Абдула не знал, что сказать: меню по выбору? В тюрьме?! Нет, это не тюрьма, никакая это не тюрьма, но что же?!

— В эти часы, как только вы нажмете на кнопку, в любое время в означенный период появится поднос с едой. Правда, потом его нужно будет аккуратно отправить обратно, сложив всю посуду и накрыв крышкой. Иначе в следующий раз никакого подноса не появится.

Абдула оглянулся на остатки своей трапезы: придется убрать, ничего не поделаешь.

— Это вовсе не сложно, вы справитесь, — успокаивающе продолжала женщина, — Это гораздо проще, чем управляться со взрывчаткой, и вполне безопасно.

— А следующий раз когда? — спросил Абдула.

— В следующий период! Вы же не захотите съедать по три обеда зараз?

Нет, Абдула и впрямь не захотел бы: легко представить, во что он здесь превратится, съедая по три обеда зараз, да еще таких.

— Но в промежутках, если вам захочется чаю, кофе или булочек, все это вы сможете получить без каких-либо ограничений. Кнопка там же, вы найдете, и в компьютере все подробно описано…

Абдула сглотнул: «Да где же это я?» Но если так питаться, да еще с булочками в промежутках, его и вправду разнесет, в ванной помещаться перестанет! Нужны прогулки!

— А когда прогулки?

— Прогулки здесь не предусмотрены, — спокойно отвечала женщина почти что теми же словами, какие предвидел Абдула. — Здесь достаточно просторно, есть условия для физических упражнений, — она повела подбородком в сторону беговой дорожки, — и воздух совершенно свежий. Тем более, что вы, к счастью, не курите.

— А если захочу начать? — ухмыльнулся Абдула: пора немного посбивать с нее спесь.

— Такой возможности у вас не будет, — спокойно отвечала женщина.

Голос ее оставался ровным, без угрозы и агрессии, но прозвучало это ничуть не менее решительно и безнадежно, чем краткое «обоссышься», брошенное тогда с верхней койки охранником. Абдула поежился. Снова лопнул взрыв и прогромыхал самолет, но прежней резкой реакции уже не вызвал. «Глядишь, привыкну», — подумалось Абдуле.

Когда рев затих, Абдула вновь услышал голос женщины:

— По пятницам вам будут брить голову, если захотите, а также по желанию подстригать бороду, если вы найдете нужным отпустить бороду… Одновременно вам будут измерять кровяное давление, пульс и температуру. Впрочем, измерять температуру и кровяное давление и даже, если понадобится, уровень сахара в крови вы сможете и сами, всякий раз, когда захочется. Там, возле тренажеров, — на этот раз она и подбородком не повела, — имеются все необходимые приспособления.

И не добавила: «Вы разберетесь». Ясно, что разберется.

— В случае нужды любая необходимая медицинская помощь вам будет оказана незамедлительно, на здоровье жаловаться вам не придется, — закончила женщина и слегка расслабилась на своем стуле, переложила руки поудобнее, чуть-чуть опустила и тут же снова выпрямила спину и плечи, перевела дыхание.

«Аллах Всемогущий, сколько же все это стоит?» — в который раз мелькнуло в голове у Абдулы.

— Наверняка вы задаетесь вопросом, сколько же все это стоит, — прервала паузу женщина.

Абдула вздрогнул: ну, ведьма!

— Пусть это вас не беспокоит, — все так же ровно продолжала она. — Для того, чтобы устроить вас как следует, мне ничего не жалко!

При этих ее словах Абдула вдруг с ужасом подумал: «Она сумасшедшая! Я попал в руки к сумасшедшей! — и безнадежно выдохнул: — Она меня съест…»

От этой мысли Абдуле сделалось так мрачно, что несколько фраз женщины он не расслышал, а когда собрался с духом, та заканчивала описание материалов, из которых все здесь было сделано: какие они прочные, гигиеничные и надежные.

— К тому же, — продолжала она, — как вы можете убедиться, они могут быть и совершенно прозрачными, как вот это стекло между нами…

Стекло? Ну, конечно, стекло… Не сидела же она с ним один на один вот так, на расстоянии протянутой руки… Абдула протянул руку и тут же уперся во что-то невидимое, но ощутимое. Правда, холода, как от стекла, не было — а, на окне такое же… Проминается вроде бы, но прочное.

— Да, потрогайте, потрогайте, — подбодрила женщина. — Можете кулаками побить, можете лбом поколотиться — не расшибете, как ни старайтесь, и стекла не разобьете. Так что до меня вам не добраться и ни малейшего вреда не причинить. Впрочем, ты уже причинил мне максимальный вред.

В английском языке нет, как известно, отдельных местоимений для «ты» и «вы», одно и то же «you» они говорят и Богу, и боссу, и ребенку, и одному, и многим, но знающий человек всегда отличит по контексту, по оттенку, какая именно степень близости либо фамильярности имеется в виду. Абдула хорошо знал английский, но даже если бы не знал, внезапный переход на «ты» он уловил бы все равно, такой тот был отчетливый.

Она поднялась на ноги, и Абдула отпрянул. Все это время он так и просидел на своей кушетке, но теперь, когда женщина выпрямилась-выросла над ним во весь свой американский рост, Абдула поспешил тоже подняться. Стоять как бы зажатым между кушеткой и прозрачной стенкой было неудобно, но перешагивать назад, делать неловкие попятные движения тоже не хотелось.

— Пора тебе узнать, кто я, — сказала женщина, и с этими словами поднесла руку к своим очкам и сняла их.

Абдула в страхе снова отпрянул, и поскольку сзади была кушетка, он так и шлепнулся на нее. Чего он ожидал увидеть из-под очков, блеска молний? Желтых змеиных глаз с вертикальными зрачками? — Во всяком случае, ничему такому он бы не удивился, но за очками были обыкновенные человеческие глаза, разве только необычно большие, а потемневшие веки в запавших глазницах делали их еще больше, да еще они были темно-темно-карие, почти черные… И смотрели они прямо на Абдулу, не мигая.

— Меня зовут Ким Барлоу, — сказала женщина. — Ким Барлоу, ты слышишь, Абдула? Ты помнишь это имя? Не помнишь? — Ничего, теперь ты его больше не забудешь. Я буду напоминать его тебе каждый день, изо дня в день, всю твою жизнь, проживи ты еще хоть полвека. «Ким Барлоу» — так звали мою мать. Меня назвали, как ее: мой папа очень ее любил. Ее все очень любили, а я, наверное, больше всех. И я пришла спросить тебя… Я буду приходить и спрашивать тебя об этом каждый день, Абдула…

Абдула ее слушал, замерев, не в силах вымолвить ни слова… Вопрос, сейчас она задаст вопрос!..

— Абдула! — спросила женщина, — Абдула! Зачем ты убил мою маму?

Золотистый конус света, окружавший женщину, постепенно померк, женщина скрылась из виду, все погрузилось в темноту… Затем бесшумно и стремительно прошла по стеклу волна, и перед Абдулой вновь была стена салатового цвета, как все вокруг.

Имя для Кимберли (сокращенно «Ким») Барлоу-старшей выбирал ее дед, Тим О’Рейли. В семье шутили, что он ее назвал в честь алмазных месторождений в Кимберли. Собственно, так оно и было. Основу своего громадного состояния старый Тим О’Рейли заложил именно благодаря алмазам. Тогда он, правда, вовсе не был старым, напротив, очень молодым, одним из самых молодых маклеров на бирже: в том 1929 году ему еще не исполнилось и тридцати. То, что он провернул тогда, в семье в дальнейшем с легкой руки самой же Кимберли в шутку прозвали «Операция Сибирский мужик».

Это произошло гораздо позже, в годы «челночной дипломатии» Киссинджера, и анекдот про сибирского мужика имел в виду именно неугомонного госсекретаря. Анекдот привезла Кимберли из колледжа, и звучал он так:

«Вопрос: как женить сибирского мужика на дочке Рокфеллера[8] и сделать его директором швейцарского банка? Возможно ли это?

Ответ: Вполне возможно. Нужно только поступить следующим образом. Сначала вы едете к сибирскому мужику и спрашиваете его:

— Ты хочешь жениться на дочке Рокфеллера?

— Не хочу, — отвечает сибирский мужик, — она будет называть меня «сибирский валенок».

— Но зато ты будешь директором швейцарского банка!

— Тогда хочу! — говорит сибирский мужик.