Ну, теперь само похищение… Организовывая его, преступники учли свою предыдущую ошибку. В определенном смысле для нас нападение оказалось все-таки неожиданным, хотя мы его ждали. Я шел с Мари, Рудольф прикрывал нас сзади. В смысле безопасности нашу прогулку нельзя было назвать оправданной, но ведь мы хотели в какой-то мере помочь Конорсу решить задачу захвата!

Четыре человека отсекли нас от Руди и бросились на него, трое — на меня и Мари. В общем, все пошло по сценарию: схватку мы «проиграли», и Мари увезли в голубом фургоне.

Один из кульминационных моментов всей кампании Лоуренс Монд разрабатывал наиболее тщательно. Дело в том, что до самого конца мы старались поддерживать версию, что Монд проводит расследование вне всякой связи с полицией. До конца этой версии надлежало придерживаться и Мари, оказавшейся заложницей. Лишить же Конорса всякой надежды на наследство можно было лишь одним путем — предъявив ему обвинение в организации убийства Роберта Бэдфула. Но выглядеть это должно было не как реакция на захват Мари, а как самостоятельное действие полиции. И представьте себе, чтобы заставить Конорса окончательно потерять голову и раскрыть все карты, Доулинг согласился на инсценировку его ареста! Не на арест — заметьте! — а вновь на инсценировку!..

То есть в те же самые секунды, когда на улице совершалось нападение на Мари, к дому Конорса подъехала полицейская машина, и доктору наконец-то был предъявлен ордер. Как и ожидалось, полицейские дали себя скрутить — их заперли в одном из подвальных помещений. Туда же бросили и водителя, вытащив его из машины. Представляю, каково было этим ребятам, у которых чесались руки! Мне рассказывал Рудольф, на последнем инструктаже один из них все бубнил:

— Понимаю, шеф. Люди Конорса меня свяжут. И, возможно даже, дадут по морде. Моему сыну скоро пятнадцать. Как я ему потом буду смотреть в глаза?..

Одним словом, Конорс был готов к побегу настолько хорошо, что через пятнадцать минут всех будто ветром сдуло. В доме доктора осталась одна лишь Вера. До сих пор не пойму, почему они про нее забыли?

Бункер, куда похитители доставили Мари (я уж не стану рассказывать, как они пытались запутать следы), находился довольно далеко, за трясинными болотами на севере Бэдфул-каунти, под развалинами одного из старинных замков, не полуразрушенного, а представляющего собой действительно груду камней. Видимо, когда-то контрабандисты обнаружили под ним подземелье меж скальных гряд и оборудовали его как свою перевалочную базу. Благо, что и море оказалось рядом, метрах в двухстах. Приборы из лаборатории доктор доставил сюда заранее. Вскоре и сам он, с Линдой, оказался там, не подозревая, что похитители Мари привели за собой и полицию, и Монда с его людьми…

Конорс в подземелье своем метался еще два дня. Все его планы рухнули. Он то просто угрожал Мари, то пытался ее допрашивать, все надеясь выяснить, где же он совершил просчет. Постепенно он осознал, что акция с захватом Мари оказалась бессмысленной. Во всяком случае, той роли, какая ей отводилась, она сыграть не смогла. Мари оказалась виноватой еще и в этом. Ненависть к ней, усиленно подогреваемая Линдой, росла… И вот у него созревает зловещий план — не просто потребовать за Мари выкуп, чтобы хоть как-то возместить то, что, казалось, уже было у него в руках, а вернуть Монду вместо Мари… «зомби»! План этот ему все больше нравился — он становится весел, болтлив, сам навязывает Мари разговоры о нашем клубе, вспоминает какие-то наши шутки, картины Эрделюака, стихи Арбо. Ему всячески хочется подчеркнуть, чего лишится Мари… И прежде, чем навсегда отнять у нее память, он наконец выдает свою главную тайну, убежденный, что она умрет вместе с безумием, которое он ей уготовил.

Последний акт трагедии разыгрался туманной ночью. Именно туман позволил всем, кто готовился к броску, максимально приблизиться к охране Конорса. Надо отдать должное Монду: до самого последнего мгновения он не дрогнул. И когда доктор приказал Линде сделать Мари укол, дал команду к штурму.

Вот, собственно, и все.

— Но ведь доктор все же ушел? — подал голос Арбо.

— Доктор ушел, — сказал Хьюз. — Здесь он оказался дальновиднее и Доулинга, и Монда. И если в группе Монда считают, что все-таки добились своего, то Доулинг, разумеется, рвет и мечет. Как это Конорсу удалось, — не вполне понятно. Но дальнейшие поиски — и его самого, и его помощницы — это уже дело полиции. Утешиться все же есть чем: Лоуренс Монд отдал в руки Доулинга целую банду.

Слова Хьюза прозвучали жестко. Можно было представить, как жестки будут статьи, которые он наконец-то теперь напишет.

В общей тишине, возникшей вдруг после его повествования, телефонный звонок показался особенно неожиданным.

— Арри, тебя. — Николь протянула ему трубку. Тишина стала напряженнее.

— Я слушаю, — откликнулся Хьюз, стоявший с ней рядом.

— Арри, — Андрей говорил быстро и четко, — начинайте улыбаться во весь рот. — Не понимая еще, что к чему, Хьюз начал улыбаться, видя, что все наблюдают за ним. — И делайте вид, — продолжал Городецкий, — что я говорю вам исключительно приятные вещи, отвечайте односложно.

— Я понял, слушаю. — Журналист непринужденно присел на ручку кресла.

— Пока не все ясно, но… — Андрей секунду помедлил, подбирая слова, — похоже, Хестер еще раз решил напомнить о себе. Особняк Монда блокирован, связь с ним прервана. В клинике Макклинтона какие-то люди пытались обнаружить Веру. Что касается вас… Арри, важно как можно скорее понять, что произошло у вас в коттедже. Простое ли хулиганство, или это был обыск. Вы поняли меня?

— О да!

— И никакой паники.

— Разумеется.

— Выезжайте немедленно, и дайте мне на минуту Мари.

Хьюз чувствовал, что от него ждут объяснений.

— Убегаю, — улыбаясь объявил он, — кажется, Городецкий собирается подкинуть мне парочку жареных фактов. Скоро вернусь.

Он говорил, не слыша уже, что отвечает Андрею Мари, уверенный, что сыщик скажет ей все, что нужно. История, которую он только что рассказывал, получала неожиданное продолжение, и он, Арри Хьюз, единственный из журналистов, будет ее хроникером. Ничто другое не занимало его сейчас. Лишь несколько минут отделяли его от новых событий, в центре которых, как он понимал, опять оказались буканьеры Его Величества Случая.

Сознание медленно возвращалось с Стиву Конорсу. Казалось, что он всплывает из бесконечных глубин, пузырящихся, рвущихся вверх, и что он сам — один из пузырьков, наполненных воздухом, а стало быть, жизнью. Но вот и этот пузырек вырвался на поверхность воды, взорвался, растаял. Небо ослепительно распахнулось, радужные круги поплыли перед глазами, уменьшаясь и обретая черты предметов возвращающегося из небытия мира. Мир был еще тяжел, неповоротлив, а главное — глух. И все же глухота эта была живая, словно кто-то хотел прорваться сквозь нее и стучал, стучал, как стучат в двери пустого дома.

— Где я? — чуть слышно произнес доктор, но слух еще не вернулся к нему, и он не мог знать, ответили ему или нет.

Между тем за его пробуждением наблюдали. Рядом с кроватью, на которой лежал Стив Конорс, сидел человек, удобно расположившись в кресле, не вписывающемся в общую обстановку клинической строгости. О возрасте этого человека можно было судить лишь по сединам, коротко подстриженным и уже плохо скрывающим разрастающуюся лысину. Сквозь крупные стекла, посаженные в золотую оправу, на медленно приходящего в себя Конорса смотрели узкие щелочки глаз, цвет и выражение которых определить не представлялось возможным. Маленький нос, казалось, с трудом поддерживает очки. Круглое, гладкое, почти без морщин, лицо светилось улыбкой, открывавшей два верхних передних зуба. И пожалуй лишь кисти рук, покоящихся на подлокотниках, с одутловатыми пальцами и пигментной сыпью на тыльной стороне ладоней, выдавали возраст сидящего в кресле.