Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Боже мой, Джонатан, как ты можешь так говорить! — взмолилась Вера.

— Помолчи, — одернул ее доктор, и она сжалась под его взглядом, став вдруг похожей на ту, вторую женщину, словно сошедшую с двойного портрета.

Хестер сделал шаг в ее сторону, и Мари показалось, что вот сейчас он поднимет Веру и они уйдут.

— Боюсь, виновата во всем я, — быстро сказала она и встала между доктором и Верой. — Это я заморочила голову Эрделюаку рассказами об одном американском психиатре, которому, похоже, удалось создать что-то вроде биоробота, очень похожего на нашего Бертье. Монд специально ездил в Бостон, помогая распутывать эту странную историю, связанную с жутким преступлением.

— Очень интересно! — Хьюз, севший было в кресло, вскочил. — Тебе не стыдно, Мари? То, что я должен был узнать первым, я узнаю последним. А ты, Ник, почему ты мне ничего не рассказал? Подумать только — биоробот! Любая редакция отдала бы за такую информацию все на свете!

— Успокойся, Хьюз, — сказала Мари, — с Ником я делилась не фактами, а эмоциями. Придет время, и я тебе все расскажу.

— Ловлю тебя на слове.

— Я не желаю больше слушать вашу праздную болтовню, — заявил доктор. — Вам, мистер Эрделюак, я предлагаю следующее: или уничтожить портрет, или отдать его мне. Платить за него я не могу, — с вашей стороны это выглядело бы как вымогательство. Вот мое последнее слово. В противном случае — между нами все кончено. Вера, мы уходим.

Растерянная женщина покорно поднялась, и они ушли.

У любого художника бывает пора мучительных сомнений. Закончив двойной портрет Веры, Эрделюак сидел около него до утра, снова и снова проверяя себя, зная, что уже не имеет права прикоснуться к нему кистью. Надо было так вглядеться в него, чтобы признать, принять все до штриха. Необходимость отчуждения от законченного полотна давно осознавалась им как профессиональная болезнь. Одно полотно держало его около себя дольше, другое меньше. Двойной портрет Веры Хестер не отпускал его. Николь, заглянув в мастерскую, увидев портрет и сидящего перед ним Ника, молча взяла стул и села рядом. Эрделюак обнял ее, чуть притянул к себе. Так и сидели они, чувствуя тепло друг друга, не в силах отвести глаз от портрета.

Николь, при всем ее трепетном отношении к Эрделюаку, не была той безумной влюбленной, что принимает все, созданное ее избранником. Только им двоим были известны мучительные решения «перемалевывания», как они говорили, а иногда и уничтожения того, что создавалось. Если Николь говорила «нет», в первые мгновения Ник чувствовал себя совершенно несчастным. Почти никогда он не спрашивал, почему «нет». Если же с этим «нет» он все же не соглашался, чаще всего Николь приходилось убеждаться, что он прав.

Одного взгляда на портрет ей было достаточно, чтобы уловить то жутковатое противоречие, которое передавали краски. Обе изображенные женщины смотрелись прекрасно. Николь думала не о Вере, прототип был слишком очевиден, настолько, что она фактически не обратила на это внимание. Поражало право трактовки, предложенное Ником. В обыкновенной, пусть привлекательной, женщине Эрделюак увидел вдруг то, что, может быть, непозволительно было раздваивать.

— Расщепление, — сказала Николь.

— Ты его чувствуешь? — спросил он.

— Да.

Потом, видя, что Эрделюак не может избавиться от наваждения, она позвонила Хьюзу. Арри и Николь, прогнав Эрделюака, проговорили часа два, решив в конце концов, что в качестве арбитра следует пригласить Мари.

Никто из них до поры и понятия не имел, что личность доктора Хестера попала уже и в поле зрения Лоуренса Монда, и в поле зрения Мари. Не знали они и о том, что у Мари побывал Арбо, а в квартире доктора проведен несанкционированный обыск.

Приглашая Мари, ни Хьюз, ни Николь опять-таки не представляли, что она, может быть, тот единственный человек, кто в данной ситуации способен оценить работу Эрделюака по достоинству.

У портрета Мари простояла довольно долго, а когда повернулась к ним, глаза ее хитро блестели.

— Ну? — спросила она. — Как прикажете оценивать ваши постные физиономии? Это одна из лучших, а может быть, самая лучшая работа Ника. Я не понимаю, что вас здесь смущает. То, что моделью для двойного портрета послужила Вера? — И чтобы вернуть Николь ее профессиональную уверенность, насмешливо добавила: — Арри, а тебе не кажется, что наша очаровательная Николь усомнилась в своих чарах?

— Ах так! — тут же воскликнула Николь.

Мари чмокнула ее в щеку, посоветовала успокоиться, заявила, что им тут больше делать нечего, и, подхватив под руку Хьюза, потащила его на улицу, крикнув из дверей Николь:

— Детка! Будь умницей!

— Я оторвал тебя от дела, — сказал Хьюз, когда они вышли, — можешь поругать меня, я не обижусь. Мне показалось, что портрет не произвел на тебя особого впечатления.

— Во-первых, это не так, — сказала Мари, — а насчет того, какое он на меня произвел впечатление, — чуть позже. Скажи, ты можешь проводить меня?

— Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой?

— Да.

Он с сожалением оглянулся на свою машину, и Мари перехватила его взгляд.

— Арри, это важно, — сказала она.

— Ладно, я понял.

Какое-то время Мари, не отвлекаясь, следила за дорогой. Хьюз молчал.

— Есть идея, — сказала она наконец, — но без твоей помощи мне ее не осуществить. Чтобы ты меня понял, я должна рассказать тебе довольно длинную историю. Если ты не согласишься мне помочь, тебе придется ее забыть, может быть, навсегда.

— Это как-то связано с расследованием, которое вы сейчас ведете?

— Да.

— О чем ты тогда спрашиваешь? Конечно, я согласен.

— Но ты понял, Арри? Никаких газетных публикаций до тех пор, пока я или Лоуренс не скажем — давай. Может быть, ничего и не выйдет. Но в случае удачи ты получишь сногсшибательный материал.

— Я все понял. Слушаю тебя.

Шаг за шагом, не торопясь, Мари рассказала ему все, что касалось дела Бертье или, как считала она теперь, дела Бертье — Хестера. Сначала они сидели в машине, потом поднялись к Мари, и Джордж, несмотря на то что они от него отмахивались, заставил их поужинать. А они все говорили и говорили, разрабатывая план, который сначала был одобрен на совещании у Лоуренса Монда, а потом осуществлен в «Клубе по средам».

Глава тринадцатая

Доктор Хестер, он же Стив Конорс

Из мастерской Эрделюака вернулись поздно. Поставив машину в гараж, через центральный вход вошли в дом.

— Вера, — сказал доктор, — ты, пожалуйста, ложись. Мне придется часика два еще поработать.

— Опять? — удивилась она. — Может быть, я что-то не так сделала?

— Ты же знаешь, у меня сейчас много работы.

По дороге в процедурную он толкнул дверь в комнату Линды. Она сидела в кресле, придвинутом к торшеру, и читала.

— Зайди ко мне через час, — буркнул он и стал подниматься по лестнице.

Этот час нужен был ему, чтобы успокоиться, привести мысли и чувства в порядок. Ощущение опасности, внезапно охватившее его при первом взгляде на портрет Веры, продолжало тревожить. Он сидел за своим рабочим столом, положив на него руки и глядя перед собой. Почему так напугал его этот портрет? Мог ли художник создать тот, второй, теневой образ, опираясь только на свое воображение? Доктор не отказывал Эрделюаку в таланте. Он верил, что все его приобретения, сделанные у Эрделюака, окупятся сторицей. Но это! Может, он гений, — доктор криво усмехнулся. Скорее, мистика, подумал он. Или… Или Эрделюак видел Веру такой, какой видят ее они с Линдой, когда Вера, как говорили они, «отправлялась на каникулы». Доктор очень гордился этой своей миниатюрной программой. Кодировка и раскодировка проводились быстро и, можно сказать, практически без вреда для пациента. Человека, словно скрипку, убирали в футляр до тех пор, пока он не понадобится. Недоумения, которые высказывала Вера по поводу своих состояний, он объяснял особенностями расстройства ее нервной системы, обещая, что со временем это пройдет. В порядке компенсации, например, перед отправкой по средам к Эрделюаку, он приводил ее в мягкое эйфорическое состояние, которое очень шло ей, и поддерживал это состояние в ней день-два. Две крайности, два Вериных лица и разглядел Эрделюак.

92
{"b":"191975","o":1}