— Если вы хотите провести так всю ночь, опасаясь, что я выдам вас, давайте посидим. Но на вашем месте я бы лег спать.

Он не очень колебался, прежде чем добавить:

— Вы выглядите ужасно!

Я была слишком измотана, чтобы возмущаться следами губной помады и коричневыми пятнами на наволочке. Я порезала голень обломком компакт-диска, застрявшим между подушками кушетки: в рану, наверное, попадет инфекция от собравшейся годами грязи. А пол! Даже в слабом уличном свете я увидела промасленную бумагу от коробок для пиццы, использованные бумажные носовые платки, банки от пива, винные бутылки и грязь.

Грязь. Засыпая, я увидела грязь на полу кухни Галле Хэвен, Грязь на полу от двери до ботинок Ричи. Ботинок или ботинка? Я осмотрела подошвы. Много грязи в бороздках на левом ботинке. И почти нет на правом. Может, потому что грязь с правого ботинка осыпалась на пол? Или только одна нога попала в грязь, когда он парковал машину?

Я повернулась на спину. «Мне надо постирать мое белье», — подумала я. Но я была настолько усталой и слабой, что не могла даже подумать, что мои ноги еще когда-нибудь встанут на грязный, замызганный пол жилища Денни.

«Грязь, — говорила я себе. — Думай о грязи. Думай об отпечатках шин. Там, где Ричи оставил свою машину, он не должен был попасть в грязь. Он наступил…» Я прищурила глаза, чтобы лучше представить то место. «Он наступил на узкий ковер осенних листьев. Сухих листьев. Они и должны были быть сухими. Дождя не было дня два или три до этого. Один шаг. Его следующий шаг уже должен был быть на дорогу. Каким образом его ботинки могли попасть в грязь?».

«Почему полицейские не задали себе этого вопроса? Брали ли они образцы почвы с ботинок Ричи и сравнивали ли ее с грязью на полу? Они должны были сделать это. А с грязью, где парковалась машина? Конечно. И грязь со всех трех мест должна быть одинаковой».

«Но они брали пробы только с отпечатков его шин — а не следов на кухне. Не было никаких следов ног рядом с машиной Ричи. Откуда появилась грязь на полу в кухне? От того человека, кто был с ним, или который следовал за ним и наследил в кухне? От того человека, кто видел след грязи от двери и понял, что на ботинках Ричи не было грязи, значит, надо их замазать, чтобы было ясно, что Ричи был один. И, значит, только один человек может быть подозреваемым, и этот подозреваемый находится в Галле Хэвен».

Подозреваемый человек крепко спал.

Ванная Денни Риза была такой же ослепительной чистоты, как и его комната, но в половине девятого утра я не могла позволить себе быть слишком привередливой. Я приняла душ, убедив себя, что не вызову безумного желания, если буду принимать ванну или мыться под душем. Я вытиралась махровым халатом, единственной чистой вещью, которую я смогла найти в ванной, когда Денни сказал через дверь:

Дайте вашу одежду.

Что?

Я иду за кофе и за деньгами. Я сдам ваши вещи в китайскую прачечную и оплачу стирку.

Мои слаксы и свитер требуют сухой чистки, — объяснила я через дверь.

Хорошо. Но для этого потребуется целый день.

Я опасалась, что Денни обманет меня с одеждой, и как раз в этот момент он произнес:

— Держу пари, вы беспокоитесь, что я надую вас с одеждой. И знаете, что не сможете сбежать, пока я не получу вознаграждения, — и добавил, — откройте. У меня есть кое-что для вас.

Я с треском приоткрыла дверь. В щель просунулась рука с вельветовыми брюками и черным, хорошо выстиранным и пахнущим фабричной обработкой свитером.

Я не смотрела новости, — сказала я. — Что, действительно объявлено вознаграждение?

Это сказали по радио. Пятьдесят кусков за содействие в опознании и аресте убийцы.

Пятьдесят тысяч?

Я не могла застегнуть штаны. Однако если учесть, что зад Денни равнялся приблизительно двум моим кулакам, то было большой победой, почти чудом, что я смогла застегнуть молнию больше, чем наполовину.

— Компания мистера Мейерса предоставила деньги.

Через голову я натянула свитер Денни. Даже когда я нянчила двоих детей, я не жаждала ходить без бюстгальтера — в сорок семь лет привычки уже не меняют. Я натянула большой, не по размеру, торчавший, как горб у Квазимодо, свитер с плечами, выпиравшими больше, чем грудь, кое-как причесала волосы и открыла дверь.

Верите или нет, но я не собираюсь выдавать вас, — сообщил он мне.

Я верю тебе, — сказала я.

Итак, моя жизнь в руках двадцатилетнего мальчишки, бывшего толкача наркотиков, одетого в черные джинсы и черную рубашку, и я не имею ни малейшего представления, поступаю ли я сейчас разумно или совершаю смертельную ошибку.

Раз ты идешь в прачечную… — добавила я, схватив с кушетки стеганое одеяло.

Миссис Мейерс, — сказал он невинным тоном.

Знаю. Я не твоя мать. Но одеяло грязное.

Это мое одеяло, миссис Мейерс.

Конечно, твое. На тот случай, если я задержусь у тебя в гостях, я бы хотела иметь одеяло почище. И зови меня Рози.

После того, как он ушел, — с одеялом, — я позвонила в школу. Как я и надеялась, ответила секретарь канцелярии Крис. Так как она, без сомнения, была самой большой эгоисткой во всех среднеатлантических штатах, то уже не имело значения, заглушал или нет мой голос купальный халат, который я набросила на телефонную трубку. Ее не волновало, кто я или что мне надо, поскольку мой звонок не касался ее, ее приятеля или его намерений. Я передала ей заранее оговоренный с Касс сигнал. Я сказала, что это говорит медсестра из кабинета доктора Гольдберга и подтверждает время приема на половину второго в субботу. Сообщение служило сигналом для Касс быть у условленного телефона-автомата недалеко от кафетерия в час тридцать и ждать моего звонка.

В моей голове мелькнула мысль, не позвонить ли мне Стефани относительно ее адвоката из Нассау, но, хотя на девяносто восемь процентов я была уверена, что она меня не выдаст, я не могла позволить себе такой риск. И что более важно, ее последняя рекомендация Форреста Ньюэла была настолько неудачной, что вызывала сомнение в ее компетентности. С другой стороны, в заднем кармане моих брюк — точнее, брюк Денни, не было списка адвокатов по уголовным делам, а мне нужна была помощь.

Денни вернулся через пятнадцать минут с двумя коробками кофе.

— Рози, ты еще здесь? — холодно констатировал он.

Глаза его были полузакрыты в сонной сексуальной манере певца — мечты подростков в телешоу.

А ты думал, я сбежала?

Некоторые сомневаются во мне.

Денни, прекрати. Я знаю тебя давно.

Он улыбнулся. Каким он был привлекательным!

Самое разумное для тебя — убежать.

Возможно, но ты мне еще нужен.

Да? Зачем?

Знаешь ли ты кого-нибудь из адвокатов по уголовным делам на Лонг-Айленде?

Конкретней?

Он высыпал кофе и разорвал зубами два пакетика сахара.

Имя, Денни.

А!

Минуту он, задумавшись, покусывал пластиковую ложку.

— Винсент Кароселла, — произнес он в конце концов. — Когда-нибудь слышала о нем? Он очень известен.

Имя показалось мне знакомым. Может, из программы «Новости 12», в которой рассказывают о процессах по делам об ужасных убийствах на Лонг-Айленде. По крайней мере, не похож на того педанта с часофобией.

— Никто из моих друзей не пользовался его услугами, поскольку он не занимается делами о наркотиках. Но для очень сложных…

Денни заколебался ненадолго, выбирая между словами «дело» и «дерьмо», но поскольку мы были уже на «ты» и называли друг друга по именам, он выбрал «дерьмо».

— …для очень сложного дерьма, — он сложил кончики большого и указательного пальцев и сладостно их поцеловал, — Винсент — конфетка!

Затем он собрался позвонить Алексу, а также предложить одному старому клиенту большое дело в обмен на новенькое удостоверение личности и чистое водительское удостоверение Нью-Джерси.

Когда я позвонила в пять минут девятого, Винни Кароселла был уже в конторе. Мы провели предварительные переговоры. Его образование: Аделфи колледж и Юридическая школа университета Сент-Джонс, он был главой бюро по расследованию убийств при прокуроре федерального судебного округа Нассау. Его гонорар: поскольку я обратилась так поздно, он берет триста долларов в час. Он не спрашивал меня, убила ли я Ричи.