— Вы в самом деле намереваетесь? — насторожился Скалоне, заподозрив скрытую угрозу.

— А что? Иногда не мешает хорошенько встряхнуть налогоплательщика. Пусть поразмыслит, куда идут его денежки. Ведь, если грянет атомный Армагеддон, будет поздно… Возле Мегиддо израильтяне, между прочим, положили троих террористов… Но давайте вернемся к нашим «всадникам», ваша честь. Чжан Канкан находится в контакте с известным вам главарем русской мафии в Нью-Йорке Нефедовым.

— Китайцем?

— Он самый, сэр. Наркотики сектантам привозят его люди.

— Которых вы так и не смогли взять?

— Пока не смогли.

— А что показали эти ваши, — Скалоне защелкал пальцами, — ну, как их?.. Голландцы, азербайджанцы? Они-то на кого работают?

— Вы же знаете, что от курьера многого не добьешься. Поставщики и заказчики, как правило, анонимные.

— Но хоть какие-то нити прощупываются?

— Если бы ничего не прощупывалось, я бы не пришел к вам, как вы совершенно справедливо заметили, с голыми руками. Прощупывается, но крайне медленно и своеобразно. Необычные курьеры пошли, ваша честь, все, как один, зомбированные.

— Что вы говорите, Сэм!

— Совершенно точно: зомбированные. Есть заключения крупных авторитетов. Мы уже получили из Вены кое-какие рекомендации. Телефоны О'Треди нужны до зарезу!

Скалоне вызвал звонком секретаршу.

— Не откажите в любезности, мисс Эмерсон, мне нужна сегодняшняя «Нью-Йорк Таймс». — Закрыв за пожилой леди стеклянную дверь, он вплотную приблизился к Моркрофту. — Атомный взрыв в Израиле вызовет мировую войну.

— А я о чем?

— Вы отдаете себе отчет в том, что мы идем на нарушение закона?

— Мы, ваша честь?

Очерк Лазо не вызвал того резонанса, на который надеялись редакция и, не в последнюю очередь, автор. То ли народ притерпелся ко всяческим ужасам, то ли окончательно разучился отделять быль от ошарашивающих своей очевидной нелепицей побасенок, что высасывали из пальца бойкие халтурщики вроде братьев Удодовых из еженедельника «Метрополис». О чем только не писали: об оживших мумиях, вурдалаках, о девушке превратившейся в леопарда, даже про школьника Петю, который ушел из дому в пятое измерение.

Почему именно пятое? А черт его знает! Наверное, потому что Петя, если таковой и вправду существовал, учился в пятом «В» классе. Словом, запомороченным москвичам, на чьи бедные головы ежедневно обрушивался поток гороскопных прогнозов, причем с прямо противоположными рекомендациями, было не до загробных голосов. Черти ли аукнулись в подвалах, или сработала подложенная нахальным прощелыгой магнитная лента, — какая в сущности разница? Всюду чернуха, надувательство и халтура. Звезды эстрады, и те «под фанеру» поют. Вернее, рот разевают, как рыбы.

А тут еще, как на грех, показали по телеку колдуна. Ражий такой мужик, зачем-то цепями обвитый, энергию в мертвеца вдувал. Через точки такие для иглоукалывания. Вокруг врачи в халатах и колпаках руками всплескивают, удивляются, а он, который колдун, знай себе надувает щеки, корячится, того и гляди лопнет. Не лопнул, однако. Здоровяк! Такого бы на лесоповал или мешки с цементом таскать. Короче, заставил он жмурика шевелиться, но не успокоился, пока не посадил. И что с того, спрашивается? Без холодного пота обошлось. Никто в обморок не грохнулся. Только поспорили в семьях, сколько баксов отвалили съемочной бригаде и, само собой, больнице — за интерьер.

Что же до «капитана Печенкина», то про него вроде как и вовсе забыли. Целых две недели не давал знать о себе сексуальный маньяк, ну и ладно, проехали. Надо сказать, что милиция была полностью солидарна с общественным мнением. Подумаешь, печень! Чуть не каждый день головы отрубают, отрезают гениталии. Успевай регистрировать. Чего ж удивляться, если глухое дело застопорилось, и людям пришлось заниматься более перспективными трупами?

Не успели зарыть президента банкирской ассоциации, которого вроде бы с помощью газа на тот свет спровадили, как пошел слух, будто газом там и не пахло, а смерть наступила от облучения изотопами. Какими конкретно? Не говорят. Кто проводил анализы? Молчание. Да и чего напрасно вопросами беспокоить, когда каждому мало-мальски компетентному гражданину прекрасно известно, что Институт судебной экспертизы находится на последнем дыхании. По причине финансового удушья.

Объявили приз в миллион долларов тому, кто укажет убийцу, и остались при своем миллионе. После трагедии в Чапаевске произошла смена силовых министров. Милицию снова лихорадило, безопасность в который раз перестраивалась, а прокуратура с головой ушла в «кукольные игры», обнаружив наконец главного виновника всех бед: сатирическую телепередачу. Постоянно прописанный в государственном организме вирус идиотизма начал размножаться с бешеной силой.

Короче говоря, не прозвучал Санин материал должным образом. Что же до исторических экскурсов с политическими выкладками, то это вообще никого не затронуло: накушались по самую макушку всякой политики. Самые, казалось бы, заскорузлые народолюбы-защитнички, и те сообразили, что одним маханием топора голосов не собрать. Живо состряпали партию радетелей обманутых вкладчиков проворовавшегося концерна «Тибет». Инфантильные пенсионеры доверчиво потянулись за дудочкой нахрапистого крысолова.

Непредвзято оценив умственный и моральный уровень среднестатистического обывателя, Лазо критически отнесся и к собственному перу.

— У тебя всего один недостаток, — сочувственно попенял главный, — уж слишком ты умный.

— Неизлечимый недуг, — оборвал Саня. — Дашь машину?

Мысленно он был уже на Масловке, в квартире Лориной подруги, где обрел временное пристанище: перевез стопку книг, кое-какую одежонку и ноут-бук, полученный в качестве премии от фирмы «Герника», специализировавшейся на эксклюзивном дизайне. Судя по манерам и лексике ее владельца, он едва ли догадывался, что мрачная картина Пикассо была написана в знак памяти разбомбленного фашистами городка.

Бес разрушения прочно сидел в душах. Глядя на ампирные хоромы, выраставшие рядом с помойкой, его душил злорадный смех.

Саня и впрямь перерос своего читателя. Издерганный сердечными переживаниями — суматошная лихорадочная любовь поглотила целиком, — он еще не осознавал, что всеобъемлющий закон перемен поставит его перед трудным выбором. Журналистику заполонили молодые беззастенчивые полузнайки, и в новом информационном поле таким, как он, уже нечего было делать. Опуститься на уровень ниже? Заведомый проигрыш и не позволит душа. Поменять жанр? Но это значит сменить газету. Нет, он не был готов уйти из редакции — и куда? — но соблазн разом все разломать угнездился в какой-то извилине мозга, подобно зернышку опийного мака, пустившему корни в трещине иссушенной земли.

Саня ошибался, думая, что его статью не заметили. Она задела, и больно, очень многих. Пошли звонки и письма с угрозами. Его обзывали безбожником и жидомасоном, с ним обещали разделаться самым жестоким образом. Только срок, в зависимости от партийной или конфессиональной принадлежности, варьировался в широких пределах. От «сегодня ночью» до «когда мы возьмем власть».

Ощущение было тягостное, мерзкое, словно облепило зловонной жижей. Особенно досаждали «пустые», как он называл, звонки, когда в трубке повисало недоброе выжидательное молчание. Лазо достал двустволку, которая вот уже шестой год мирно почивала в кожаном футляре, вогнал пару патронов с дробью четвертого номера и повесил в прихожей. Что-что, а запугать его никому не удастся. Не впервой.

Отключить телефон он не решался из-за Лоры. Чаще всего она звонила рано утром, улучив подходящий момент, или, в зависимости от ситуации, когда выбиралась в город. Решение перебраться на Масловку родилось сообща, как наитие свыше.

— По крайней мере всегда буду знать, где ты, — сказала она, отмывая пребывавший в мерзости запустения холодильник. — И тебе не придется терять время на дорогу. Я ведь и среди ночи нагрянуть могу.