Королева настолько прониклась нуждами короля, что вместо традиционного рождественского подарка — в королевской семье это была обычно дорогостоящая одежда или кубок с гравировкой, — послала Генриху пятьсот марок. Приезд дочери Катарины в ноябре не отвлек Элеонору от помощи Генриху. В январе 1254 года они с Ричардом напустились на баронов и духовенство во время ежегодного съезда парламента, чтобы те более активно оказывали помощь, финансовую и военную. Королеве и графу Корнуэллу удалось достигнуть лишь частичного успеха. Местная аристократия не доверяла сообщениям, приходящим от Генриха из-за моря — в частности, не считала столь уж серьезной угрозу вторжения короля Кастилии, а духовенство полагало, что десятины с его доходов, собранной якобы на крестовый поход, вполне достаточно в качестве жертвы на общее дело.

Несмотря на эти препятствия, Элеонора поддерживала поступление денег, и в результате Генрих заметно продвинулся в своих действиях. Он выкупил несколько замков и начал осаду твердыни мятежников, крепости Ла-Реоль. В первые же дни он понял, как трудна эта задача, положил свою гордость в карман и призвал Симона де Монфора, который после судебного разбирательства поселился в Париже, — пусть тот возвратиться в Гасконь и поможет ему. Несмотря на дружественность французов, которая так резко контрастировала с тем, как с ним обошлись в Англии — французские бароны так восхищались графом Лестером, что даже пытались поставить его регентом после смерти Бланки Кастильской, — Симон подчинился призыву Генриха. Элеонора, узнав о намерении Генриха, также облегчила возвращение Симона в Гасконь, быстро выплатив ему деньги, оставшиеся не выданными по первоначальному контракту.

Как только бывший их главный мучитель прибыл в Бордо, многие из мятежников, которые боялись Симона де Монфора больше, чем Гастона Беарнского, решили вернуться под руку Генриха. Король Англии выказал большую предусмотрительность, обращаясь с перебежчиками милостиво; его великодушие простерлось до преподнесения ценных рождественских подарков. Гасконцы начали припоминать, как выгодно было существовать когда-то под властью этого добродушного и почти всегда отсутствующего английского короля, и движение за независимость стало распадаться. Число мятежников сократилось до кучки самых упорных и закаленных воинов — но Лузиньяны, сводные братья короля, которые с самого начала состояли при нем, были также неплохими воителями. Генрих, радуясь их отваге, начал награждать родичей, отдавая им имущество тех, кого они победили, и это еще больше раззадорило их.

Успешность политики Генриха можно измерить по тому, как внезапно сдался Альфонс, приняв предложение брачного союза в марте 1254 года. Объявление о помолвке Эдуарда сопровождалось началом серьезных мирных переговоров между Англией и Кастилией.

Сдержанно-оптимистичная Элеонора (ведь брак еще не был реализован, а Альфонс в прошлом не раз поступал предательски) принялась помаленьку обеспечивать Эдуарда собственностью, чтобы он мог достойно войти во взрослую жизнь как женатый человек, которому предстоит править Англией. В придачу к Гаскони Эдуард, разумеется, получил всю Ирландию, острова в Ла-Манше (Джерси, Гернси и другие), несколько стратегически важных замков в Уэльсе, город Бристоль, графство Честер и еще ряд имений на английской земле. Такое щедрое обеспечение не могло не вызвать пересудов: укрепление владений сына ослабляло отца.

Затем Элеонора начала готовиться к поездке в Гасконь с Эдуардом, младшим сыном Эдмундом и дядюшкой Бонифацием. К ее великой досаде, отъезд задерживался из-за местных раздоров. Корабелы Ярмута, которым поручили создать достойный принца Эдуарда корабль, постарались на славу и создали шедевр тогдашней техники, которым все восхищались. Это возбудило зависть у корабелов Уинчелси, выполнявших заказ на суда для королевы — их продукция оказалась намного худшего качества. «Люди из Уинчелси… найдя, что [корабль], приготовленный для принца, гораздо больше и красивее сделанного ими… вероломно и внезапно напали на него, разрушили корабль, убили и ранили кое-кого из команды; для того же, чтобы оправдать свое преступление, они взяли мачту разрушенного корабля и укрепили на судне королевы, как если бы старались исключительно ради ее блага». Едва Элеонора, смирившись с потерей Эдуардова корабля, успела перераспределить свою свиту по оставшимся, от Генриха пришло срочное сообщение, что Альфонс, несмотря ни на что, собирает войска для вторжения в Гасконь, и ей не следует оставлять страну.

Момент был критический. Отплыв, она рисковала навлечь опасность на обоих сыновей, с вероятностью, что их убьют или захватят в плен. Но, не отплыв, могла потерять Гасконь и упустить выгодный дипломатический случай. План женитьбы Эдуарда уже достиг заключительной стадии; неужели теперь, из боязни опасности, ей следовало отказаться от уже близкой цели и лишиться всего, что уже достигнуто? «Измученная необходимостью выбора… она сказала с горечью: „Беды подстерегают нас на обоих берегах; для отплытия все готово; я со всеми попрощалась, а ветер попутный. Неужели я должна возвратиться? Нет!“» И она взошла на борт.

Ее храбрость и решительность были вознаграждены. Альфонс не напал на Гасконь (Генрих неверно истолковал донесения лазутчиков: войска Альфонса были собраны для похода не на Гасконь, а против Наварры, с которой Альфонс также вел распрю). Эдуарда отправили в Испанию «с великой торжественностью и роскошью», там он был посвящен в рыцари и обвенчан в конце октября 1254 года. Ни Генрих, ни Элеонора при этом не присутствовали, считая, что им лучше остаться в Гаскони, чтобы обеспечить стабильность в опасный период перед женитьбой сына. Три недели спустя Эдуард вернулся в Бордо вместе с тринадцатилетней женой «и был принят с величайшим ликованием, словно ангел божий». Вместе с ним возвратился и Джон Мэнсел, посол, который так умело определил условия союза — он привез договор о мире, датированный 1 ноября и скрепленный золотой печатью Альфонса; «в нем он [Альфонс], за себя и своих потомков, отказывался от притязаний на Гасконь в целом, в пользу короля Англии и его наследников».

Больше уже никто не сомневался в эффективности усилий короля и королевы: Генрих и Элеонора, работая вместе, впервые за восемнадцать лет брака сумели выстроить ход событий по своей воле. Они замирили Гасконь, обеспечили наследственное право Эдуарда, устроили блестящую партию своему первенцу и превратили короля Кастилии, потенциально опасного противника, в надежного союзника семьи.

Генрих и Элеонора были так счастливы своим успехом, что решили немного отдохнуть перед возвращением в Англию. Генрих всегда хотел посетить аббатство Фонтевро, где были похоронены его мать, дед и бабка [99]. «Ему также хотелось увидеть земли и города французского королевства, о которых он тогда знал лишь понаслышке», — писал Матвей Парижский. Генрих и Элеонора знали, что Людовик с Маргаритой уже вернулись в Париж, и Генрих направил послов в столицу просить о разрешении попутешествовать по Франции. Он не был уверен в том, как отреагирует Людовик; он слыхал, что тот сильно изменился после всего, что пережил в крестовом походе. Потому они с Элеонорой очень обрадовались, когда король Франции не только выдал им охранную грамоту, но и пригласил по-родственному провести Рождество в Париже, в кругу семьи.

Людовик действительно сильно изменился. Вина за то, что он повел тысячи французов на смерть в Святой Земле, сказывалась на всем его поведении.