— Чего это ты так разволновался?.. Рассуди сам: был суд, счета арестованы, дело не закрыто. Зачем возникать? Поглядим, как обернется. Может, и возвращать не придется? Пусть пока крутятся. Если заставят отдать, хоть с наваром останемся. У меня прынцып простой: платить только тогда, когда совсем нельзя не платить, — Каменюка расхохотался.

— А пулю не хочешь? Или Прокопыча позабыл? Еще и сороковин-то не было.

— Мы не знаем, кому перешел дорожку Лобастов. У него свои игры, у меня свои. Не будем торопиться с выводами. Время на нас работает.

— А Тамара?

— А что — Тамара? Она и у нас притыривала. С ней разобрались, не с нами, Иван Николаевич. Значит, все шито-крыто. К нам претензий нет. Точка. Ынцыдент исчерпан. И Всесвятский, считай, с носом остался.

— Какой еще Всесвятский?

— Гад из налоговой полиции. Под меня копает.

— Ты мне ничего не говорил.

— Сам только вчера узнал от одного человечка. Они там насчитали сорок семь миллиардов недоплаты. Представляешь? Нельзя ли его как-нибудь приструнить, полковничка этого?

— Шутишь!

— Не до шуток, Иван Николаевич. Если потянется ниточка, без штанов останемся. Как бы под нефть не начали рыть… У тебя ж такая заручка!

— Заручка, говоришь? Нет никакой заручки. Пока все хорошо, ты в друзьях, а как гнильцой потянуло, живо носы отворотят… Слушай меня внимательно, Каменюка! Мою часть завтра же переведи. Ты знаешь, куда, понял? Со своими поступай, как знаешь, ты у нас парень самостоятельный. Но я бы на твоем месте вопрос с налогом закрыл. Не сумел обойти, изволь раскошеливаться.

Инспектор Обердорфер тщательно изучил дополнительные данные на Аливелиева, полученные в результате оперативно-следственных действий. В Москве и Екатеринбурге была арестована большая группа научных работников, причастных к контрабанде радиоизотопов. При задержании изъяли приготовленную к отправке партию кобальта, цезия и порошок кадмия, предназначенный для производства изделий путем спекания. Особое внимание МВД обращало на новый тип контейнеров из свинцовой керамики, почти полностью поглощающей излучение. В самом недалеком будущем это могло существенно осложнить действия по борьбе с провозом оружейного плутония и урана. Предлагались совместные меры контроля грузов, поступающих по железной дороге и водным путем, в частности по Дунаю. В качестве перевалочного пункта называлась Босния и Герцеговина, откуда ядерное горючее могло попасть на Ближний и Средний Восток.

Трудно было бы переоценить значение полученной информации. Создавалось впечатление, что в России осознали всю глубину нависшей над миром опасности. Во всяком случае полиция впервые заговорила самостоятельно, не с голоса Минатома и без подсказки МИДа, совместно прокручивавших чреватые тяжкими последствиями контракты с Ираном. Настораживали и появившиеся в печати сведения о покупке атомного ракетоносца «Нахимов» военно-морскими силами Индии.

Невзирая на двойственную политику и традиционное византийское коварство, сдвиг в мышлении был налицо.

Сама того не сознавая, Москва дала в руки австрийских партнеров ключ к заблокированному сознанию контрабандиста-атомщика, непосредственно связанного с расхитителями продукции екатеринбургского завода «Электроаппаратура». Первым ключевым словом явилась кличка Аливелиева — «Бек». Справившись в «Британике», Обердорфер установил, что так на Кавказе назывались князья низшего ранга. Не принц, не герцог, даже не совсем князь, а скорее местный князек.

Инспектора не интересовало, был ли Исмаил Аливелиев на самом деле потомком благородных особ или просто «авторитетом», но опробовать код определенно имело смысл.

С тем и поехал он в клинику имени Карла Юнга.

Каково же было радостное удивление профессора Кребса, когда спящий Аливелиев, словно по волшебству, раскрыл глаза и сел на постели готовый к действию.

У Кребса не было юридического права подвергать пациента действию «эликсира правды». Австрия — не Филиппинский архипелаг, где в девственных дебрях Лусона еще бродят первобытные племена. Но для того чтобы опробовать испытанный терапевтический метод гипноза, не существовало никаких препятствий, в том числе и морального свойства. Напротив, это была прямая обязанность врача-психиатра.

Теперь, когда стало известно, что Бек-Аливелиев принадлежал к одной из московских группировок, вопрос о языке кодирования отпал сам собой. Фамилии, сообщенные МВД, правда, указывали на украинское происхождение: Голобабенко, Торба, но это ничего не меняло. С таким же основанием они могли принадлежать и русским людям, не говоря уже о том, что в Москве говорят по-русски, и вообще это единственный язык межэтнического общения во всем СНГ, включая Азербайджан и Украину.

Разложив с присущей ему старомодной педантичностью все по полочкам, Кребс мог приступить к сеансу. Единственное, что его останавливало, это акцент. Когда ты просто говоришь в обычной беседе «пожялюста», тебя поймут без переводчика, но если это случайно окажется паролем, заблокированный мозг может и не отреагировать на команду.

С односложным «бек» — профессор произнес bök — удалось, пройсныc тоже кое-как проскочило, но на «фстан» вышла осечка. Аливелиев так и не встал. Чтобы привести в действие этого Голема, требовались новые коды или, в случае гипнотического раппорта, хотя бы приличное произношение. По-русски Кребс читал совершенно свободно, но выговаривать без акцента заковыристые слова так и не научился. С японским и китайским обстояло еще хуже. Он разбирал три тысячи иероглифов, но коварные азиаты отказывались понимать его устную речь. Обидно, ибо в клинике второй месяц лежал закодированный японец с драконом на груди, принадлежавший к той же загадочной секте, что и Аливелиев. Его тоже взяли в аэропорту с грузом синтетического наркотика «белый китаец» на сумму в триста миллионов шиллингов.

— Скажите, инспектор, русские ничего не сообщили вам относительно господ Холопапенко и Торпа? — спросил Кребс, погрузив Аливелиева в сон. Он приказал «спы!», и тот послушно обрушился на подушку. — Меня крайне интересует, есть ли у них татуировка?

— Никаких сведений, господин профессор.

— Досадно. Нельзя запросить дополнительные подробности?

— Сегодня же отправлю запрос.

— Буду весьма благодарен. Вы случайно не знаете, как правильно сказать по-русски «отфетшайт»?

— Здравствуйте, до свидания, добро пожаловать, водка, икра, борщ — это весь мой словарь.

— Жаль. Не хотелось бы нанимать переводчика. Дополнительные расходы.

— Пришлите счет. Мы оплатим… Позвольте полюбопытствовать, господин профессор, по поводу гипноза. Насколько я знаю, далеко не все поддаются?

— Вы совершенно правы. Люди с сильной психикой могут противостоять гипнотическому воздействию. Однако с помощью наркотических средств можно подчинить своей воле практически любого. О пытках и прочих недозволенных средствах и говорить не приходится.

— Значит ли это, что в принципе нормального, законопослушного гражданина гипноз — я говорю о преступном применении — превращает в послушного исполнителя?

— Это так. Легче всего поддаются субъекты с подавленной волей, лишенные индивидуальности, с задатками рабства, прислужничества. Вы нашли верное определение: исполнитель. Но куда проще нанять такого за деньги или принудить угрозами. Вы в полиции знаете, как делаются такие вещи. Постепенно человек начинает уже программировать самого себя. Киллеров я рассматриваю как своего рода автозомби.

— Интересная мысль… А массовое зомбирование возможно?

— Сплошь и рядом. Возьмите, например, звуковые послания Асахары. Типичный метод группового программирования. С таким же явлением столкнулись в России, когда началось повальное обращение в Белое братство. Гипноз таит в себе множество до конца не раскрытых возможностей. Человек, абсолютно не причастный к искусствам, начинает вполне прилично рисовать, играть на рояле и так далее. Вспоминает языки, которых никогда не изучал, придумывает оригинальные комбинации в шахматах, покере — мало ли…