— Но ведь по каким-то причинам вы не смогли сдержать своего обещания?
— Не совсем так, сэр. Моей заслуги в том, что вина Дика была установлена, нет.
— Выходит, он не внял моим советам?
— Более того, сэр, даже находясь в госпитале, прошу прощения за сравнение, он продолжал набирать очки.
— Все тот же полячишка, как называл его Дик?
— Он русский, сэр. Дик организовал на него два покушения, но они не только закончились провалом, а именно благодаря им все и всплыло.
— Но разве вы не получили задания… — Он не договорил, но Чарлз прекрасно его понял.
— Дело не в том, что я получил задание, сэр, дело в том, что я честно попытался его выполнить. Большей глупости я в своей жизни не делал и, надеюсь, не сделаю.
— Боже мой, Чарлз, мне странно это слышать. Вы ли это говорите? Я всегда считал, что для вас нет невозможного.
Следующую свою фразу Маккью произнес с нескрываемым воодушевлением:
— Я не раз видел его в деле, сэр. И считаю большой своей удачей, что в конце концов оказался его союзником, а не противником. К сожалению, я не сразу понял, с кем имею дело.
— Это что же? Русский Рембо? — В старческих глазах появилось неподдельное любопытство.
— Это не кино, сэр. Вы, вероятно, читали уже о банде Тротта? Ее брал он.
— В газетах об этом ничего не было.
— О Дике Чиверсе тоже.
«Он умней, чем я думал», — решил Редж Уоллес.
«Кажется, до этой мумии начинает кое-что доходить», — подумал Маккью.
— Где же сейчас Дик?
— Вероятно, на свободе, сэр. Он заработал ее искренним сотрудничеством с полицией.
— И то, что сейчас происходит…
— На девяносто процентов своим успехом мы обязаны ему.
Чарлзу показалось, что сейчас Уоллеса хватит удар. Он хотел уже вскочить, но Редж удержал его на месте движением руки.
— У вас есть… — начал он.
— Да, сэр. Я хочу, чтобы вы ознакомились с той частью следственных материалов, которая будет изъята из дела.
И Редж Уоллес ознакомился.
— И вы считаете, Чарлз, что все это можно скрыть? — Руки Старого Спрута тряслись.
— У нас есть такая возможность, сэр.
— Но ради чего? — удивление его казалось искренним.
— Ради Бостона, сэр, — обезоруживающе заявил Маккью. — Дать разумное объяснение тому, что произошло, невозможно. Нас бы все равно не поняли. Это что-то вроде хронической болезни, сэр.
— Смертельной болезни, — пробормотал Редж Уоллес.
Андрея перевезли в палату только на третий день. Теперь буканьеры топтались в холле четвертого этажа, ожидая, когда кому-нибудь из них разрешат навестить Городецкого.
— Кто из вас Вацлав? — спросила миловидная миниатюрная медсестра, выпорхнувшая из палаты. При виде этих троих огромных мужчин, на которых никак не желали сходиться халаты, она невольно заулыбалась.
— Вацлав — я, — шагнул вперед один из них. Она, будто желая убедиться в этом, внимательно оглядела его и ткнула в грудь пальцем. — Там врач, — сказала она, — если вы позволите себе лишнее, он вас сейчас же выпроводит. Больному еще трудно дышать, тем более говорить. Как только врач скажет — «всё», немедленно уходить. Понятно?
Хотя приглашали в палату только Крыла, они дружно кивнули. Вацлав, которого все эти дни терзало слово «реанимация», ожидал увидеть Бог знает что. Андрей, бледный, осунувшийся, но чисто выбритый, улыбался и, к радостному удивлению Вацлава, вполне походил на того Городецкого, которого он привык видеть. Крыл осторожно присел на стул, всматриваясь в хитрые, поблескивающие веселыми искрами глаза.
— Смотри-ка, а ты вполне живой, Андрей Павлович! — заключил он.
Андрей кивнул, подтверждая этот очевидный вывод.
— Рассказывай, — чуть слышно сказал он, и Крыл сразу понял, что он хочет услышать и почему первым пригласил его.
— Слушай и не перебивай, — оживился он, побаивавшийся первых тягостных минут встречи. — Прошло, как ты понимаешь, три дня. Мы все выверили, все перепроверили. Пукалка твоя с экранчиком — сработала. Если бы, как мы и рассчитывали, оказалось три ствола — все вообще было бы нормально. Но, видно, напуганы они тобой были сильно. Мельника ты вырубил классно — влепил ему точно над коленом. Я успел отключить двоих. Это тебе не прямая стрельба! Поймать цель в экранчик, черт бы его побрал, не так-то оказывается просто. Стреляли в тебя двое. Но пальба, которую ты поднял, так их нервировала, что прицельную стрельбу они вести не могли. Более того, стреляли, кинувшись уже к выходам. Та пулька, что досталась тебе, совершенно дурная. В принципе не должно бы ее быть. Но вот видишь!
— Крюка, — продолжал Вацлав, — я поймал почти на выходе. Пытался было трепыхнуться. Нежничать мне с ним некогда было, так что — сам понимаешь. Когда я его в зал приволок, Руди с Инклавом порядок там уже навели, тут и полиция подоспела. Семерых замели, да снаружи еще торчали двое. Улов, одним словом, подходящий. Ну а потом тебя подхватили — и сюда. Видел бы ты нашего фэбээровца! Если бы Марк его не останавливал, он бы жилочки кое-кому повыдергал. Слушай, Андрей, он в тебе не то инопланетянина, не то черта видит. Вот тебе крест!
— Что ребята? — прошептал Андрей.
— Сегодня отбывают. Пришли попрощаться. За дверью торчат.
— А Хантер? — Вацлаву показалось, что Андрею трудно стало дышать. Врач, стоявший за спиной Крыла, подошел, пощупал пульс.
— Заканчивайте, — сказал он.
— Ты молчи, — заспешил Крыл, — я знаю, что надо сказать. Хантеру и Моне мы наврали, что ты гоняешься за остатками банды по окрестностям, что Маккью шагу без тебя сделать не может. Ну а то, что ты один за ними гоняешься, кто же в это не поверит? Теперь придется отдуваться. Наши орлы Моны боятся, меня делегируют. Завтра-послезавтра жди или ее, или Хантера.
Врач положил руку на плечо Вацлава, тот встал, помахал Андрею рукой:
— Я тут буду, пока ты прыгать не начнешь. И без всякого, заметь, подкидного мостика!
Андрей молча улыбнулся и закрыл глаза.
Вацлав отправился в контору Хантера без звонка, посчитав, что так будет лучше. Мона, как всегда, сидела за компьютером, Хантер прохаживался по приемной, что-то ей диктуя. На Вацлава оба глянули с удивлением.
— Добрый день, Мона. Приветствую вас, Дью.
Поздоровавшись, они смотрели на него выжидательно, не понимая, с чем может быть связан его визит, да еще без звонка. Вацлав, казалось, ожидал другого приема, поэтому чувствовал себя не очень уютно.
— Я со всякими новостями, — попробовал он улыбнуться. — Можно пройти?
— Входите, Вацлав. — Хантер пригласил его в свой кабинет. Стол, стул, на котором обычно восседал хозяин офиса, справа от него дверь в следующую комнату, еще правее во всю стену стеллаж, утыканный ящичками и дверцами, слева окно с раздвинутыми гардинами. Оглядевшись, не дожидаясь дальнейших приглашений, Крыл сел в кресло спиной к окну. Мона встала в дверях, привалясь плечом к косяку.
— Новостей много, — продолжал улыбаться Вацлав, — не знаю, с чего начать.
— Вацлав, а где Андрей? — Мона задала тот самый вопрос, который Крылу хотелось бы услышать поближе к концу разговора.
— С Андреем все в порядке, — поспешил ответить он.
— Он вернулся в Бостон? — продолжала задавать вопросы Мона.
— Вернулся.
— Почему не звонит, не заходит?
Вацлав замялся.
— Подожди, Мона, — остановил ее Хантер, видя, что с языка ее готов сорваться следующий вопрос. — Хватит вилять, Вацлав. Что с Андреем?
— Он в госпитале. Маленькая царапина. Я к вам прямо оттуда. Он всем передает привет.
— В каком госпитале? — внешне спокойно спросила Мона.
Вацлав назвал.
— Дью! — Мона пристально глянула на него. — Ты же видишь… — Она не закончила фразы. — Подождите минуту.
Мона перелистала телефонную книгу. Нашла нужный номер. Вацлав понуро смотрел в пол.
— Будьте любезны, состояние здоровья Андрея Городецкого.
Ей, видимо, ответили сразу. Она молча слушала. Потом медленно положила трубку. Вид у нее был растерянный.
— Состояние средней тяжести, — механически стала говорить она, повторяя интонацию голоса, услышанного по телефону, — температура тридцать восемь и две, впуска сегодня не будет, — она помолчала и еще раз повторила: — Средней тяжести. Что все это значит, Вацлав?