— Итак, — начал Монд, — некто Жан Бертье, француз, двадцати шести лет, полгода тому назад арендует двухэтажный особняк на Рейн-стрит, 16, и живет в нем, по словам экономки, почти безвылазно. Договор об аренде заключен по телефону, через посредническую контору, деньги внесены вперед, за двенадцать месяцев. Жана Бертье обслуживает экономка, миссис Силена Стилл, также нанятая по телефону. Деньги на ее личный счет регулярно переводятся страховой компанией «Хэлпинг-хауз». Сразу отмечу — услуги ее оплачиваются много выше обычного, живет она в нескольких автобусных остановках, ею, по-видимому, довольны. В силу этих обстоятельств на некоторые странности характера Бертье экономка, очевидно, не склонна обращать внимания.

Из отчета инспектора Инклава видно, что это за странности. Во-первых, чрезвычайная изолированность Бертье от мира. Он не покидает помещения, даже, кажется, ни разу не вышел в сад. Необыкновенная лень Бертье… Когда бы ни пришла экономка, он валяется на тахте и смотрит видеозаписи. «Панасоник» поставлен возле тахты, в ногах; рядом — столик с полочками, на них множество упаковок: всегда шоколад, печенье, различного вида жвачки. К приходу Силены Стилл обертками обычно усеяна половина комнаты.

— Вариант «Сладкой жизни» уважаемого синьора Феллини, — буркнул Вацлав, не удержавшись.

— В местном варианте, — кивнул головою Монд. — Второе. Несмотря на кажущуюся лень, ежедневно по утрам Жан Бертье проводит интенсивную зарядку, можно даже сказать, профессиональную тренировку, что позволяет ему до последних дней поддерживать прекрасную спортивную форму. После этого обязательно принимает контрастный душ. Рядом с его спальней оборудован настоящий спортивный зал: две соседние комнаты соединены раздвижной стеной. Состояние многочисленных тренажеров, механической беговой дорожки таково, что можно сделать однозначный вывод: всеми этими снарядами Бертье регулярно пользовался. В том числе и миниатюрной электронной моделью тира.

— В космос он собирался, чего там! — тихонько сказал Андрей.

— В качестве Белки-Стрелки, — тут же добавил Вацлав.

— Он и так жил почти как в космосе, — посмотрел на них Монд с напускной суровостью. — Полная изоляция от мира, вспомните! Его никто не посещает, и сам он ни к кому не ходит. Экономка ни разу не слышала, чтобы он разговаривал с кем-то по телефону. Тем не менее раз в месяц она оплачивала телефонные счета, примерно на одну и ту же сумму. За шесть месяцев жизни Бертье в коттедже мы имеем шесть квитанций, и все — за телефонные разговоры с Лондоном. То есть, как видим, сам образ жизни Бертье — тоже одна из тех странностей, о наличии которых я говорил вначале. Такова экспозиция, друзья мои. У кого есть вопросы?

— Сам образ жизни, — сказала Мари. — Наиболее остроумные из нас тут уже, правда, упоминали «Сладкую жизнь» и космос… Но тем не менее… Меня очень интересует, как следствие квалифицирует сам образ жизни Бертье? Зачем он сюда вообще приехал и, как говорится, откуда взялся?

— По этому поводу есть только одно свидетельство, все той же экономки, Силены Стилл. По ее словам, которые приводит в отчете Инклав, Жан Бертье «то ли проходил здесь курс лечения от самого обычного сплина, то ли от кого-то прятался». Какова профессия Бертье и откуда он прибыл, — таких данных в деле пока что нет.

— Извините, а на какие шиши он жил? — поинтересовался Вацлав. — Экономка оплачивается, коттедж оплачен… Где он сам-то брал деньги?

— Здесь как в старом анекдоте, — ответил Монд. — Боба спрашивают: «Где ты, Боб, берешь деньги?» — «Как это „где“? — отвечает Боб. — В ящике письменного стола». Точно так же обстоит дело и в нашем случае. Собственного счета в банке Бертье не имел, но в левом ящике письменного стола экономка всегда находила деньги. Никаких при этом чеков, всегда наличные.

— Значит, кто-то еще навещал его, — сказала Мари уверенно. — Тем более если он действительно проходил курс лечения.

— Этот вывод очевиден, — сказал Монд, — но нигде никаких следов. Во всем этом прекрасном просторном здании — никаких иных отпечатков пальцев, кроме, разумеется, Бертье и Силены Стилл.

— Да-а, — протянула Мари со вздохом, — пока нам ясно, что ничего не ясно… Может, все же двинемся дальше?

— Не груби, Мари, — сказал Монд. — Если больше вопросов нет, переходим к главному… Незадолго до восьмого июня, то есть до той роковой среды, Жан Бертье получает письмо. Его текст имеется в деле, но я еще раз его напомню. «Господин Бертье! Пока вы безуспешно поправляете тут здоровье, ваша очаровательная супруга, миссис Э. Хартли, развлекается с графом Р. Бэдфулом. Можете убедиться в этом в ближайшую среду в девять утра у калитки в юго-западной части парка». Текст, как вы могли обратить внимание, исполнен весьма старательно, ровными печатными буквами, обычным синим фломастером. Обнаружено письмо на полу, возле письменного стола, без конверта, с отпечатками пальцев одного Бертье.

— Сам себе написал, гаденыш! — тихо сказал Вацлав Крыл, подмигнув Мари. Та в ответ погрозила пальцем. Лоуренс Монд посмотрел на Крыла с той умильно-печальной строгостью, с какой терпеливый старый учитель смотрит на заводилу в классе, в каждодневном привычном своем раздумье, не пора ли того выставлять за дверь.

После этой незначительной паузы Монд продолжил:

— Что произошло дальше, вам всем хорошо известно. Вместо того чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, Жан Бертье, этот, по формулировке Доулинга, маньяк-ревнивец, устроил засаду на чердаке пустующих конюшен, в четверти мили от предполагаемого места встречи Роберта Бэдфула и Эммы Хартли. В среду утром, в девять пятнадцать, прозвучали три выстрела, в результате которых погибли Бэдфул, Хартли, только что приехавшая из Лондона первым утренним поездом, и, что совсем уж необъяснимо, крохотная собачонка по кличке Марфи, принадлежащая, как ни странно, все той же экономке нашего новоявленного Вильгельма Теля, Силене Стилл. По предположению Доулинга, с которым, пожалуй, следует согласиться, сама миссис Стилл в тот момент осталась жива по чистой случайности: она просто не успевает попасть в поле зрения Бертье, оказавшись загороженной деревьями, и какое-то время после того, как ее собака опрокидывается навзничь под третьим выстрелом, стоит не двигаясь. В эти самые минуты, как помните, разражается страшный ливень, под которым, кстати, Силена Стилл все же находит силы перебежать шоссе и из ближайшей телефонной будки вызвать полицию.

— Есть ли какое-нибудь разумное объяснение, — спросил Андрей, — почему экономка Бертье оказалась на границе владений Бэдфулов именно в это время?

— Объяснение есть, — сказал Монд. — И содержится оно в протоколе допроса, который провел сам Доулинг. Каждое утро, независимо от погоды, Силена Стилл совершала со своей Марфи довольно длительные прогулки. В этот раз собака сорвалась с поводка. Догоняя ее, миссис Стилл и приблизилась к роковому месту.

— С экономкой все ясно, — сказал Андрей. — А сама Эмма Хартли, эта, как сказано в анонимке, «очаровательная супруга» Жана Бертье? Что заставило ее приехать из Лондона, первым утренним поездом, в этот день?

— В этом полной ясности нет, — сказал Доулинг. — Сразу после убийства секретарша Доулинга, Милена, звонила в Лондон в шляпную мастерскую, где, судя по визитной карточке, работала Эмма Хартли. По словам владелицы мастерской, миссис… э-э… простите… — Монд порылся в бумагах, — да, по словам владелицы мастерской Мариэлы Джексон, Эмма Хартли оформила накануне недельный отпуск, якобы для встречи с мужем, который уже довольно длительное время проживает где-то в Париже, но, где точно, толком никто не знает.

— Надо присоветовать комиссару Доулингу, — мрачновато заметил Вацлав, — чтобы он срочно заслал в Париж, на недельку хотя бы, Инклава. Он там шороху наведет такого, что какой-нибудь местный Мегрэ сам себе прокусит рукав от зависти!

— Не иронизируйте над Инклавом, Вацлав, — заметил на это Монд. — Инклав уже сам себя наказал достаточно. Тем более что это именно он в момент паники и полной неразберихи в следствии сделал в считанные часы рекордный по времени рейс до Лондона и доставил сюда эту Джуди Гастингс, сослуживицу и подругу убитой Хартли.