А вдруг что-то ужасное случилось и с ним?

Без четверти шесть Гевински вернулся в библиотеку, громко, маленькими глотками потягивая из бумажного стаканчика явно переваренный кофе. Я любезно ответила на его улыбку.

Я бы с удовольствием сварила вам кофе или приготовила чай.

Думаете, я позволю вам снова увидеть сцену преступления? Ведь кухня — это место преступления.

Извините.

Разумеется. Нет проблем.

Слова Гевински вернули меня к реальности. Он вытащил блокнот так торопливо, что разорвал одну из страниц.

Ваш муж оставил вас ради Джессики Стивенсон?

Да. Вы уже говорили с ней?

Давайте не будем отвлекаться, если вы не возражаете.

Разумеется.

Спасибо. Вы сказали, что мистер Мейерс ушел в конце июня?

— Да.

Чем вы занимались после этого?

Вернулась к преподаванию, как только начались занятия в школе.

А что вы делали все лето?

Мы с Ричи планировали отправиться в июле в круиз по островам Греции, а в августе я собиралась перечитать некоторые книги: «Тихая весна», «Судьба Земли», «Утро верхом на лошади».

Я думала, что Гевински запишет названия, но он этого не сделал.

Я хотела включить хотя бы одно из этих произведений в учебный план.

И что же вы все-таки делали?

Я сидела на лестнице, ведущей на берег, и смотрела на воду в течение двух месяцев. Я была подавлена.

Ваш муж ушел окончательно?

Его одежда и кое-что из его личных вещей здесь до сих пор, но он больше не появлялся.

Значит, он ушел окончательно. И ни разу не возвращался больше: одна ночь с вами, другая — с Джессикой.

Нет.

Вы видели его после ухода?

Один раз у моего адвоката. Он был со своим адвокатом.

И все?

Да. Он сказал, что будет менее болезненно для нас обоих, если мы будем обсуждать наши дела по телефону.

Еще один момент, который для меня не ясен, миссис Мейерс.

Да?

Помогите мне это выяснить. Если мистер Мейерс ушел окончательно, как же он оказался здесь и как он оказался убитым?

Чуть позже половины седьмого один из людей Гевински, которого я не видела раньше, вернулся в библиотеку. Он сказал, что, если мне надо, я могу на несколько минут подняться наверх. Тут до меня дошло, как бывало не раз, когда я стояла под душем и прислушивалась к звуку воды, падавшей на мою купальную шапочку, что и полиции нужно время, чтобы осмотреть библиотеку. Но что здесь можно обнаружить? Шеститомник в кожаном переплете? Тисненные золотом тома о жизни святого Бруно Керферта? Семейные фотографии тех счастливых времен, где мы вчетвером смеемся в масках для подводного плавания? Спичечные коробки из разных ресторанов в нижнем ящике письменного стола, которые Ричи собирал, пока не решил, что такое коллекционирование не престижно? А я всегда немного беспокоилась, что они когда-нибудь воспламенятся и наш Галле Хэвен превратился в кучку пепла.

Я надела свою повседневную одежду: слаксы из шотландки, желтую шелковую блузку и свитер, приняла успокоительное и положила еще пару таблеток в карман. Я презирала себя за то, что, как жеманная аристократка, глотаю транквилизаторы вместо того, чтобы выпить залпом стакан виски, но выпивку я уже не выносила.

Когда «американская мечта» стала для нас с Ричи реальностью, мы перестали быть просто высококлассными американцами, а превратились в домашних собачек в человеческом облике. Сначала кто-то стал убирать за нас наш дом. Затем кто-то стал готовить нам пищу, ухаживать за нашими цветами, удобрять наши томаты. Другие люди следили за нашими финансами, чистили наш бассейн, платили наши налоги, инвестировали наши капиталы. У нас был домашний учитель по французскому для Бена, психиатр для Алекса, тренер для Ричи, приходящая маникюрша для меня, семейный терапевт для всех нас.

Я никогда не могла себе представить, насколько деньги усложняют жизнь. Забыть заплатить налог так же просто, как забыть вернуть прочитанный бульварный роман. Мы постепенно теряли контакт с обычным миром и втягивались в ароматно-сладкий мир богатых людей.

Происходило это так. Когда наши старые друзья видели шофера за рулем нашего семейного «мерседеса» или повара, готовившего салат из экзотического голубого тунца, они начинали смеяться и говорить: «Поделитесь!». Это раздражало Ричи, а меня приводило в замешательство, и потому мы начали больше времени проводить с людьми, жившими в таких же двадцатикомнатных домах. Постепенно мы отошли от старых друзей. И — что удивительно — довольно легко. Мы сказали друг другу, что трудно поддерживать с ними дружбу из-за их зависти к нашему достатку. А главное, что они не хотят замечать, что, несмотря на наше богатство, мы остаемся прежними добрыми старыми Ричи и Рози.

Теперь субботними вечерами вместо того, чтобы жарить цыплят для пикника с нашими соседями, мы посещали благотворительные проповеди в Ист-Гэмптоне. Там мы познакомились с одним очень состоятельным человеком из Афин, из штата Джорджия, пригласившим нас в круиз по Средиземному морю на своей яхте.

Мы отказались снять коттедж в Адирондаксе, куда ездили летом на рыбалку последние пятнадцать лет. Вместо этого мы провели отпуск на борту большого судна в компании дюжины пассажиров в белых слаксах. Обилие солнца и художественной литературы приводило меня в восторг. Я не читала раньше «Крылья голубя» — у меня не было времени. А потому мне срочно пришлось «проглотить» повествование об интригах злодея-судьи, чтобы принимать равное участие в беседах за столом, смакуя крошечную порцию окуня, запеченного в пергаменте.

Галле Хэвен, дом нашей мечты, стоял у подножия горы, возвышавшейся над Лонг-Айленд Саунд. Если вы просыпались в спальне хозяев на рассвете — от крика чаек, совершавших свой утренний туалет, испражняясь на вашу крышу, что трудно вынести спокойно, — через окна с задней стороны дома, за лужайкой, поверх сине-серой воды, на западе вы могли созерцать Манхэттен, золотой город, сиявший в лучах восходящего солнца. Из комнат Алекса или Бена, в западном крыле, можно было видеть зеленую бархатистую поверхность берега, принадлежавшего округу Уэчестер. И если никогда не покидать заднюю половину Галле Хэвена, то всю жизнь можно верить, что Америка всегда прекрасна.

Сейчас вид у парадного входа был не столь привлекателен. Прижав нос к стеклу высокого окна, находившегося на верхней площадке лестницы, я увидела внизу полицейские машины, тюремную машину, машину скорой помощи и быстро приближавшуюся машину выездной бригады программы происшествий телевидения. Два полицейских в форме подошли к машине, кивнули сидевшим в ней и, видимо, дали им понять, что им пока здесь делать нечего. Сразу после этого, сделав двойной разворот, чтобы объехать заросли азалии, машина скрылась в аллее, ведущей к дороге.

Я вернулась в библиотеку, приготовившись вновь встретиться с Гевински. Кто пригласил прессу? Что происходит? Но его там не было.

Слава Богу, там была моя подруга Касс.

Как ты узнала об этом?

Рози, — проговорила она. — Это ужасно.

Касс была настоящей гранд-дамой. Разумеется, рост ее тут ни при чем, хотя с ее прямым, как стальной штырь, позвоночником, она казалась выше, чем была на самом деле: плотная женщина чуть больше пяти футов. Но черты ее черного лица были настолько изящно утонченными, что окружающие редко замечали, что ее прекрасная голова сидит на теле Будды. И когда она начинала говорить, она была действительно величественной.

— Мы зашли без пятнадцати семь, чтобы пригласить тебя на прогулку. А когда ты не появилась, мы поспешили сюда, чтобы бросить камешек в твое окно, — Кассандра Хигби произнесла эти слова спокойно, как выпускница благопристойного колледжа, уверенная, что мир будет ждать, пока она выразит словами свои мысли. И мир действительно готов был ждать.

Касс не была настоящей аристократкой, но она была прирожденной актрисой. Итак, утренняя трехмильная прогулка не состоялась из-за убийства мужа одной из участниц. Как раз в этот момент два здоровенных мужчины в синих спецовках с надписью «Медицинский эксперимент» прокатили мимо открытых дверей библиотеки какой-то предмет. Касс невозмутимо обняла меня за плечи, повернула в обратную сторону и подвела к кушетке. И все же я увидела третьего мужчину, который нес черный пластиковый мешок.