И вот тут-то он совершил непростительную ошибку, от которой, кажется, был застрахован всем предыдущим опытом. Так бывает, когда вместо того, чтобы оказать поддержку, ставят подножку.

Суть просчета заключалась в том, что инспектор решил за минуты, оставшиеся до прибытия шефа, получить от Силены Стилл еще хоть какую-то информацию, хоть самую дохлую, но которая в общем-то могла бы помочь ходу следствия. Принцип старый как мир: подстригай овец, пока волки сыты. Не учел же он одного: в данном случае метод грубого штурма был не просто не годен — он был опасен. Ибо перед ним сейчас была отнюдь не какая-нибудь, допустим, входная дверь, сквозь которую можно было пройти, как ветер, — перед ним была почти насмерть перепуганная женщина, сорока с лишним лет, и коленки у нее подгибались от ужаса, и, когда она отпускала подлокотники кресла, заметно дрожали руки.

На Силену посыпался град вопросов: кто такой Жан Бертье? откуда сюда приехал? приходил ли к нему кто-нибудь? кто звонил? кому звонил он? почему разбит только этот аппарат, а тот, в кухне, цел?..

Нет, нет, нет! Не знаю! Не звонил! Ничего не знаю! Нет, нет!

Говоря короче, он опять довел ее до истерики. Бедная женщина то рыдала, то тихо всхлипывала, то впадала в оцепенение, за которым, казалось, грядет бесчувствие.

А инспектор Инклав все больше злился: нечего будет добавить сегодня к делу! А ведь как прекрасно могло бы выйти — шеф с ребятами примчится, а у него здесь не только тело, пусть даже вместе с мокрым шмотьем, с ботинками, и чехол с винтовкой, но и детали… В этом пока непонятном случае именно детали могут повернуть следствие так и этак! Именно от них, от деталей, ход следствия и зависит!

Миссис Стилл прошептала что-то, но Инклав ее не понял… Сама мысль о деталях дела, о возможных косвенных уликах словно вдруг что-то остановила в его сознании… «Шеф с ребятами…» Вот что!

А вдруг шеф не свяжется с Рикарденом из машины, зная, что, в принципе, это обязан был сделать Инклав? Ведь по правилам каждый, кто занят в деле, обнаруживший нечто новое, прежде всего обязан дать сообщение в центр! Если этого не сделал, оправданием признается одно: физическая невозможность… То есть надо срочно перепроверить!

Силена Стилл опять привлекла внимание Инклава. На этот раз он расслышал ее слова.

— Дайте мне что-нибудь выпить, — как сквозь сон, сказала она. — И покрепче. У меня совершенно нет сил…

Инклав ей ободрительно кивнул и пошел на кухню. Прошлый раз сквозь прозрачную дверку бара он заметил там знакомые очертания бутылки с рифленым горлышком. В самом деле пришла пора привести в норму — к приезду шефа — эту нервную мадам, состоявшую на побегушках у какого-то там французишки. Может быть, и впрямь перебравшегося сюда с другой стороны Ла-Манша с единственной целью — натворить тут дел… Да и самому неплохо бы теперь пропустить стаканчик!

На кухне он сразу подошел к бару, достал бутылку виски, поставил ее на стол. Потом закурил — впервые в этих подозрительно чистых стенах — и с сомнением глянул на телефон… Надо все же перепроверить, вызвал ли шеф бригаду…

Инклав ткнул сигарету в первое попавшееся пустое блюдце, снял трубку и стал набирать телефон Рикардена. И тут же услышал, как в дальней комнате с очень ясным коротким всхлипом что-то твердое раскололось, скорее всего бутылка. Бросившись к дверям, он услышал второй характерный звук, от которого сердце прыгнуло вверх и остановилось где-то у горла.

К его вящему ужасу, это был звук упавшего на пол тела.

Стоя на пороге, инспектор сразу подумал о Боге, дьяволе, о собственном Рыжем Черте и, кажется, о конце карьеры. Миссис Силена Стилл неподвижно лежала на спине, головой к дверям. Запах пролитого бордо ощущался как неуместный в мирной своей навязчивости.

Инклав выбрал сухое место, опустился на колени, попытался прощупать пульс.

В этот же момент от дверей раздался тот самый рычаще-усталый голос, от которого порой дребезжали стекла:

— Интересно, чем это вы тут заняты, инспектор Инклав?

Точность официального обращения была убийственной.

Обернувшись, Инклав увидел в дверях Сэмьюэла Доулинга, Рудольфа, кого-то еще из ребят спецгруппы и, поднявшись с колен, кажется, впервые в своей безалаберно-строгой жизни развел руками.

Каждую среду Мари исчезала из дому по вечерам с пунктуальностью сиделки, торопящейся к изголовью безнадежного, а потому особо щедро оплаченного клиента. Ровно в шесть она выводила свой черный блестящий «бьюик» из гаража и, закрыв за собой ворота, словно растворялась в прохладных сумерках.

Тем печальнее, что именно нынешняя среда — в силу известных теперь событий — все поставила как бы с ног на голову.

Ранним утром уехав сегодня в налоговое управление, Мари рассчитывала вернуться домой к обеду.

Не получилось.

Все заказанные документы, сказали ей в управлении, будут готовы не раньше чем к четырнадцати часам. Если мисс Монд спешит, она может получить их завтра, в любое время.

Лучше подождать, решила Мари, не любившая лишних пустых поездок. Дело терпит. Да и в магазинах, кстати, она уже не была лет сто.

Только села в машину, как грянул ливень, показавший всем, кто был в этот час на улицах, что второй потоп запланирован был точно на эту среду. Режущая мощь прямых беспощадных струй отдавалась внутри машины жестяной непрерывной дробью. Стало темно, как ночью.

Вспомнив о том, что с утра ничего не ела, Мари бросила машину возле первого попавшегося кафе, где и заказала горячий завтрак. Милях в двадцати от родного дома она с долей удовольствия вдруг почувствовала себя туристкой, раз в году позволяющей себе не планировать день, а строить его по случайной прихоти. Свет в кафе был мягок, тихонько играла музыка. Создавалось впечатление, что грохочущая за окном стихия — это некий четкий контрастный фон, на котором личные проблемы жизни все же слегка тускнеют.

Потом к ее столику подсела какая-то давняя подруга по университету, они болтали, и Мари, должно быть, впервые в жизни обнаружила истину, что в разговорах ни о чем время тоже может пролетать незаметно и как бы само собой. В общем, первая половина дня получилась какой-то рваной и, по сути, вполне бессмысленной.

В довершение всего на обратном пути, когда до развилки оставалось не более пяти миль, вдруг заглох мотор. Все «ремонтные» способности Мари ограничивались умением раз в сезон сменить свечи. От досады она чуть не расплакалась, но потом все же вышла из машины и, в надежде на помощь других водителей, подняла капот.

Через несколько минут возле нее остановился голубой «фиат», из встречных. Очень милая женщина лет тридцати пяти, опустив стекло, приветливо помахала Мари рукой с другой стороны шоссе:

— Что-нибудь случилось?

— Да, по-моему, мотор… — начала Мари.

— А куда вы едете?

— В Бэдфул-каунти.

— Господи! — всплеснула руками женщина. — Я ведь сразу так и подумала. Будьте осторожны, милочка, там такое творится, такое творится!

— Где?

— Да у самого замка Бэдфулов. Море крови! Оцепление стоит — машин десять. Никому ничего не известно толком, но все в голос уверяют, что какой-то маньяк перестрелял прохожих. Так что будьте осторожны — убийцу ищут!

И она умчалась так быстро, как если бы ее преследовали.

«Бред какой-то», — неуверенно сказала себе Мари, снова села за руль и включила радио. Передача для домохозяек звучала довольно буднично.

Мари вынула из плетеной сумки пачку сигарет, которую всегда держала под рукой, на подобный случай, и закурила. Торопливые слова незнакомой женщины не просто поселили в душе тревогу, — как живое существо, они грохнули головой об камень этот бестолковый гнетущий день. Мари сердцем ощутила: в их районе случилось нечто из ряда вон, и в какой-то своей части это нечто заденет, конечно, Мондов. Было просто необходимо как можно скорее попасть домой.

Мари вышла из машины, закрыла дверцы и, пройдя метров сто по шоссе, решила поймать попутку.