– Возможно, мой слуга скорее оценит эту награду? – Кардоне еще раз подкинул мешочек на руке, будто взвешивал его.

– Вы можете сделать с деньгами все, что вам угодно, – отдать своему слуге, выкинуть в болото или бросить в дорожную грязь, – не в силах смотреть, как он подбрасывает на ладони ее «дары», так небрежно, будто внутри лежит не целое состояние с частицей ее души, а труха, Мод тронула кобылу с места.

– Выкинуть в болото? – переспросил Ральф.

Теперь уже он развернул рыжего так, что тот встал на пути арабки. Повозка медленно приближалась, Бертуччо, сделав круг по дороге, вернулся и вновь ускакал вперед. Ральф посмотрел на леди Вуд в упор, и даже пылающее в нем бешенство не мешало ему любоваться ее горящими холодным гневом глазами и думать о ее губах и нежной коже, обо всем, к чему у него больше никогда не будет доступа. Он больше никогда не произнесет ее имя, никогда не назовет ее Мод, этим именем он будет называть другую, ту, что отдана ему по воле отца и союз с которой скреплен словами «Я, Ральф Ричард Перси, беру тебя, Мод Элизабет Бальмер, в жены и клянусь любить и быть верным в болезни и здравии…».

Ральф хмыкнул, отбросив неуместные мысли. Даже если он и строил планы на встречу с леди Вуд, теперь планы эти были перечеркнуты узорчатым кошелем и его догадкой, что была еще более оскорбительна.

– Вы так богаты, что позволите мне выкинуть в болото столько денег?! Думаю, что синяки и ссадины мистера Оливы не заработали ему такой суммы. Лучше приберегите деньги для себя!

Он снова хотел помянуть ее загадочного мужа, но отчего-то воздержался, развязал кошель, туго набитый соверенами, и увидел лежащую сверху знакомую серебряную баночку. Ральф вспомнил, как Мод, приговаривая, мазала его спину… Diablo! Он сунул баночку за пояс и вынул из кошеля три монеты.

– Возьмите, мадам! Мне достаточно трех монет, по одной за каждую оказанную вам услугу. – Ральф криво усмехнулся, затянул шнурок на омоньере и протянул его леди Вуд.

Мод нахмурилась. Всего три монеты?! За каждую услугу? Одна, видимо, за спасение от разбойников, вторая – от солдат, а третья – за то, что сопроводил до Лондона? Или?..

Она посмотрела на него и по его взгляду догадалась – за что.

Повозка была совсем близко, а Кардоне ждал, когда она возьмет свой кошель. Мод схватила мешочек и бросила его себе на колени, прижав сверху задрожавшей рукой.

– Если бы я знала, что ваши услуги так дешевы, сэр бродяга, – процедила она сквозь зубы, не сводя с него глаз, – непременно воспользовалась бы ими… в куда большем количестве. Надеюсь, вы не пожалеете, что упустили возможность подзаработать и… продешевили. Всего доброго, сэр!

Она высокомерно кивнула ему, будто отпускала явившегося на зов слугу, и вновь тронула кобылу, направляя ее на стоящего перед ней рыжего, словно тот не загораживал дорогу и путь был свободен. Но Кардоне не дал ей уехать.

Натянув повод рыжего левой рукой, он держал в правой соверены, все три легли решками. Отчеканенный золоченый король восседал на троне, глядя прямо перед собой. Ральф подбросил их, невольно загадав на три орла первое пришедшее в голову, самое невероятное и нелепое: Мод, леди Вуд, станет его женой. Две вернулись на ладонь, вновь явив миру непохожий лик Генриха, третья же, совершив кульбит в воздухе, упала на землю, и гнедая передним копытом вдавила ее в песок дороги. Ральф сжал кулак, усмехнувшись.

Зверь внутри притих, оставив за собой лишь злобное урчание, а сэр Ральф Перси упрямо тянул повод, преграждая путь леди Вуд. Рыжий боком оттирал, отталкивал гнедую к обочине дороги, к болоту, не давая ей дороги и сердито фыркая, словно поддерживая настроение хозяина.

– О, мадам! Их осталось только две. – Перси изобразил сожаление, насколько ему позволяли способности фигляра, данные Всевышним.

А разве не всем из нас они даны, кому-то больше, кому-то меньше?

– И вы готовы воспользоваться моими дешевыми услугами? Когда я задал вам вопрос, вы сказали, что вам было хорошо со мной. Значат ли сии авансы, что вы вновь можете обратиться ко мне в случае неудачного истечения дела? Для того и согласились прийти в церковь Маргариты? Либо развлечься с джентльменом, который способен хранить ваши тайны?

«Бастард! – выругал себя Ральф. – Какого дьявола ты завел этот разговор? Взял бы деньги, распрощался, и дело с концом. Болван!»

Мод смотрела на Кардоне, не желая его видеть – ни сейчас и никогда более! И не могла отвести от него глаз. Он говорил ей ужасные вещи своим низким хриплым голосом, ласкающим ее страстью и нежностью прошедшей ночью, а теперь своей яростью разрывающим в клочья ее сердце. Оскорблял ее с таким видом, будто это доставляло ему особое удовольствие. Он так поступает со всеми женщинами, которые были удостоены его мимолетной страсти? Унижает, чтобы убить в них всякую надежду? Он получил все, что хотел, – женщину в постель, деньги, даже мазь для своей раны. И от всего этого – кроме разве мази – с пренебрежением и отказался.

Повозка поравнялась с ними, Джон Потингтон, сидящий верхом на одном из коней, повернулся в их сторону, придерживая упряжку.

– Мы едем дальше, миледи?

Мод кожей ощутила, как все смотрят на нее.

– Да, поезжайте! – Она попыталась изобразить беспечную улыбку и, подождав, пока повозка проедет мимо, глядя Кардоне прямо в лицо – еще совсем недавно такое родное, а теперь ненавистное, тихо сказала: – Нет, сэр. Я более не нуждаюсь в ваших услугах. К счастью, мы доехали до Лондона, и здесь наши пути расходятся. Нам с вами более не по пути.

«Сама виновата – не надо было задевать его», – обругала она себя.

И мысль, что она не просто доверилась, но и отдала свою девственность, всю нерастраченную, накопившуюся в ней нежность, свою любовь этому мужчине, который смог сказать ей такие ужасные, бесстыдные слова, привела ее в полное отчаяние. «Что я наделала?! Как низко я пала! Бедный мой отец – я опозорила его!»

Если он выкидывает ее соверены – его дело. Она вспомнила об амулете, который он надел на нее в эту ночь. Одной рукой придерживая повод и мешочек с деньгами, второй она нащупала шнурок амулета и попыталась снять его со своей шеи, но ей мешал чепец, и тогда она изо всех сил дернула – раз, другой. Было больно – шнурок впивался ей в кожу, резал ее, а она все дергала, пока не разорвала, и бросила его Кардоне.

– Заберите, это ваше!

Попятила назад кобылу и остановила ее в нескольких ярдах от рыжего, все же надеясь, что Кардоне наконец развернется и уедет.

Ральф поймал и сжал в руке амулет, который Мод с каким-то бешенством сорвала со своей шеи и швырнула ему. Это было уже слишком. Если он в неожиданном для себя порыве подарил его в эту ночь, забывшись от блаженства, она могла бы еще утром вернуть амулет, объяснив это вполне резонной причиной, что опасается хранить у себя такую вещь. Но она взяла его и после этого предложила вознаграждение. И отчего она так гневается? От обиды? Он вернул ей монеты, и это оскорбило ее? О, да наемник оскорбил миледи! Считайте же, леди Вуд, что отдали свою девственность безродному бродяге, и пусть эта мысль тревожит вас как можно чаще!

Но, глядя на нее, на ее раскрасневшееся лицо, на горящие гневом глаза, уловив вымученную улыбку, которую она послала обитателям проехавшей мимо повозки, он вдруг почувствовал… жалость и… желание. Жалость, потому что ему вдруг захотелось подхватить ее и посадить перед собой в седло, прижав к себе, и пусть она рыдает ему в плечо столько, сколько ей захочется. То, что это было желание, сомневаться не приходилось…

«Никогда не давай женщине опутать себя!» – рявкнул он в ответ и жалости, и желанию, отшвырнул амулет и, ударив излишне сильно шпорами рыжего, рванул вперед по дороге, обгоняя повозку, Бертуччо и собственное смятение.

Бертуччо пришлось проехать через Мургейт дважды – не слишком хорошая примета. Хозяин, словно с цепи сорвавшись, покинул маленькую леди, и оруженосец догнал его лишь у ворот, которые они миновали без особых сложностей, заплатив положенную пошлину. Но, чуть отъехав от городской стены, Ральф остановился и отправил Бертуччо проследить, благополучно ли леди Вуд въедет в город, а сам остался на углу узкой улицы, ожидая оруженосца.