Когда разобрались, то оказалось, что к поезду спешат опоздавшие на него. Это была беременная молодая женщина под руку с парнем, военный моряк с семьей и кучей баулов.

— Корабли тоже отправляются, когда захотят? — кричал обиженно машинист военному, перекатывая па пироску на губах.

— А ты, оболтус, сдай назад, видишь, люди по луже идут, — кричала ему тетя Нюра, помогая женщинам подняться на ступеньки вагона.

— Для моряков это пыль, — язвительно ответил машинист и скрылся в окошке.

Поезд наконец-то тронулся, но, проехав метров триста, снова заскрипели тормоза, и он остановился.

— Кого еще забыли? — крикнул раздосадованный случившимся машинист и витиевато матюгнулся.

По вагонам забегали два сержанта милиции, но, так и не найдя хулигана, кто сорвал стоп-кран, в журнале по дежурству отписались:

«Ввиду самопроизвольного торможения стоп-крана поезд простоял три минуты».

Тетя Нюра, согнав молодых в переднем отсеке вагона, усадила беременную женщину с парнем, а в следующем — военного с семьей, и поезд поехал в свое муторное путешествие.

— Не знал, что «Барыга» по расписанию отправляется, в мою бытность такого не случалось, — хохотнул военный моряк, снимая костюм, — такое дело надо обмыть, — и полез в сумку.

— Брось дурачиться! Ты уже в ресторане наобмывался: и родную деревню, и даже собачку в конуре, — взвизгнула жена, вцепившись в раскрытую сумку.

— Имею право! Неделя, как вернулся из похода, а тут свои жандармские законы! — обиженно сказал военный и отнял у жены сумку.

— Ох, неумные мы, Свет, что отправились с отцом в его захолустную деревню, лучше бы поехали в Крым и отдохнули по-человечески. Пусть бы отец один здесь с навозом возился да пил бы каждый день без надзора, — высказав все дочери, она встала и протиснулась в купе проводников.

Сидящие в проходе студенты забренчали на гитаре и охрипший, под Высоцкого, голос запел, черт знает о чем.

— Под такую песню только выпить стоит, — подмигнул военный сыну, доставая из сумки бутылку коньяка.

Сидевший напротив старик тоже полез в свой баул и достал пирожки.

— Вот, не побрезгуйте, закусите. С мясцом! — аппетитно сказал он и вытащил следом бутылку пива. — К бабке в больницу ездил, захворала старая, — пояснил он.

Молодежь начала в голос спорить, что за звание у военного моряка. Почти единогласно сошлись на том, что он майор.

— Не бывает у моряков майоров, — загорячился прыщеватый студент.

— Ему лучше знать, он в стройбате служил, — поддержал со смехом второй, белобрысый.

— Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, — добавил бренчащий на гитаре.

— Парни, не составите нам компанию, — приглашением к столу прервал их спор военный.

Парни к нему охотно потянулись.

— Давай, отец, по маленькой, за знакомство, — поднял военный пластмассовый стаканчик, во вторую руку взяв ломтик яблока.

Старик уважительно поднял свой стаканчик. Столпилась подошедшая молодежь. Женщины, сидевшие по лавкам, кто с уважительной, а кто и с брезгливой миной перешли на лавку студентов.

— Баба с воза — коню легче, — прокомментировал старик уход женщин.

— Папа, имей совесть! — вспыхнула дочь военного, резко поднялась и с обиженным лицом ушла вслед за матерью.

— Фу-ты ну-ты, — покачал головой моряк. — Я тридцать лет назад по этой дороге ездил, скажу вам, ничего не изменилось, и имею я право столько лет спустя вновь по ней проехать. Вспомнить буйные дни своей молодости, — обратился он к столпившимся студентам.

— Имеете, имеете, — вразнобой согласились те, принимая стаканчики. — А вы, простите, кем на флоте? — полюбопытствовал один, закусывая долькой яблока.

— У меня мирная профессия — доктор, а точнее начальник медицинской службы первой эскадры, и по званию я не майор, а адмирал, — с улыбкой ответил он парням. — А у вас, видно, военной кафедры нет, поэтому вы в званиях и не разбираетесь. И на лампасы ноль внимания, — весело упрекнул адмирал.

— У нас только сопромат есть, — кисло ответил прыщеватый студент.

— И поэтому ты, завалив сопромат, женился?

— А может, я по любви! — оправдывался прыщеватый.

— Адмирал в оренбургских степях — все одно, что крокодил в Арктике, — раздумчиво проговорил белобрысый студент.

В противоположном конце вагона, у туалета, поднялся скандальный шум, визг и слезливые женские голоса. Тетя Нюра шомором побежала туда, беспардонно расталкивая стоявших в проходе. Любопытствующий сын адмирала сорвался вслед за ней.

— Досужая ворона, — крикнул ему в спину адмирал, разливая остаток коньяка по стаканчикам.

— У меня пареньком сын точно таким был, бывало, что-то, где-то случится, он непременно там, такой антересующийся… — промолвил горестно старик, протирая ладонью морщинистое лицо. — Бабка больно убивалась, — тяжело бросив фразу, замолчал старик.

— Простите, неловко спрашивать, но что произошло с ним? — положив свою руку на руку старика, поинтересовался адмирал.

— Да уж в институте учился, когда в Куйбышеве хулиганы зарезали, — выдавил из себя старик и разом как-то весело продолжил: — Малаек у меня еще трое. Правда не знаю, где они рассыпались по белу свету, — и горько тряхнув головой, на той же печально-веселой ноте закончил: — Почитай десять лет глаз перед нами, перед старыми, не кажут, значить, мы плохими родителями были, все девки, сынов более нет.

Адмирал, поднимая стаканчик, сказал молодым:

— Так выпьем за горе отца. Как вас по батюшке?

— Иван Иванович!

— За горе Ивана Ивановича, не чокаясь, — и адмирал, морщась, выпил. — Сколько ни пью, а все кажется, что самогонка. Я ее лет в пятнадцать первый раз выпил, а привкус по сей день мучает, — хохотнул моряк, наливая молодым. — Вот тебе и напиток богов.

Вернулась тетя Нюра и, остановившись в проходе, начала рассказывать адмиралу о случившемся:

— Девчата передрались, напились пива, и одна вспомнила, что ее подруга на ее ухажера глаз положила, и тут началось воспитание несовершеннолетних. Еле разняла, такие агрессивные, просто ужас. Вот тебе и будущие матери. Просто какие-то махновки. Пойду, а то у меня там еще одна девчушка рожать удумала. А вам чаю не нужно? — и сама же отрицательно ответила: — Какой тут чай в такой неразберихе. Спасибо, ваши родные хоть помогают.

Пришедший адмиральский мальчуган начал с восторгом рассказывать:

— Три девчонки как начали одну молотить, а она как даст рыжей прям сумкой в глаз.

Но адмирал поднятием руки остановил поток его горячих слов:

— Не торопись, уже все знаем. Лучше сиди с вещами, а я пойду к роженице. Все-таки я врач. Может, чем и по могу. — А ты сиди тут, ни шагу отсюда. Приказ ясен? — уходя, строго предупредил он сына.

Мальчишка покривился, но бодро ответил:

— Ясно, товарищ адмирал!

Старик забулькал по стаканчикам пивом из бутылки.

— Отец, а вы воевали? — спросил у старика белобрысый, принимая протянутый стаканчик.

— А как же, воевал! — ответил старик, глотая пиво. — Или, как мой сосед говорит, дрались, как львы в камышах.

— А вы много немцев убили? — поинтересовался прыщеватый.

— Откуда я знаю, все стреляли и я стрелял, а сколько — один бог ведает, — ответил бесцветно он и опять полез в сумку.

Из соседнего отсека доносились болезненные крики женщины и успокаивающий голос адмирала:

— Глубже дыши, все будет хорошо.

Проводница тетя Нюра стала выгонять из отсека пассажиров и навешивать одеяло в проеме:

— Тут потеснитесь, сами видите, какое дело.

Через время стоны стихли. А еще через время, боднув одеяло головой, вышел адмирал с новорожденным ребенком на руках.

— Человек родился! — громко и весело сообщил он. — Мужик родился, будущий моряк. Смотрите, какой славный бутуз! — и высоко поднял новорожденного вверх.

Отец карапуза испуганно кинулся к нему:

— Не уроните, бога ради, он еще скользкий.

— Не боись! Все будет у него в жизни отлично, всегда будет на плаву, — предрек адмирал, передавая ошалелому отцу ребенка.