Ливийская война привела бюджет Италии к серьезному дефициту, подорвав политическую позицию Джолитти. Выборы 1913 года, первые при новом всеобщем избирательном праве для мужчин, были во многом шедевром его махинаций, привлекших на его сторону большинство, включавшее широкие слои общественного мнения. Но на этот раз коалиция Джолитти оказалась слишком разнородной, чтобы обеспечить необходимую стабильность. Когда в 1914 году страну потрясла новая череда забастовок вкупе с гражданскими волнениями в Анконе и Романье, он устранился: подал в отставку, предоставив другим справляться с дефицитом, волнениями и агитацией социалистов, чью газету «Вперед!» («Avanti!») теперь издавал Муссолини. Это был во всех отношениях последний бросок Джолитти. Он не занимал высоких постов последующие семь лет, когда Италия ввязалась в Первую мировую войну, хотя на протяжении всего периода этот старый лис пользовался полной поддержкой парламентского большинства.

Когда западный мир погрузился во всеобщую войну, последовавшую за убийством австрийского эрцгерцога Фердинанда в Сербии 28 июня 1914 года, Италия заявила о своем нейтралитете. Тройственный союз уже давно распался и ничего не значил, поскольку германские страны все меньше доверяли Италии из-за ее заигрываний с Францией, не говоря уже о ее притязаниях на Триест. Австрийцы, со своей стороны, дурно обращались с проживавшими в Триесте итальянцами и даже не посоветовались с Италией при объявлении войны. Поэтому сторонники нейтралитета, представленные в основном католической партией, крупными промышленниками и самим Джолитти, поначалу без труда одержали победу. В любом случае, страна была совершенно не готова к крупной войне — ни с военной точки зрения, ни с финансовой, да и боевой дух был подорван.

Но большинство тех, кто формировал общественное мнение, были за вмешательство, и их давление и влияние постепенно вынудили Италию вступить в военные действия. Националисты, масоны и некоторые социалисты во главе с Муссолини — все по различным причинам хотели войны. Но против кого? Большинству националистов, похоже, было все равно, коль скоро война уже началась. Италия могла бы поддержать австро-германскую сторону, но, как мы видели, Тройственный союз распался. Австрия продолжала отчаянно противиться итальянским претензиям на Триест, в стране росли профранцузские настроения, и лучшей надеждой на удовлетворение итальянских затяжных колониальных амбиций казалась поддержка Франции и Британии. Поэтому новый премьер Антонио Саландра предпочел союз Италии с потенциальными победителями. Через своего министра иностранных дел Сиднея Соннино он заключил тайный Лондонский договор в апреле 1915 года, энергично введя Италию в лагерь союзников в обмен на обещание существенных территориальных приобретений после победного прекращения военных действий. Италия получала Трентино, включая Бреннерский перевал, Триест, земли и острова по Далматскому побережью, а также колониальные владения в Африке и Малой Азии. Газетная кампания и зажигательные речи Д’Аннунцио возбудили апатичную итальянскую публику до дрожи националистической лихорадки, и 23 мая 1915 года Италия объявила войну Австрии.

Страна, как всегда, была совершенно не готова к этой крупной авантюре. Мобилизацию провели в спешке, денег на вооружение выделялось мало. Тем не менее итальянские войска проследовали на австрийскую территорию на северо-востоке, добившись некоторого успеха против вооруженных сил, которые и без того подвергались атакам со всех сторон. Плохо вооруженные новобранцы-крестьяне храбро бились при Изонцо, в долине Адидже и вокруг Азиаго с той же покорностью судьбе, с какой работали на полях. Однако вскоре процесс застыл в мертвой точке и сдвинулся с нее только в 1917 году. Тогда австрийцы и немцы, освобожденные от бремени русского фронта, напали на итальянцев и нанесли им унизительное поражение в битве при Капоретто. Немецкие войска двинулись на юг, угрожая полуострову, как их предшественники делали это веками. Казалось, Италия попала в серьезную опасность, и на помощь были посланы британские и французские войска.

Однако итальянцы ответили на вызов с отвагой и присутствием духа. Продвижение немецких и австрийских войск остановила у реки Пьяве значительно превосходившая их по численности итальянская армия, — этот подвиг вошел в итальянский патриотический фольклор, его славит песня «Il Piave mormoro… non passa lo straniero» [30]. К осени 1918 года итальянские и союзные силы оттеснили австрийцев на север. Значительная победа была одержана в битве при Витторио Венето, 4 ноября заключили мир с Австрией, и война закончилась. Италия была на стороне победителей, но победа ей дорого досталась: усилия по мобилизации более пяти миллионов человек более чем на три с половиной года привели к большим людским и финансовым потерям. Количество убитых и раненых составило 700 000 человек; впоследствии Италия еще дороже заплатит за демократию.

В конечном счете приобретения от войны совершенно не оправдали непомерных затрат, поскольку Парижская мирная конференция оказалась большим разочарованием для итальянцев. Они сглупили, доверившись тайному договору, заключенному посреди войны, поскольку американский президент Вудро Вильсон отказался признать его силу, а другие союзники не сумели поддержать требования нерешительных и дипломатически наивных итальянских представителей, Витторио Орландо и Сонино. В Версальском договоре, заключенном в январе 1920 года, Италию упомянули с обещанными важными приобретениями на севере страны вплоть до Бреннерского перевала и с какими-то, честно говоря, бесполезными территориями в Северной Африке, но без всех остальных земель, обещанных в Лондоне. Договор привел в ярость патриотов: Италия выиграла войну, но проиграла мир. Это был еще один гвоздь в гроб либерального государства.

Через несколько лет либеральное государство смели фашисты Муссолини, и страна погрузилась в катастрофический период правления ультраправого крыла. Что стало причиной этого драматического поворота?

Как мы видели, государство уже давно утратило связь с народом. Корни этого недуга уходили глубоко в бюрократические уловки Депретиса, Криспи, Джолитти и им подобных, поэтому государство было слабым в своей основе. Его крах ускорила смесь неблагоприятных исторических обстоятельств, неэффективное управление, политическая неумелость и просто случайность. Важной непосредственной причиной было глубокое разочарование, последовавшее за унизительным публичным отказом, который правительство получило при подписании послевоенного договора, что подорвало доверие к нему и его популярность, но также дало карт-бланш правым экстремистам на дальнейшие унижения. Особым источником затаенной вражды стала неудача в приобретении Фьюме (Риека в нынешней Югославии). В сентябре 1919 года, когда стало ясно, что Италии его не видать, Габриеле Д’Аннунцио возглавил сборище фанатиков-националистов, оккупировал с ними город и устроил там комическое подобие режима. Д’Аннунцио продержался довольно долго, пока трактатом Рапалло в ноябре 1920 года не была объявлена независимость Фьюме (его присоединили к Италии в 1924-м), орды экстремистов всех мастей стекались послушать его демагогические разглагольствования и злобные выпады в адрес правительства под председательством Франческо Нитти (которого он называл «Cagoia», «грязный трус») и Джолитти, неспособных найти на него управу. Сегодня кое-кому хочется видеть в квазифашистском режиме Д’Аннунцио некое фантастическое заблуждение, но на самом деле он произвел на итальянцев сильное впечатление и сделался образцом для действительности, наступившей позднее. «Вожак» лично принимал решения и усвоил некоторые диктаторские замашки вроде римского приветствия, лечения несогласных касторовым маслом и смехотворного военного клича «эйя, эйя, алала». Шайки головорезов, приходивших толпами к Д’Аннунцио, проводили время во Фьюме в бесконечных праздниках и церемониях, веселясь и щеголяя в плащах и с кинжалами, к негодованию ошеломленных местных жителей. Позже это сравнили с беспорядками мая 1968 года с той только разницей, что в тот раз беспорядки устраивали правые, тем не менее и эти беспорядки стали размашистой пощечиной государству, призванной публично продемонстрировать его бессилие.