Лестница крутой спиралью уходила влево и вверх. Противники ждали на ступенях. Некоторые из них казались тенями, другие имели осязаемые тела. Сашка не стал останавливаться и готовиться к схватке. Он пошел вверх. Ступени под ногами плавились, исчезали, ноги охватывало пламя, а он шел вверх. Создавал ступени, наращивал новую кожу взамен сожженной. Ловил разряды молний, втягивая их в ладони. Дышал ядовитым газом и находил это забавным. Останавливал арбалетные болты и стрелы, хотя знал, что может принять их в тело и растворить. Сашка не убивал. Он просто забирал у противников силу, оставляя после себя бледные скулящие тени. Он поднялся. Его ждали.

Свет проникал через узкие бойницы, расположенные по периметру стен округлого зала. Тропа уходила в дверь на противоположной стороне. Возле нее на деревянной колоде висела мать. Или то, что казалось матерью. На тропе стоял огненный демон.

«Почти обычный человек, – подумал Сашка. – Только тело красное, а вместо одежды пламя». Демон расставил ноги и скрестил перед собой два раскаленных клинка. Сашка поднял над головой меч и двинулся вдоль бойниц. Этот враг был ему знаком. Точнее, знаком обретенному умению. Ради непонятного озорства Сашка обрушил на плечи чудовища водопад. Раздался вой, шипение, демон выскочил из клубов пара, и Сашка с удовлетворением заметил, что огненное тело покрыто темной паутиной трещин. Но трещины словно влили в чудовище большую злобу. Демон бросился на Сашку, и тот через секунду с изумлением понял, что каким-то непостижимым образом отражает беспрерывный калейдоскоп искрящихся ударов. Сашка рванулся в сторону и в мгновение, когда демон ринулся вслед за ускользающим противником, лишил его руки. Она упала со звоном, словно была выточена из железа, а еще через миг о каменный пол загремела и голова демона.

Сашка медленно подошел к матери. Не такой он запомнил ее в гробу. Сейчас она более всего напомнила тот облик, который навечно отпечатался в Сашкиной душе во дворе военкомата, когда призывники садились в потрепанный пазик. Темные круги под глазами. Дорожки от слез на щеках. Мать открыла глаза, вздрогнула, выдохнула чуть слышно:

– Саша?

Он кивнул и, чувствуя, как злость и боль ворочаются внутри, перерубил узлы на ее кистях. Мать осела живым комочком, стянула обрывки веревок, попыталась улыбнуться, но губы не послушались ее. Сашка протянул руку, помог ей подняться.

– Что-нибудь не так?

– Ты не настоящая.

– Что значит не настоящая? – она прикусила нижнюю губу.

– Ты не настоящая, ты умерла.

– А ты? – она удивленно приподняла брови, покачала головой, выпустила его руку и медленно пошла вдоль стены. – Ты настоящий?

– Это неважно, – он упрямо мотнул головой. – Важно, что ты не настоящая.

– А если ты ошибаешься? – в ее глазах стояли слезы.

Сашка молчал. Она остановилась у посеревшего трупа, наступила босой ногой на рукоять меча. Раздалось шипение, запахло гарью, но она словно не почувствовала боли. Пальцы демона разжались. Изогнутый клинок звякнул о камень. Она наклонилась, взяла его в руки. Меч демона зашипел в пальцах.

– Это демон не настоящий.

Протянула клинок Сашке.

– Настоящего демона нельзя убить обычной сталью. Попробуй убить меня. И ты увидишь, кто я.

– Откуда ты знаешь про демона? – выпрямился Сашка.

– Я слышала, – она перекинула меч в другую руку, откинула сожженными пальцами прядь волос со лба. – Ты слишком долго сюда шел. Убей меня.

– Мне не нравится эта игра, – сказал Сашка и кивнул в сторону выхода. – Я должен идти.

– Эта тропа бесконечна, ты никогда не пройдешь ее! – почти крикнула она и ткнула его рукоятью меча в живот, – Убей меня!

– Нет.

– Тогда это сделаю я, – медленно проговорила она и ударила.

Сашка даже не успел удивиться. Меч расплылся вытянутым облачком. Изменился. Теперь ее ладонь сжимала рукоять, а лезвие уходило в Сашкин живот. Но медленно. Очень медленно. Ушло в плоть на два пальца. Затем еще на палец. Струйка крови побежала по изодранным штанам, но затем клинок согнулся, и мать отступила.

Она внимательно осмотрела лезвие и покачала головой.

– Дрянь. Клинок дрянь. Ничего не смог сделать против никчемной магии. А что ты скажешь насчет этого?

Она продолжала держать лезвие перед собой, но внешний вид клинка вновь изменился. Превратился в меч наставника. Длинный и узкий. Блеснули синеватые знаки на лезвии. Сомкнулись сухие пальцы. Перед Сашкой стоял наставник.

– Только одна попытка, – холодно бросил он. – Ты все еще слишком слаб, но время для игр прошло.

– Я пойду по этой тропе? – спросил Сашка про уходящую под дверь полосу камней.

– Ты умрешь.

– Ну что же, – вздохнул Сашка. – Мне не привыкать.

И наставник напал. Он все еще превосходил своего ученика. И хотя время замедлилось и даже словно остановилось, Сашка не мог разобрать ни одного движения. Он почувствовал, что на этот раз может погибнуть по-настоящему. В схватке царствовал вихрь. Он завораживал, подминал под себя, лишал рассудка. Удивительным было только одно, почему Сашка не погиб в первые доли секунды? Каким образом он умудряется отбивать бешеные удары, каждый из которых должен был убить его?

«Ты зря испортил меч», – раздался голос наставника, и Сашка понял, что послуживший ему в тысячах схватках клинок свое отслужил. Через мгновение он сломается на запечатленной Сашкой зарубке. И не осознавая, что он делает, Сашка запрокинул левую руку за спину и выдернул клинок из привязанных к спине ножен. Выхватил меч, который почти уже стал частью его хребта. Вспышка света ударила в зрачки. Удар почему-то не встретил сопротивления. Странное лезвие рассекло противника как бесплотный призрак. И чувствуя, что камни пола уходят из-под ног, Сашка успел увидеть удивленное лицо наставника с рассеченной щекой. Кровь, бьющую толчками из его раскрытой груди. Обломок меча со светящимися знаками, и сломанную палку, которую когда-то, очень давно, он сам подобрал на тропе.

«Я же не ранен, – пробормотал он, погружаясь в темноту. – Нет. Не надо. Стойте. Мне надо идти дальше!»

Дан думал, что ничего не может быть страшнее ужасной погони на улицах Ургаина, но он ошибался. Разбитая тропа петляла причудливым серпантином между древних копий и на всех ответвлениях в стороны шахт, темнеющих то черными провалами подземных ходов, то портиками торжественных храмов, таилась угроза. Иногда попадались и каменные стражи, но их зловещие фигуры оставались неподвижны. Видимо, идти по главной дороге, наезженной лигами повозок с рудой, не возбранялось. К раздражению Хейграста нечисть этого правила не придерживалась. К счастью, ночные твари не сбивались в стаи. Лукус и Хейграст дежурили поочередно, лошади предупреждали друзей испуганным храпом, но выспаться Дану не удавалось. Не было ни одной ночи, чтобы Хейграст не выхватил меч из ножен. Падальщики, кошки, стуксы, панцирники, размером со взрослого человека, напоминающие жуков-пискунов, которых Дан давил ботинком за очагом в доме Трука, лезли со всех сторон. Лукус в первую же ночь заменил сгоревший на алтаре трофей. Несколько раз приходилось рубить мечом и Дану. По утрам белу смазывал ссадины на теле друзей мазями и благодарил Эла, что никто из них не ранен серьезно.

– Держись, – хлопал мальчишку по плечу нари. – Элбан ко всему привыкает.

Дан кивал и чувствовал, как холодная дрожь пробегает между лопаток. Он не мог привыкнуть к встречам с мертвыми. Медленные упорные движения в сторону живой плоти, скрипящие зубы вызывали ужас. Их приходилось разрубать в труху, потому что даже расчлененные на части они пытались дотянуться до живого тепла.

– Посмотри, – удивился Хейграст после очередной схватки. – Лукус! Неуспокоенные рассыпаются на ходу. Как они выдержали эти годы? Или стали гнить только при нашем приближении?

– Скорее всего, только теперь они вновь попали под власть Унгра, – ответил Лукус. – Эл-Лиа поглощает Мертвые Земли. Смотри, везде, где есть хоть частичка грунта, зеленеет трава. Начинается новая жизнь Дары. Мертвое же неминуемо распадается и уходит в землю.