Стоявший у помоста Люсилер серьезно кивнул. Он взобрался обратно на помост, обнял Ричиуса и поцеловал его в Щеку.

— Превосходно, друг мой, — прошептал он. — Превосходно.

На прощание Ричиус помахал толпе рукой и спрыгнул с помоста, с облегчением скрывшись среди слушателей. Шани бросилась к нему и обхватила руками за колени.

Он охотно наклонился и подхватил дочку на руки. Как это ни странно, теперь он был доволен случившимся.

— Ну, — спросил он, — как получилось?

— Хорошо! — ответила она и уткнулась лицом ему в плечо.

Ричиус снова уселся, держа Шани на руках. Прожив два года чужаком, он по-настоящему стал здесь своим, и при мысли об этом с его плеч свалился тяжелый груз. Он посмотрел на Дьяну и увидел в ее взгляде какое-то беспокойство.

— В чем дело? — спросил он.

Она улыбнулась, но ничего не ответила.

— Дьяна, почему ты так на меня смотришь?

— Неужели ты не понял?

— Не понял, — признался Ричиус. — Объясни мне. Дьяна отвела глаза и стала смотреть на устланный ковром пол.

— Я два года ждала, чтобы ты сказал эти слова, Ричиус. Я ждала и надеялась — и все их не слышала. Сегодня ты произнес их впервые.

Ричиус прекрасно понял, что она хотела ему сказать. Придвинувшись к ней, он положил ладонь ей на колено.

— Мне хотелось бы верить, что на этот раз ты говорил искренне, — печально сказала она. — На этот раз ты сдержишь свое слово? Ты больше не уедешь?

Ему ничего не стоило пообещать ей это. Арамур больше не принадлежал ему — и никогда не будет принадлежать.

— Обещаю, — сказал он. — Теперь мой дом здесь, Дьяна.

Впервые за их совместную жизнь Дьяна, похоже, поверила этим словам. Глаза у нее заблестели, белое лицо зарумянилось — и Ричиус понял, что ничто на свете не заставит его снова с ней расстаться.

Пракстин— Тар стоял на краю своего лагеря, наблюдая, как к нему приближаются три всадника. Полдень давно миновал, и военачальник испытывал сильнейшее нетерпение, поскольку отправил своих воинов с поручением много часов назад. Кринион по-прежнему был болен. После ранения прошло пять дней, а его состояние не улучшалось. Хотя он ненадолго очнулся, множественные раны на его теле не заживали, и Валтув утверждал, что в них начинается заражение. Заражение может убить раненого, а лекарь не умел с ним бороться. Валтув пробовал применять травяные лекарства и пиявок, смачивал раны какими-то растворами и даже заставил Криниона выпить молоко пантеры, но вся так называемая «помощь» оказалась бесполезной. Криниону становилось хуже. Сегодня, в день касады, даже молитвы отца не смогли ему помочь. Кринион нуждался в молитвах человека с большим авторитетом, такого, к кому Лоррис и Прис прислушались бы.

И теперь искусник приближался к лагерю. Священник в сопровождении двух воинов с вытатуированным на лице вороном ехал на простом гнедом коньке, но его широкое одеяние было традиционного шафранового цвета. На лице его читался гнев из-за того, что его вызвали в военный лагерь, а когда он встретился взглядом с военачальником, выражение его лица стало еще более мрачным. Пракстин-Тар скрестил руки на груди. Волей или неволей, но искусник приехал — и военачальник был ему благодарен.

— Подъезжайте сюда, — приказал он.

Воины доставили священника к краю лагеря, где дожидался Пракстин-Тар. Лицо искусника было хмурым и неприветливым. Он не спешился вместе с воинами и продолжал сидеть верхом, гневно глядя на военачальника. Пракстин-Тар дружелюбно протянул ему руку.

— Тебе не причинят вреда, — пообещал он. — Но мне нужно было, чтобы ты сюда приехал. У меня для тебя дело.

— Сегодня я нужен в моей деревне, военачальник, — ответил искусник. — Сегодня касада. Или ты об этом забыл? Пракстин-Тар с трудом подавил гнев и остался вежливым.

— Я пользуюсь тем же календарем, что и ты, священник. Но мой сын болен и нуждается в молитвах. Не будь положение таким отчаянным...

— Я приехал потому, что у меня не было выбора, — прервал его искусник. — Моя деревня страшится твоего мщения. И это — единственная причина, Пракстин-Тар. Ты позоришь священный праздник, посылая за мной вооруженных людей.

— Ты мне поможешь или нет? — вопросил Пракстин-Тар.

— Я ведь здесь, разве нет?

— Тогда поучай меня когда-нибудь в другой раз, священник. Моему сыну ты очень нужен. — Пракстин-Тар подошел к коньку священника и взял его под уздцы. — Слезай.

Искусник выполнил приказ. Слезая с конька, он бережно придерживал полы своего шафранового одеяния. Седла под ним не было — только простая попона. Пракстин-Тар узнал ее узор. Попону сделали в Тарагизе — далекой деревне. Пока армия Пракстин-Тара не трогала Тарагизу, но если священник не поможет, положение изменится. Военачальник поручил коня искусника заботам своих воинов.

— Как тебя зовут? — спросил он у священника.

— Награ.

Пракстин— Тар внимательно посмотрел на своего собеседника.

— Ты очень молод, Награ. Как давно ты стал искусником?

— Какое это имеет значение?

Военачальник не смог ответить на этот вопрос. Возможно, никакого.

— Ты сделаешь для меня все возможное, Награ? Для моего сына?

— Я помолюсь, — ответил тот. Неожиданно его лицо смягчилось. — Так приказывают мне мои боги. Его имя Кринион?

— Да, — сказал Пракстин-Тар. — Он очень болен. Он...

— Твои воины все мне объяснили, — прервал его священник. — Веди меня к нему, и я помолюсь. Но предупреждаю тебя, Пракстин-Тар: Лоррис и Прис уже слышали твои молитвы. Если они на них не отвечают, значит, таков их выбор.

— Этого недостаточно, — возразил военачальник. — Именно для того ты и здесь, искусник. К тебе они прислушаются. Пойдем.

Он гневно зашагал в центр лагеря, где все его воины праздновали касаду. Горели костры, и запах жаркого поднимался высоко на горном ветру. Даже рабы играли и пели, радуясь дню без работы и порки. Только нарец, Грач, усердно трудился. Пракстин-Тар увидел его вдалеке, окруженного горой свежеспиленных бревен. В зубах он держал какой-то инструмент, а в руках — кусок каната. Начатый требюшет пока больше походил на груду неровных поленьев. Пракстин-Тар постарался не обращать на нарца внимания, надеясь, что Награ его не заметит. Пусть священник сосредоточится на молитве и не расспрашивает об осаде. К счастью, Награ шел за военачальником как дрессированный пес и, углубляясь в лагерь, ни о чем Пракстин-Тара не спрашивал. Наконец прямо показался шатер военачальника. У входа на страже стоял воин. При приближении своего господина он опустился на одно колено.

— Он все так же, Пракстин-Тар, — сказал воин, не дожидаясь вопроса.

— Заходи, — сказал военачальник Нагре.

Он провел священника внутрь затемненного помещения, где стоял сладкий запах лечебных трав, благовоний — и узнаваемый привкус болезни. На холщовом полу грудами валялись подушки, на алтаре горели свечи — но глухих богов смягчить не удавалось. Неподалеку от алтаря лежал Кринион. Его голова покоилась на подушке из багряного шелка. Он казался исхудавшим и неопрятным, а его тело покрывали свежие повязки. Над ним хлопотал Валтув. Лекарь промокал Криниону лоб полотенцем, уже промокшим от лихорадочной испарины. Валтув встревожено посмотрел на Пракстин-Тара и отошел в сторону.

— Это и есть твой священник? — спросил он.

— Мое имя Награ, — объявил искусник.

Подойдя к Криниону, он наклонился над ним, внимательно разглядывая его лицо и тело, а потом осторожно прикоснулся пальцем к нежной коже. Пракстин-Тар тихо приблизился. На лице Нагры он прочел искреннюю озабоченность.

— Он спит, но ему не лучше, — сказал Валтув. — Мне очень жаль, Пракстин-Тар, но я почти ничем не могу ему помочь.

— С каждым днем он все слабеет, — прошептал Пракстин-Тар. — Искусник, ты за него помолишься.

— Молитвами заражения не вылечить, — возразил Валтув. — Это могут сделать только покой и воля его собственного тела.

— Но он же поднимался! — запротестовал Пракстин-Тар. — Он разговаривал. Ты же сам это видел, Валтув. Он уже начинал выздоравливать.