Главное, нет прессы, отметил Доулинг. Значит, слухи об убийстве не достигли еще ушей вездесущего Арри Хьюза. А иначе здесь бы уже кишел настоящий муравейник, черт бы их всех побрал!..

Доулинг заставил себя выйти из машины нарочито медленно, сразу же стараясь охватить всю печальную панораму взглядом. Каждый раз, когда он выезжал на место, именно этот, самый первый, как бы даже немного лениво скользящий взгляд, не просто фиксировал обстановку, как телекамера, но скорее задавал темп расследованию. Неповоротливый только внешне, комиссар полиции был человеком точного обдуманного расчета, отсекающего любую суету и спешку. В данном случае он увидел не только своих людей — несколько патрульных машин, две «скорых», передвижную лабораторию, трасолога, двух фотографов, ловко орудующих портативными «полароидами», позволяющими через пять-семь минут получить без пленки и реактивов качественные цветные снимки, — он увидел и черную от прошедшего ливня землю, и сочные красные крыши многочисленных дворовых пристроек Бэдфулов, и изумрудную зелень кустов, газона… И на этом контрастном фоне — ослепительную белизну носилок, приготовленных к отправке и стоящих сейчас на земле, возле чугунной ограды замка. Серебристые простыни, будто снизошедшие с небес крылья большого ангела, чуть свисая, прикрывали тела.

Доулинга встретил инспектор Инклав. Вместе они подошли к носилкам. Инклав поочередно откинул простыни, комиссар полиции бегло глянул на лица мертвых: у обоих точно посередине лба чернели маленькие пулевые отверстия.

— Почерк мастера, шеф, — сказал Инклав, снова опуская на лица простыни. — Кто бы ни был этот молодчик, не хотел бы я сейчас оказаться у него на мушке.

— Личность женщины установлена? — спросил Доулинг.

— Судя по визитной карточке — Эмма Хартли. Манекенщица лондонского шляпного ателье мадам Мариэлы Джексон. Это же имя, Хартли, стоит в страховом свидетельстве. Возраст — двадцать четыре года. В сумочке — обычный женский набор плюс билет на семичасовой, курьерский, от Лондона, шеф.

— Я хочу взглянуть, как все было, — сказал Доулинг. — С самого начала. Фотографии готовы?

— Готовы, шеф.

Инклав окликнул одного из фотографов, тот подошел и передал Доулингу плотную пачку фотографий. Доулинг стал внимательно их рассматривать. Юный Бэдфул лежал на спине на своей земле, то есть в том месте, где его и настигла пуля. Эмма Хартли, тоже на спине, лежала на тротуаре, с той стороны ограды. Судя по сломанным ногтям на длинных изящных пальцах, она еще пыталась подняться или, может, попросту отползти за дерево, но это была агония. Выходных пулевых отверстий на затылках убитых фотографии не фиксировали.

— Отправляйте трупы на вскрытие, — сказал Доулинг. — И как можно быстрее. Нужна хотя бы одна пуля.

— Одна пуля есть, шеф. Голову собачки, этой несчастной Марфи, пуля прошла навылет. Руди сразу ее нашел. Она ударилась в бетонное основание ограды и лежала тут же, в трех метрах.

— Где она?

Инклав достал из пакета пулю. Ее конус был чуть сплющен от рикошета, но следы от нарезки виднелись четко.

— Хорошо, — сказал Доулинг. — Теперь нам надо найти винтовку. Кстати, почему я не вижу Руди?

— Он ушел со вторым трасологом. Минут десять назад. Вон туда. — Инклав махнул кистью руки в сторону построек, до которых было метров четыреста. — Только оттуда могли стрелять.

— Где лежала собачка? — спросил Доулинг.

— Ровно в сорока пяти метрах отсюда, шеф. Пойдемте, я покажу. Там у нас все размечено.

Доулинг вытащил из пачки фотографий ту, на которой была запечатлена собачка. Белый пудель с кокетливой синей лентой. Голова собаки была неестественно вывернута. Пуля вошла в левый глаз и вышла за правым ухом.

Покачав головой, Доулинг передал фотографу весь пакет. Прикурил сигарету от зажигалки, уважительно поднесенной Инклавом, и только потом сказал:

— Нет, взгляните, каков мерзавец! Твердая рука, соколиный глаз, как один мой знакомый привык говорить о бостонских киллерах. Все три выстрела — точно в яблочко!.. Прямо-таки, черт побери, новоявленный Вильгельм Тель — нашего, бэдфулского замеса!

Они вышли за ограду, постояли с полминуты возле машин «скорой помощи», наблюдая, как грузят тела убитых. Старый управляющий Джордан Томпсон откровенно плакал, утирая лицо платком.

— Мне необходимо будет переговорить с хозяином, друг мой, — обратился к нему Доулинг, положив обе руки ему на плечи и даже чуточку встряхнув старика, на лице которого все еще был написан могильный ужас. — Пойди предупреди его о моем визите.

— Я боюсь, что сегодня это будет не просто, сэр, — очень тихо ответил Томпсон. — Граф лежит без сознания с той минуты, как узнал о несчастье с сыном… Его лечащий врач уже вызвал для консультации своего лондонского коллегу, сэр.

Доулинг только тяжело вздохнул и двинулся вслед за Инклавом. Вскоре они подошли к тому месту, где на асфальте было отмечено положение трупа собаки.

— Непонятно одно, — сказал Доулинг, — зачем он стрелял в собаку? Создается впечатление, что этот выстрел был сделан только для того, чтобы мы без лишних хлопот построили классический треугольник и с точностью до метра определили точку, откуда велась стрельба. Вам не кажется, инспектор, что это довольно странно?

— Я его обязательно расспрошу об этом подробно, шеф, — ответил Инклав. — Только чуть-чуть позднее.

— Хорошо, — сказал Доулинг. — Давайте теперь допросим нашу единственную свидетельницу. Руди мне назвал ее имя — Силена Стилл.

— Совершенно точно — Силена Стилл. Она все еще в машине Рудольфа. И по-моему, уже немного пришла в себя.

— Мы ей в этом еще поможем. У меня в бардачке есть фляжка, в которой немного джина. Заберите ее и присоединяйтесь к нам.

Миссис Силена Стилл оказалась миловидной женщиной, лет сорока пяти. На ней был сиреневый модный плащ, на голове — легкая косыночка, из-под которой своенравно выбивались каштановые, чуть завитые локоны. Темные большие глаза смотрели испуганно, сохраняя следы отчаяния, охватившего ее в это утро. Она продолжала держать на руках свою бедную Марфи. Тело собачки было завернуто в унылый кусок брезента, женщина во все время разговора машинально порой покачивалась, как бы продолжая охранять сон погибшей своей любимицы.

Инклав принес фляжку и бумажный стаканчик. Глоток джина заметно оживил щеки Силены Стилл. Шеф полиции и инспектор устроились на передних сиденьях машины, вполоборота к запуганной, но весьма обаятельной собеседнице. Инклав на коленях держал раскрытый блокнот.

— Начнем с главного, — представившись, сказал Доулинг. — Вы пока что единственная свидетельница убийства. Расскажите нам по порядку, как было дело. И возможно подробнее.

— Хорошо, — сказала Силена Стилл, подавляя горестный вздох, будто ее заставляли бросаться с обрыва в воду. Потом, немного помолчав, неожиданно заявила, с явной долей решительности: — Извините меня, мистер Доулинг, но я не знаю, с чего начать. Все произошло так быстро, так неожиданно. Этот Бэдфул, женщина, моя бедная Марфи и выстрелы… И потом вдруг сразу какой-то необычный, кошмарный ливень… Я боюсь и вас, и себя запутать. Если бы вы стали задавать мне вопросы, я бы сразу все вспомнила. — И она приложила к глазам платочек.

Доулинг посмотрел на нее оценивающе и понял, что смятение и все еще ощутимый страх делают свидетельницу податливой, словно воск, но в то же время совершенно лишают ее возможности хоть немного сосредоточиться на конкретных деталях этого поистине злого утра.

— Ладно, так и быть, зададим вопросы, — сказал комиссар полиции. — Расскажите, как вы сюда попали — именно в этот час и именно в это место? Согласитесь, здесь довольно безлюдно…

— Я живу одна, примерно в двух милях отсюда, сэр. Вниз по шоссе, небольшой особнячок голубого цвета. Каждое утро и каждый вечер я гуляю с Марфи… — Тут она вновь запнулась, ее темные глаза покраснели. — Правда, теперь вернее сказать, что гуляла… Бедная моя Марфи!..

— Успокойтесь, пожалуйста, миссис Стилл, — сказал Доулинг несколько суше, чем требовалось. — И не забывайте — погибли люди.