14 февраля 1903 года

«…Государь сказал, кто арестует… Гершуни, того озолотит и даст самую большую пенсию; постарайся это сделать… Итак, из дознания о Мельникове вылепляется, чего мы должны ожидать в будущем — террора и террора…»

2 мая 1903 года

«Все Ваши письма, как к Сергею Васильевичу, так и ко мне, все их читали, то есть директор, некоторые и Орел. Пиши, все идет в дело и очень все Вами довольны до Орла включительно, а директор загрыз совсем за вас Новицкого, когда тот закидал на вас грязь… В Москве пребывание прошло лучше, чем в 1900 году, было еще проще, еще сердечнее; народу масса, царь сиял: раз не выдержал, пошел в народ, где ему даже студенты, стоя на коленях, целовали руки; был момент, который я еще не встречал — взрыв восторга».

Наш комментарий:

Директор — директор Департамента полиции А. А. Лопухин.

Орел — В. К. Плеве.

Новицкий — Василий Дементьевич Новицкий, генерал-майор и начальник Киевского губернского жандармского управления, с которым конфликтовал в Киеве Спиридович и который под давлением Лопухина и Плеве вскоре вышел в отставку.

15 мая 1903 года

«Действительно нас порадовали… как превосходно, как ловко сложилось… как вам повезло… Надо думать, вы не прозеваете с наградой, за него хотели платить двадцать тысяч… надо ковать, пока горячо, очень там скоро стынет…»

Наш комментарий:

Речь идет об аресте Гершуни в Киеве.

11 августа 1903 года

«… Что-то вы начали падать духом… пожалуйста, пишите дельного побольше, а то вы каждую прокламацию при отдельном отношении присылаете, ну, все и говорят, что начали писать — значит, нечего делать…»

Наш комментарий:

Хорошо иметь товарища в Центральном аппарате! Он всегда скорректирует твои действия в «поле» и подскажет, как нужно правильно отчитываться перед Центром!

3 октября 1903 года

«…А в Особом отделе заведующим или я, или Г. Мих. Но я наотрез отказался от своей кандидатуры, так как я очень могу служить другим, но сам, по безграмотству, ни за какие дела не возьмусь… Мне иногда за себя было стыдно…»

Наш комментарий:

Г. Мих. — Григорий Михайлович Трутков, из сотрудников Московского охранного отделения, затем старший помощник делопроизводителя Особого отдела и заведующий 4-м столом (переписка по розыску по данным наружного и секретного наблюдения), в сентябре 1903 года представил по начальству записку, в которой обосновывал важность агентурной работы в революционной среде.

Интрига письма — увольнение из Департамента полиции Зубатова и поиск на его место подходящей кандидатуры.

Без даты за 1904 год

«..Дорогой, займись хорошенько „Искрой“, она даст пламя…»

Наш комментарий:

Удивительный по прозорливости предсказания совет!

11 июня 1904 года

«…Имей в виду, что самая большая агентура — это ваша по всей Империи, следовательно, и цена Киеву другая… в питерской с.-р. агентуры нет. За все время Кременецкого в Петербурге он ничего самостоятельного не сделал».

Наш комментарий:

Кременецкий Леонид Николаевич — в 1903–1905 годах возглавлял Петербургское охранное отделение, затем работал начальником Иркутского, Вологодского и Пензенского губернских жандармских управлений. Уволен со службы в 1916 году за «постановку» в Пензе эсеровской партийной типографии (иначе говоря, Кременецкий пошел по пути чистой провокации, создав при помощи секретного сотрудника подпольную типографию, а затем ликвидировал ее и победно отрапортовал о своем «подвиге» в Департамент полиции).

7 ноября 1904 года

«…Я не могу без душевной скорби смотреть, как все рушится созданная 25 годами система, выработанная потом и кровью, смотреть на все сквозь пальцы не могу. Душно и скучно, да и грешно!!»

Наш комментарий:

Реакция Медникова на уход из Департамента полиции Зубатова и временное безначалие в Особом отделе: Я. Г. Сазонова сменил сначала временно исполняющий обязанности А. Н. Тимофеев, а Тимофеева — временно исполняющий обязанности Н. А. Макаров.

20 января 1905 года

«…Кончились дни весны, кончится и либеральная сутолока. Петербургская охранка получает себе в начальники подполковника Герасимова… Трепов-то как хватил, и пойдет далеко, только бы не убили его, на него охота целая, не только с.-р. или-Боевая дружина, но и с.-д. Ищут случая бросить бомбу в Трепова. Дай ему Бог силы и здоровья, а то он им покажет весну, он уже всех писателей посадил».

Наш комментарий:

Медников описывает период, когда Петербургское охранное отделение, только что возглавленное Герасимовым, сбивалось с ног в поисках террористов, запугавших своими угрозами все петербургское и российское руководство.

24 июня 1905 года

«Передвижки по службе: Вас. Вас. в Петербург к Трепову, Трутков тоже к Трепову. Если вы пишете во Владимир, то таковую прекратите во избежание недоразумений с таковой».

Наш комментарий:

Вас. Вас. — Ратко Василий Васильевич, офицер Отдельного корпуса жандармов, бывший сотрудник Московского охранного отделения, помощник начальника Московского губернского жандармского управления, с 1902 по 1905 год — начальник охранного отделения в Москве, с февраля 1905 года — штаб-офицер для особых поручений при петербургском генерал-губернаторе Д. Ф. Трепове.

Медников предупреждает Спиридовича о нежелательности переписки с опальным Зубатовым, поселившимся во Владимире, ибо вся его корреспонденция перлюстрировалась.

2 июля 1905 года

«Мы заключили, что вас мерзавец застал врасплох, и вот покалечили; почему вы шли, а не ехали, и одни, а не с кем-нибудь вдвоем?»

Наш комментарий:

Реакция на покушение на жизнь Спиридовича 28 мая 1905 года.

Мы прерываем на этом цитирование писем из «Красного архива» и открываем в эпистолярии Евстратия Медникова новую страницу. Следователи Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, как все революционеры, торопились «свершить», а потому от их внимания ускользнула часть писем главного филера России, находившихся в личном деле у арестованного Спиридовича. Как нам представляется, эти письма никогда и нигде не публиковались, а поскольку, на наш взгляд, они представляют интерес и для историков, и для настоящей публикации, то и предоставляем их вниманию наших благодарных читателей без всяких сокращений, но, ввиду «безграмотства» их автора, в более-менее читабельном виде.

17 августа 1903 года

«Дорогой дядя Саша, не я на Вас ругаюсь, а я Вам писал, что на Вас окружающие посмеиваются по поводу „бумажки и прокламации“. Дело не в том, а дело стало на точке замерзания по розыску „Боевой организации“ „Федора“ и „Татьяны“ и прочей боевой сволочи, а Вы на это время воды в рот набрали и сидите себе, т. е. кипятились и о себе ни слуху, ни духу, вот очень, говорю, и горюю. Директор и Шток и Драгомиров о Вас много наговорили. Директор много по этому поводу смеялся, т. е. Спаситель наш Древнего Киева. Кажется, он и Министру доложил об Вас по поводу беспорядков. По поводу Питера я всегдашний Ваш защитник, но вы сами виноваты: много о своей болезни накричали, ни Директор, ни Сергей Васильевич никоим образом Вас губить не хотят, вот почему Вас и не вызвали, конечно. Если не это, то Питер Ваш не отменили бы.

Относительно „Федора“ и „Татьяны“ я сильно зубы точу на Игнатия, „Конька“ достаточно было канвы и шить и вязать дело наружного наблюдения, вот тут-то Зеленое не смог забрать в свои руки все связи, мало он обращает свое внимание на неотступное, правильное, систематичное наблюдение, которое должно было Вам с „Коньком“ (предоставить. — Б. Г., Б. К.) поле простора действий по засвидетельствованию связей, т. е. потом Ваш „Конек“ должен в то время расшифровать Рудермана и Бронштейна и Поповых. Зеленов знает, как мы бегали по 2–3 года по пустому и на 3-м году, но дож[и]дались и брали нужное, а за „Шкурой“ вели 14 лет наблюдение, и все для того только знать, что вокруг ее делается — исключительно для агентуры, потом все подводилось к одному знаменателю, а тут прождали 5 дней и бросили; конечно, при таком наблюдении „Коньку“ шах и мат, в такие времена нужно было и за „Конькам“ и „Розой“ и „Дорой“, „Федором“ и „Татьяной“ наблюдать — тогда Вы играли бы в открытую. Разве можно в такое время „ехать“ на агентуре, тут надо костями лечь наружному наблюдению. Если мало было людей, просить нужно, можно было прислать десяток филеров. Тут Зеленов сильно сконфузился, и не скоро ему загладить такой потасовки, т. е. всех упустил, это непростительно ему на многие лета, т. е. „Федора“ упустил и „Татьяну“, Рудермана, Бронштейна и многих других субъектов. Нет, он не оправдывает возложенных на него надежд, нет в нем размаху. Ему Лущенов пишет выслать список филеров, а он говорит, боюсь, значит, прячется за вас; ну, так не сообразил он, какой тут пуд с фунтом, поясни ему, пожалуйста, а я ему около 1 октября лично буду делать подробнейший экзамен по наблюдению за прошлое лето по Боевой организации.