимал и разжимал когтистые лапы.
— Прекрати так тяжело дышать! — велел он мне. — Такие звуки издает добыча!
Я постаралась сосредоточиться и восстановить нормальное сердцебиение. Дин раздобыл откуда-то кусок грубого полотна и кое-как стер покрывавшие мое лицо пот и грязь.
— Вот так лучше, — сказал наконец Кэл, когда его сородичи, подкравшиеся через туннели и глазевшие на меня от входов, убрались прочь. — Нашли что-нибудь?
Я кивнула, стараясь пригладить волосы, чтобы хоть немного походить на человека.
— Где именно мы находимся?
— У набережной, — ответил Кэл. — Недалеко от того места, где мы встретили козодоя, под Старым городом.
Я натянула джемпер — выступивший капельками пот холодил кожу, и я сразу замерзла.
— Мне нужны ручка и перо.
Я устроилась на одной из подвесных лежанок, а вскоре Дин принес что я просила.
— Будет непросто, — проговорил он, пока я чертила.
— Непросто, — согласилась я, думая об окулярах и энергайзере, запертых вместе с другими уликами в каком-нибудь сейфе Вранохрана, за холодными железными стенками. Треклятый Грей Девран со своей ложью, которому непонятно зачем понадобился мой отец!
Принесенный листок бумаги оказался древним расписанием метро, а перо представляло собой жалкий огрызок, макать который приходилось в дешевые, собиравшиеся комочками чернила. Вспоминая лекции и планы и исходя из примерных координат, сообщенных Кэлом, я вскоре набросала грубый чертеж вентиляционных туннелей, ведущих к Движителю, и протянула Дину.
— Кое-что так, по памяти, но, думаю, нам этого хватит.
— Неплохо, — проговорил тот, рассматривая рисунок. — Конечно, выбраться обратно шансов немного.
В кои-то веки я чувствовала себя на знакомой почве, и ответ у меня был готов. После многих дней, когда меня носило без руля и без ветрил, теперь я твердо стояла на ногах — у меня даже голова кружилась.
— Мы можем включить сигнализацию избыточного давления, — сказала я. — Будет эвакуация. Я видела одну во время полевой практики — все полезут безо всякого порядка. Нас никто не заметит.
Давление в сотни фунтов на квадратный дюйм могло разметать детали Движителя — шестерни и рычаги — во всех направлениях. Не убраться с дороги для клапанщика было равносильно смерти. Любой, попавший под шквал осколков, выглядел ничем не лучше оказавшегося на пути военного Движителя. Забравшись в самое сердце машины и перемещаясь в противоположном ото всех направлении, я надеялась не попасться никому на глаза и успеть применить свой Дар — если только то, о чем я говорила Тремейну, вообще возможно. Пока все оставалось в теории, и я знала, что запросто могла ошибиться. Но чего я не могла, так это позволить себе бояться. Будущее Кэла и Дина, как и мое собственное, зависело от того, окажусь ли я достаточно сильной — сильнее даже своего отца.
Я способна на это. Я должна.
— Я могу связаться с Гарри, чтобы он вытащил нас из города, когда мы будем на поверхности, — проговорил Дин, — но до того… вся работа на тебе, принцесса.
— Не дрейфь, — подтолкнула я его локтем. — Я ведь мозг операции, помнишь?
Дин наклонился и поцеловал меня. Я все никак не могла привыкнуть к тому чувству невесомости, которое приносил с собой поцелуй. Секунду я витала в облаках. Мои руки скользнули под куртку Дина, прикасаясь к хлопковой ткани и его коже.
— Я не в этом смысле, — проговорил он. — Если все пойдет наперекосяк…
Я приложила палец к его губам.
— Если все пойдет наперекосяк… я все равно рада, что встретила тебя, Дин.
Потом мы сидели, не произнося ни слова и глядя, как по углам щенки гулей играют с куклой среди всякого мусора, снова и снова подкрадываясь и убивая грубое человеческое подобие. Хоть под землей не становилось темнее или светлее, с наступлением ночи я свернулась в своем гамаке и заснула, и снились мне горящий город и падающие звезды.
Я очнулась одна, ничего не соображая. Надо мной стояла мать, в своей ночной сорочке, мужском кардигане и босиком. Лицо ее было искажено знакомой гримасой отчаяния — она снова хотела убедить меня в чем-то, и заранее знала, что из-за ее безумия я ей не поверю.
— Не стоило тебе заходить на лилейное поле, Аойфе.
— Ты ненастоящая, — сказала я.
Она размахнулась и ударила меня по лицу. Я ощутила боль.
— Я говорила тебе! Я предупреждала тебя, дочка! Мертвые девушки танцуют на пепелище мира, и всем нам от этого слезы.
Я подняла руку к ноющей щеке:
— Ты сумасшедшая, мама.
— А кто ты сама, раз видишь меня?
Когда я вернулась к действительности, к настоящему, осязаемому миру, оказалось, что я кричу истошным голосом. Дин держал меня в руках, подхватив, едва я вывалилась из гамака.
— Аойфе, что с тобой?
— Я видела… — Зубы у меня стучали так, что я почти не могла говорить, а слова не поспевали за скачущими мыслями. — Свою мать, — выдавила я наконец. — Она была здесь.