— Очень может быть. Но я предпочитаю умереть с честью дома, чем здесь, защищая вас. Вы — жестокий и ничтожный человек, дэгог. Мне жаль, что столько моих соотечественников погибли ради вас.

Кронин встал, улыбнулся боевому герцогу и обнял его.

— Ты всегда был моим другом, — сказал он. — Сражаться рядом с тобой я искренне почитал за честь.

Разгневанный дэгог вскочил, потрясая пухлым кулаком.

— Ты — глупец! — бесновался он. — Твой император в отместку разорит Арамур!

Но Эдгард не ответил на этот выпад. Он повернулся и пошел из зала, лишь на миг остановился, чтобы сверху вниз посмотреть на потрясенного Блэквуда Гейла, который все это время сидел как прикованный.

— Блэквуд Гейл, теперь эта война — твоя. Может, ты мне и не поверишь, но я желаю тебе и твоим людям удачи.

— Что такое? — пролепетал барон. — Дэгог, что происходит?

Повелитель трийцев презрительно фыркнул.

— Все так, как ты мне говорил, барон Гейл. Арамурцы — трусы. Он отступает.

Гейл и Троск вскочили на ноги.

— Отступает? Эдгард, как вы можете! Ваши войска нужны здесь сейчас больше, чем когда-либо! Что станется с нами? — Эдгард расхохотался.

— Думаю, вы будете удачливее меня, Гейл. Не беспокойтесь. В сердце императора всегда останется для вас уголок. Конечно, если вы сумеете выжить.

— Боевой герцог! — осадил его дэгог и, тут же смягчившись, сказал: — Пожалуйста, Эдгард, не делай этого. Ты нам действительно нужен. Если ты останешься, мы еще сможем победить. Если ты уйдешь… — поморщился триец, -… Тарн меня убьет.

Боевой герцог Арамура печально улыбнулся.

— Все люди умирают, дэгог. И позволю себе сказать — вы этого заслуживаете. — Он повернулся к ним спиной, пересек зал и, уже стоя у двери, объявил: — Я ухожу утром со своими людьми.

Этим вечером мрачный дэгог Люсел-Лора сидел на балконе, откуда просматривался гористый пейзаж Таттерака. Он рассеянно пил горячий чай и изредка брал с подноса сладкое печенье — и то, и другое относилось к полюбившимся ему нарским привычкам. Над горой Годон сияла багровая луна. Гранитная крепость Кронина отбрасывала зубчатую тень на равнину, а лунный свет лился на камни и красное резное дерево балкона. Дэгог лизнул край чашки, ловя оставшуюся там капельку меда. Вдали трепыхался обветшалый драконий стяг Эдгарда и пламя факелов колебалось на вечернем ветерке. Иного движения в стане арамурцев не замечалось. Время было позднее, и дэгог решил, что боевой герцог приказал своим людям поспать перед длительным маршем домой.

— Трус! — пробормотал он.

Эдгард всегда нравился дэгогу, так что предательство герцога стало для него страшным ударом. Теперь в качестве защитников оставались только Гейл да те солдаты, что были у Кронина. Еще имелся юный Вентран в долине Дринг, но он, конечно, тоже покинет страну, как только услышит, что его боевой герцог отступил.

Дэгог жалобно застонал. Война слишком затянулась, а число его союзников постоянно убывало. Не было дня, чтобы еще какой-нибудь военачальник не перешел на сторону Тарна. Этот человек — настоящий колдун! Он способен превращать мозги людей в жижу.

Дэгог налил себе еще чашку чая, щедро заправил его медом, размешал серебряной ложечкой и снова устроился, чтобы смотреть вниз на арамурцев. Они возвращаются домой — и он ненавидит их за это. Ему до боли хотелось оказаться у себя дома, среди ослепительных шпилей отнятого у него Фалиндара. Кронин был верным союзником, но не слишком гостеприимным хозяином, да еще ко всему время наступило до того скудное, что гора Годон не располагала к щедрому приему. Раньше он каждую ночь укладывался на ложе из слоновой кости, усеянной рубинами, а здесь ему приходится спать на матрасе из грубой ткани, набитом соломой. В Фалиндаре ему прислуживали десятки слуг, прекрасных молодых женщин, приученных к полному повиновению. Они купали его, растирали ему ноги маслами. А здесь, в этом суровом горном замке, все женщины заняты той же кровавой работой, что и мужчины: пытаются победить в этой войне. Они точат оружие, штопают одежду, собирают пищу… А теперь еще дролы начали выжигать поля на востоке, так что недостает практически всего. С каждым днем он становится все менее властительным и богатым, и это ему ненавистно.

Дэгог был уверен, что у Аркуса в Наре таких проблем нет. Его нарский благодетель комфортно расположился в своем черном дворце. Аркус — кукловод, который никогда не показывается миру. Странный человек по имени Бьяджио — золотой граф — служит его Голосом. Дэгог решил, что немедленно отправит Бьяджио послание и расскажет об измене Эдгарда. Он потребует, чтобы император прислал в Люсел-Лор своих легионеров и усмирил мятежников. Триец провел пухлым пальцем по краю чашки и ухмыльнулся. Аркус вызывал у него восхищение, но с возрастом у старика размягчились мозги, и одержимость магией подтачивала его бдительность.

— Магия! — презрительно фыркнул дэгог.

Ах эти нарцы, фанатичные глупцы! У них в руках вся наука мира, они построили такие города и создали такое оружие, о которых трийцы могли только мечтать, и при этом были такими же суеверными, как самые простые дролы. Что ж, теперь только он, дэгог всех трийцев, мог делать вид, будто даст императору то, что ему нужно. И цена этого представления поистине высока.

— Ну и возвращайся домой, Эдгард, — прошептал дэгог. — Возвращайся туда, где тебя ждет смерть!

Он поставил чашку на шаткий столик и широко зевнул. За этот длинный день он очень устал. Утром ему предстоит снова встретиться с Гейлом, чтобы обсудить план обороны замка Годон, а разговор с талистанцем всегда отнимает у него массу сил. Пора ложиться спать.

Дэгог покинул балкон и вошел в свою спальню — самую роскошную комнату в замке. Однако она все равно была чуть ли не вдвое меньше его спальни в Фалиндаре. Жалкая обстановка делала эту комнату в глазах дэгога больше похожей на темницу его прежней цитадели. Однако он был слишком измучен, чтобы и дальше думать о своих бедах. Закрывая балконные двери, он последний раз вдохнул ночную прохладу и повернулся к постели, подле которой горела свеча; он задул ее: достаточно было лунного света, льющегося сквозь стекла. Дэгог, уже облаченный в усладительную ночную сорочку, сразу же улегся в кровать и накрыл свое тучное тело покрывалом. Сон пришел мгновенно, чтобы так же стремительно прерваться.

Дэгог сел в кровати, услышав какой-то шум за балконными дверями. Он испуганно подтянул к лицу покрывало и посмотрел в ту сторону. За стеклянными дверями что-то мерцало, мрачно переливалось в лунном свете. Белая тень размером с человека замерла у самых дверей. Дэгог хотел закричать, но от ужаса у него исчез голос: призрак скользнул сквозь стекло.

Это был мужчина и в то же время — нечто иное. Видение было бледное, полупрозрачное, бестелесное — но у него были глаза, и оно с ехидной усмешкой наблюдало за дэгогом. У трийца замерло сердце. Дыхание стало прерывистым, каждый вдох требовал огромных усилий. А это якобы живое существо подплыло к нему на своем безногом теле и остановилось у кровати.

— Ты узнаешь меня, толстяк? — спросил призрак.

Его глухой голос гремел в голове у дэгога, словно разбитый колокол. Триец всмотрелся в видение, разглядел его решительное лицо и шафранное одеяние — и с ужасающей ясностью понял, кто именно к нему явился. Его пересохшие губы сморщились, и между ними просочилось имя.

— Тарн…

Незваный гость ухмыльнулся.

— Как приятно, когда тебя помнят! Я, конечно, тоже помню тебя, дэгог. Я вспоминаю тебя всякий раз, когда идет дождь и я не могу ходить.

Повелитель трийцев отодвинулся как можно дальше от призрака и вдавился в спинку кровати.

— Кто ты? Демон?

— Я стал мечом Лорриса! — объявил дрол, и его тело снова замерцало. — Со мной дар Небес. Я — воздух и вода. Смотри на меня, толстяк. Смотри — и бойся!

— Я и правда тебя боюсь! — пролепетал дэгог. — Пощади меня, чудовище. Возьми, что хочешь, но не отнимай у меня жизнь…

Дрол расхохотался.

— Я иду готовить твой конец, Небаразар Горандарр. Сегодня ты падешь.