Абдула хмыкнул в знак удивления, но больше потому, что просто ждал от себя подобной реакции: любой бы хмыкнул на его месте. На деле Абдула не слишком удивился. Во-первых, он и заранее знал, что речь пойдет об очень крупных суммах, а во-вторых, названные цифры были для него чистой абстракцией. Он прекрасно чувствовал разницу между одним долларом и десяткой, между десяткой и сотней, между сотней долларов и тысячей и между тысячей и десятью тысячами долларов. Это были реальные вещи, с которыми все время приходилось иметь дело, и разницу он чувствовал, что называется, кончиками пальцев. О разнице между десятью тысячами долларов и сотней тысяч он мог судить хотя бы теоретически, поскольку слишком далеко за десять тысяч долларов его личный опыт не заходил. Но разницу между сотней тысяч и миллионом долларов он воспринимал уже чисто умозрительно, а дальше — все терялось в соблазнительном тумане. Один миллион долларов или же восемьсот, Абдула практической разницы не ощущал. Он твердо знал, что ему лично одного миллиона хватило бы за глаза. Ну, двух миллионов. По миллиону на глаз. Особенно в той стране, откуда он сюда приехал…

Ведущая тоже, как и Абдула, нашла нужным изобразить изумление. Наверняка за сумму в десять тысяч долларов ей приходилось забираться немногим чаще и ненамного дальше, чем Абдуле (не на канале CNN работала!):

— Ва-ау!.. — в негромком восхищении выдохнула она. — На такие деньги можно открыть хоть целую сеть гипермаркетов! — но тут же осеклась: — Ой, простите, мисс…

— Ничего-ничего, — успокоила ее мисс Барлоу. — От слова «гипермаркет» я в обморок не падаю…

«Да в обморок ты ни от чего не падаешь!» — со злостью подумал Абдула.

— Но, раз уж мы заговорили о гипермаркете, — ведущая как бы запнулась, — вы позволите спросить?

Мисс Барлоу ободряюще кивнула, и ведущая продолжила:

— Что привело вашу мать в гипермаркет в тот ужасный день? Разве люди… — легкая заминка, — вашей категории…

«Миллиардеры, значит», — уточнил про себя Абдула. Ему вдруг в первый раз подумалось, что это ведь неслыханная удача, что под практически случайный взрыв попалась настоящая миллиардерша! — Но что-то в нем противилось признать удачей такое неслыханное совпадение: миллиардерша в гипермаркете и бомба. Да, что ни говори, а интуиция, — он бы сказал: «чутье», — у Абдулы была…

Все это промелькнуло у него за то мгновение, пока ведущая заканчивала свой вопрос:

— Разве люди вашего класса делают покупки в гипермаркетах?

— Вы правы, — согласилась мисс Барлоу, — люди моего класса очень редко делают покупки в гипермаркетах. Но в тот ужасный день… — голос у нее впервые дрогнул, но только на мгновение: — в тот день мама приехала не покупать… Напротив, мама собиралась продать этот гипермаркет. Она приехала на переговоры с покупателем. Ей захотелось напоследок самой предварительно посмотреть, как там и что… Она приехала за полчаса до встречи…

Мисс Барлоу замолкла, но тут же, только чтобы не затягивать молчания, пояснила:

— Да, гипермаркет принадлежал маме, но больше в этом штате у нас ничего не было, и она решила избавиться от лишнего анклава…

— А теперь в этом штате у вас есть тюрьма, которую вы решили построить вместо гипермаркета.

— Да, это, если угодно, моя частная тюрьма. Законодательство штата это разрешает.

— Частная тюрьма с бюджетом сети гипермаркетов… Простите, мисс Кимберли, а вы не боитесь, что с таким бюджетом ваша тюрьма окажется, как бы это сказать, чрезмерно привлекательной?

— То есть не могут ли найтись придурки, которым так сюда захочется, что они станут совершать ради этого теракты?

— Ну, не совсем ради этого, конечно, однако перспектива попасть не на электрический стул и даже не в обычную тюрьму, а вот сюда может кое-кому облегчить вступление на путь терроризма.

— Нет, — решительно возразила Кимберли. — Во-первых, терроризм — это не путь, это тупик. А во-вторых, именно это и будет демонстрировать моя тюрьма. Может быть, не сразу, но со временем поймут даже самые тупые.

— «Со временем»? — не без сомненья в голосе протянула ведущая. — А сколько может понадобиться времени?

— Не думаю, что слишком много, — отвечала Кимберли. — Я ведь все это завела не для того, чтоб их побаловать… — Абдула снова, уже в который раз, поежился от ее слов. — Они, как вы увидели, не будут тут испытывать ни малейшего физического дискомфорта… — Ведущая кивнула. — На этом фоне душевный дискомфорт скажется гораздо быстрее. Уверена, никто из них не сможет выдержать слишком долго…

Кимберли умолкла, телекамера крупным планом показывала ее решительное лицо.

«Вот тебе «не выдержу»!» — Абдула сделал в ее сторону неприличный жест и выключил монитор. Хватит смотреть всякую дребедень, ужинать пора!

Абдула выдержал два года и четыре месяца. Много это или мало? — Как оценить, пока не выработано никакой шкалы? Ведь Абдула был первым, с кого все началось, и только ради этого ему было обеспечено место в энциклопедиях: как террорист он выделялся не настолько. Возможно, догадайся он сейчас об этом, место в энциклопедиях ему бы польстило и даже слегка утешило, но ни о чем он не догадывался. Все его мысли теперь были заняты ужином. До девяти, конечно, еще далеко, но так другой раз на что-нибудь засмотришься — и жуй потом булочки вместо ужина! — сладкого на голодный желудок Абдула терпеть не мог, а манеру американцев злоупотреблять кленовым сиропом и поливать медом даже жареных цыплят вообще ненавидел.

…Получив свой поднос, Абдула снова включил монитор и стал искать себе кино. Нашел, включил и потом все время ужина и еще долго после наслаждался любимым с детства фильмом «Бродяга» с Радж-Капуром[12], подпевая сквозь набитый рот: «Авара му, у-уу-у, авара му!»[13]

Абдула выдержал два года и четыре месяца. Первый день из этих примерно восьмисот пятидесяти закончился у Абдулы легко: поужинав и досмотрев кино, он постоял под теплым душем: дневное стремительное купание оставляло чувство незавершенности, — поискав, где бы взять новую одежду, не нашел и остерегся выбрасывать «пижаму» в унитаз: ничего, завтра, наверное, найдется, успокоил он себя, насухо вытерся, натянул трусы с майкой, вышел из ванной, завернулся в простыню, как показала ведущая, и улегся, не беспокоясь о свете: в той, прежней камере свет на ночь тоже не выключали, к тому же здесь он был гораздо мягче. Поэтому, растянувшись поудобнее и мысленно повторив неприличный жест в сторону мисс Барлоу, Абдула спокойно уснул.

Наутро Абдула проснулся вовсе не от самолета, а просто потому, что выспался. Часы показывали 07.45 АМ, а тело — что прекрасно отдохнуло. Не слишком мягкая на первый взгляд кушетка оказалась куда удобнее слежавшегося матраса из прежней камеры, а свежий воздух всю ночь и превосходная пища накануне наполняли организм энергией и бодростью. Стремительно вскочив с кушетки, Абдула расправился с простыней, мимоходом двинул руку в неприличном жесте в сторону «этой стервы», т. е. в сторону прямой стены, по-прежнему салатовой, и направился в ванную. На «стуле», там же, где вчера, лежала свежая стопка одежды. «Вот это да!» — присвистнул Абдула и, завершив свои дела с унитазом, не без удовольствия полез под душ. Быть все время чистым было непривычно, но очень приятно. Когда, помытый и одетый в чистое, — носков на этот раз решил не надевать, — Абдула выходил из ванной, на часах было уже 08.20, но Абдула не беспокоился: он так понимал, что завтрак до девяти надо только успеть получить, а съесть совсем не обязательно: ведь не отнимут же! Впрочем, слегка и беспокоился: отнять, конечно, не отнимут, но вдруг поднос назад не протолкнется, и тогда что, могут обеда не дать? — Подвергать риску свой желудок не хотелось. Ну, ладно, время все равно есть, посмотрим, что там? — А там на мониторе пульсировала надпись в четыре строки: «Американский завтрак — Английский завтрак — Французский завтрак — По выбору».