Прошло три минуты. Я направилась к вестибюлю, набрала в грудь как можно больше воздуха, выбежала из двери лестничной клетки и закричала. Швейцар был на месте, руки по швам, и глядел на лифт. Он окликнул меня очень громким для такого маленького человечка голосом:

— Стойте!

Пожалуйста! — крикнула я. — Я слышала, как женщина звала на помощь. Это было ужасно!

О!

Он и в самом деле подумал, что я похожа на безумную. Я действительно была похожа.

Все в порядке, не волнуйтесь! Полиция уже в пути. Я приложила руку к сердцу.

Слава Богу! Он улыбнулся.

Попрощавшись, я вышла из здания и завернула за угол. Через секунду, когда я оказалась вне поля его зрения, я побежала, как сумасшедшая.

Я бежала на запад от Центрального парка, надеясь затеряться в толпе. Во вторник в два часа дня на улице были в основном женщины с сумками на колесах и ученики младших классов, главным образом испанцы, под присмотром монахини. Чтобы сохранить оставшиеся силы, я замедлила бег и перешла на быстрый ход.

Кто-то засвистел. По своей провинциальной тупости я сразу же вспомнила футбольную тренировку — и, посмотрев через плечо, ожидала увидеть апоплексическое лицо тренера Крамера, готового ударить одного из ребят. Но вместо него я увидела швейцара Джейн, быстро бежавшего — или пытавшегося бежать — по Восемьдесят восьмой улице, преследовавшего меня с криком: «Остановитесь именем закона!». Задыхаясь, бедный старый гномик отстал, он свистел в свисток, пытаясь привлечь внимание полиции.

Я снова увидела его, и вдруг с ужасом вспомнила, что я оставила свою сумочку в доме Джейн. Я так растерялась, что, ничего не видя перед собой, чуть было не бросилась прятаться в мусорный контейнер, до отказа забитый использованными бумажными полотенцами.

Швейцар опять закричал, что-то вроде «Убийство!». Маленький седой свистун был от меня на расстоянии в полквартала, и это расстояние сокращалось. Я уже могла расслышать, что он кричал: «Убийца!». Я шла вперед, стараясь казаться если не беспечной, то, по крайней мере, не походить на склонного к убийству человека. Голос швейцара начал затихать. Я не оборачивалась, я все еще слышала его крики, хотя все тише и тише — какие-то квакающие звуки: «Уби…». Я молилась, чтобы сердце этого старого человека выдержало, потому что, если он умрет, это будет на моей совести.

О, Боже, что я буду делать без моей сумочки? В ней было все, что я имела. Я не могу постучать в дверь к Джейн и потребовать ее назад. Я могу только двигаться в сторону Колумбийского университета, все увеличивая скорость. Я прошла Восемьдесят девятую улицу, оставив позади старинные аристократические особняки с последними в этом году хризантемами в каменных вазах у окон. Демонстрируя грациозность, о которой я и не подозревала, я ловко обходила пластиковые пакеты с мусором и, привязанные к фонарным столбам, велосипеды. Несколько секунд я была возбуждена и шла так быстро, что даже испытала какое-то чувство радости.

И, как всегда бывает, в тот момент, когда я превратилась в Джеки Джойнер-Керси, реальность напомнила о себе. Полицейская машина затормозила у края тротуара.

Леди? — низкий бас с испанским акцентом, принадлежавший очень высокому полицейскому. — В чем дело?

Что?

Я спрашиваю, что случилось?

Надо было увести полицейских с этого места. В любую секунду голос швейцара опять будет слышен.

— Моя сумочка! — я часто и тяжело задышала. — Парень…

Я положила одну руку на грудь, чтобы успокоить сердцебиение, другой указала в сторону Центрального парка, куда он якобы убежал.

— Все, что я имела, было в той сумочке!

Полицейский бросил взгляд на своего партнера, который внимательно осматривал меня. Я не была в том свитере, который делал мою фигуру, похожей на девичью, и хотя смотреть было не на что, я произвела на него впечатление. Он пососал кончик большого пальца, видимо, подумав: «Что происходит с этой женщиной?».

Внезапно, ни говоря ни слова, высокий полицейский вышел из машины и открыл боковую дверцу.

— Садитесь, — пророкотал он.

Перед сиденьем была проволочная перегородка — передвижная тюремная камера.

— Проходите, леди, — сказал он настойчиво.

Знаете, как персонажей в детективах парализует от страха? Так вот, я на самом деле и не могла сдвинуться в места.

— Не бойтесь меня, — промычал он. — Если это только произошло, может, мы сможем догнать его?

Комок подступил к горлу, глаза мои увлажнились.

— Спасибо, — почти облегченно зарыдала я, карабкаясь в машину.

Он воспринял мои эмоции, как благодарность.

— Вот за этим мы здесь и находимся.

Мы сорвались с места со скоростью выстрела.

Если бы я не была на грани истерики, поездка доставила бы мне удовольствие — погоня на машине с двумя прекрасными парнями и гудящей сиреной. За одним исключением — я была, как в баскетбольной корзине. Я должна была исполнять роль отважной и благодарной им горожанки в то время как я только пыталась прийти в себя от моего ловкого побега от Джейн Бергер и из Галле Хэвен. Что за черт — с тех пор, как я занялась делом, я и забыла о душевной травме от того, как я нашла тело Ричи. А тот удар, который нанес мне Ричи своим уходом?

Однако надо посмотреть фактам в лицо. Моя выходка могла открыться с минуты на минуту. Я говорила себе: «Сейчас появится сообщение о маньячке в состоянии климакса. Эти два парня пока не объединяют меня с ней — пока. В любой момент по радио могут гнусавым голосом объявить точное описание моих слаксов и свитера, данного Джейн».

Высокий парень повернулся в мою сторону. Его голова под фружакой казалась похожей на головку чеснока.

Как он выглядит?

Он белый, — сказала я. — Одет в черное.

Это прозвучало очень драматично, было похоже на Гамлета в исполнении Лоренса Оливье.

— Лет тридцать — тридцать пять. Волосы зачесаны надо лбом.

Мы проехали одного белого, одетого в черное, но он был скорее похож на воздушный шар, чем на Оливье, потому мое «нет» прозвучало достаточно убедительно.

Я его нигде не вижу, — сказала я и добавила, что мы вряд ли его отыщем.

Откройте пошире глаза, — пророкотал высокий. — И не отчаивайтесь!

Пару минут мы поездим по парку, — добавил его партнер.

Город был скучный, плоский, серый, но Центральный парк был огромным и разноцветным! Ярко-зеленая, как клюшка для гольфа, трава, пылающие пурпуром и золотом на фоне светло-голубого неба деревья. Возможно, я вижу эту красоту в последний раз! В любую минуту радио может сообщить: «Разыскивается убийца. Возможно, вооруженный и очень опасный». Они могут увезти меня в тюрьму прямо в той камере, где я находилась.

— Будьте любезны, — пробормотала я. — Большое спасибо. Но я опаздываю на прием к врачу.

Я понизила голос:

К специалисту.

Никаких проблем, леди, — сказал высокий.

Они высадили меня на Пятой авеню, где, как я сказала, находится кабинет доктора. Когда они спросили мою фамилию, я уже готова была сказать «Молл Флэндерс», но подумала, что может быть, моя полоса везения уже прошла и я наткнулась на полицейского, работающего над диссертацией о Дефо, — тогда я назвала им девичью фамилию и имя моей матери и адрес, тот адрес, где я жила в детстве в Бруклине. Я поклялась, что позвоню в участок через час, чтобы окончательно оформить протокол.

Бруклин произвел должное впечатление. Когда я вышла из машины, следом за мной вылез и высокий. Он вытащил из кармана пригоршню монет, покопался в ней и дал мне жетон на транспорт.

— Вот, Перл, — сказал он. — Теперь вы сможете вернуться в Ошен-авеню.

Мне некуда было идти. Казалось, полудню не будет конца. Я прошла квартал, потом еще один. Я шла по тротуару, внимательно глядя по сторонам, стараясь затеряться среди жителей Нью-Йорка.

К четырем часам я просто умирала от голода. Мне так хотелось гамбургера! Или сэндвичей. Или чего-нибудь из китайской кухни. Горячего французского лукового супа с хрустящей корочкой сыра. Я прошла мимо лотков с продуктами и сосредоточила свое внимание на груде сухих крендельков с солью.