– Я не сержусь, а лишь сожалею, что у нас нет второй лошади и вам опять придется везти меня на своей, сэр, – сказала Мод коричневому джеркину. – К счастью, нам осталось недолго ехать. Как только мы догоним наших людей, я пересяду на свою кобылу и тем избавлю вас от лишних неудобств.
И, только сказав это, поняла, что ей вовсе не хочется пересаживаться на другую лошадь.
Пока леди Вуд занималась своими делами, Ральф подозвал парня, служку трактира, и выспросил у него, можно ли выехать на лондонскую дорогу, не возвращаясь на ту развилку, где они свернули. Сгустившиеся тучи обеспокоили его, но, по словам парня, в нескольких милях отсюда находилась деревня Вуденбридж, где можно было остановиться и переждать дождь, если таковой случится.
Леди Вуд подошла и остановилась, глядя на него снизу вверх. Она показалась ему совсем маленькой и хрупкой, в глазах ее мелькнул то ли испуг, то ли сомнение. Ральф наклонился и уже привычно подхватил ее.
«И десятка дюжин фунтов не будет», – подумал он, поднимая девушку в седло.
Привычно взглянув на ее запылавшую щеку, он дернул поводья и, бросив короткое «джи-ап!» рыжему, тронул его с места.
Узкая дорога, что лентой резала простор перепаханного поля, вскоре вывела путников на другую, пошире – та тянулась коротким перелеском. Едва они вновь выехали на луговину, как резко стемнело, словно с небес бросили огромный черный плащ, сильный порыв ветра зашевелил деревья, изгибая ветви, шурша отчаянно борющейся со стихией листвой. Ветер стих так же внезапно, как начался, словно собираясь с силами, чтобы нанести следующий удар.
Ральф пришпорил рыжего, крепче прижал к себе девушку, которая льнула к нему, ища защиты.
«И кто ж еще ее защитит? Муж, который отпустил жену неведомо куда?» – подумал он не без самодовольства.
По расчетам, до деревни или до следующего перелеска оставалось совсем немного, когда хлынул дождь, и не просто дождь, а холодный октябрьский ливень. Одежда оказалась промокшей насквозь, и перелесок, куда он гнал рыжего, уже не мог спасти их от потоков воды, низвергающейся с небес.
Как он заметил эту хижину, спрятанную меж пары буков, известно лишь разбушевавшимся небесам. Видимо, они сжалились, заставив Ральфа повернуть в нужную сторону. Остановив рыжего, он вытер мокрое лицо и вгляделся в темное пятно, на котором зацепился глаз. Это была низкая с соломенной крышей хижина, сложенная из неотесанных валунов, почти пещера. Он подъехал, спешился и толкнул грубо сколоченную дверь. На него дохнуло терпким овечьим запахом – похоже, они наткнулись на хижину пастухов. Ральф крикнул в полутьму: «Есть тут кто-нибудь?», ответа так и не получив. Он повернулся к рыжему и, не сдержавшись, выругался – к счастью, на языке Бертуччо, – леди Вуд решила слезть с лошади и сделала это так неудачно, что он едва успел подхватить ее, чтобы она не упала. Так на руках он и отнес ее в хижину.
Здесь, на земляном полу, лежали тюки соломы и несколько овечьих шкур. В углу виднелся очаг, сложенный из камней, почерневших от копоти. Тусклый свет пробивался через узкие окошки-щели под потолком. Усадив девушку на соломенный тюк, Ральф отправился за рыжим, который с трудом протиснулся в дверь и занял собой половину хижины, наполнив ее своим запахом и шумным дыханием.
Все-таки Англия плотно заселена, иначе неизвестно, как бы они добрались до деревни. Ливень накрыл окрестности плотным потоком холодной воды, словно огромным водопадом, похожим на тот, что поразил Ральфа там, в далекой Америке, где ему довелось зимовать.
Дождь шуршал по крыше, просачиваясь через отверстия в стенах, но это было убежище, и вполне надежное. Промокшая одежда прилипла и холодила тело, спина вновь напомнила о себе резкой болью. Ральф снял джеркин и дублет, встряхнув, бросил одежду на тюки соломы, после чего взглянул на девушку.
– Раздевайтесь, леди Вуд, снимайте мокрую одежду, да побыстрее!
Мод промокла насквозь, но раздеться при мужчине?! Сам Кардоне не страдал скромностью: его джеркин уже лежал на соломе, за ним последовал дублет.
Она сняла перчатки, стянула влажный и оттого тяжелый чепец, сбросила накидку и разложила эти вещи на соломе, вовсе не будучи уверена, что они когда-нибудь смогут высохнуть в холодной хижине.
Рыжий шумно вздохнул, перебирая ногами. Выдрав из тюка пучок соломы, Ральф протер спину и бока коня, подтолкнул его поглубже к стене хижины, отцепил от седла кожаный дорожный мешок и извлек оттуда запасную полотняную рубашку, а из сумки на поясе достал огниво. Осмотрев хижину, обнаружил в углу плотно сложенный хворост и несколько поленьев. Слабый язычок пламени, лизнув предложенную ему пищу, затрещал сгорающей соломой, а затем принялся за хворост, набирая силу, запахло дымом и теплом. Ральф повернулся к леди Вуд. Она стояла, дрожа и потирая замерзшие руки, лишь сняла чепец и накидку.
– Мадам, ваше платье промокло насквозь. Вы ведь не хотите заболеть и огорчить своего отца? Не бойтесь меня, я не посягну на вас никоим образом. У меня есть сухая рубашка, огонь нагреет хижину и подсушит одежду. Снимайте платье…
Он положил свою рубашку рядом с ней на солому и, отвернувшись, шагнул в сторону, но отсутствие движения за спиной заставило его обернуться.
Леди Вуд стояла неподвижно, растерянно глядя на него.
– Шнуровка? – сообразил он. – Вам нужна служанка, чтобы развязать шнуровку?
Гм, всевышний свидетель, он этого не хотел… Но не хватало, чтобы она подхватила лихорадку.
– Вам остается одно, леди Вуд, принять мою помощь, хоть я и неловок в таких вещах, как женские платья. Мне не хотелось бы терять обещанное вознаграждение, вы мне нужны живая и здоровая.
«Вам остается одно, леди Вуд, принять мою помощь…»
Мод представила, как его пальцы дотрагиваются до нее, распускают шнуровку… Она сглотнула. Это невозможно! Совершенно невозможно! Но верхнее шерстяное платье было мокрым, а ей так нужно в Лондон!
Девушка медленно повернулась спиной к своему спутнику и перебросила распустившиеся волосы через плечо на грудь.
«Только верхнее платье…» – сказала она себе, и, хотя Кардоне еще не приблизился к ней, по ее коже побежали мурашки. И совсем не от холода.
«Он обещал! Он обещал не дотрагиваться до меня!» – мысленно твердила Мод, внезапно поняв, что будет разочарована, если Кардоне сдержит данное ей слово. Или нет? Она совсем запуталась. Ей были приятны, очень приятны его прикосновения, но она вовсе не собиралась позволять ему… Вернее, не хотела, чтобы на нее «посягали». Мод невольно вспомнила, как начинали блестеть глаза ее компаньонки, когда речь заходила о мужчинах – это была одна из любимых тем миссис Пикок.
«Женщина должна ощущать себя женщиной, – говорила она, – и эту возможность ей может дать только мужчина. Его особое к ней внимание. Впрочем, вам, дорогая леди Перси, это неведомо…» И в ее голосе явственно слышалось: «Бедняжка…»
Мод напомнила себе, что она – леди, замужняя женщина, которой не пристало поддаваться обаянию какого-то проезжего рыцаря с дурными манерами. О, пресвятая Дева! Она даже не знает, кто он! Лишь его странное для англичанина имя да то, что он едет в Лондон и всю жизнь провел в дороге. Этого явно недостаточно. Да что это с ней происходит?! Мод зажмурилась и опустила голову.
Вот он подошел, вот коснулся ее – всего лишь тесемок шнуровки на платье, а у нее отчего-то сжалось горло и куда-то ухнуло сердце.
– Сложная задача – эти женские шнуровки, – услышала она хрипловатый голос, который обволакивал ее, будто паутиной. Его теплое дыхание обдало ее шею, его руки принялись теребить узел завязки, а у нее огнем запылала кожа… – Diablo, как вы умудряетесь застегивать все это? Ваше платье совсем мокрое, вам нужно быстро согреться… сейчас, подождите, проклятье, это посложнее, чем разделать шкоты…
Мод не знала, что такое шкоты, но предпочла не уточнять, да ей было и не до разговоров. Все ее мысли и силы сейчас были направлены на то, чтобы Кардоне не догадался, какое волнение в ней вызывают его прикосновения – пусть только к тесемкам одежды.