А о чем они говорили с Джоан Дрисколл, когда вы входили?

Сплетничали. Как две кухарки в кухне за чаем. Она обращалась со мной, как с тряпкой. Она звонила и говорила: «Мистера Мейерса!» — ни «здравствуйте», ни «пожалуйста». Костлявая шлюшка!

Я не могла представить, как Том ласкает ее выступающие бедра, гладит искусственную грудь, прижимает костлявый зад. А в колледже он чертовски хорошо это делал!

— У этой шлюшки ничего и не было, кроме свободного времени. Она часто посылала ему маленькие подарки. Или оставляла записки, где можно купить отличные кожаные ботинки к смокингу. Или «милые» авторучки Арт Деко. Как авторучки могут быть «милыми»?

— Вы думаете, это были ничего не значившие пустячки? Или за ними было что-то большее?

— Я думаю, он ей все рассказывал. Хотите знать, что я думаю? Она получала удовольствие слушать о том, что с ним происходит, а он получал удовольстие, рассказывая ей об этом.

Нет. Ричи не был таким.

— Он изменился, не так ли? Позвольте вам кое-что сказать. Вы не представляете, во что он превратился. А я — да. Я была там. Верьте мне. Клянусь, она знала про Мэнди. И определенно про Джессику. Вы, действительно, хотите знать про женщин в жизни мистера Мейерса? Не спрашивайте меня. Спросите миссис Томас Дрисколл.

Зеркало в этом «медицинском кабинете» было таким грязным, что Денни пришлось взять кусок туалетной бумаги и протереть его. Жест вежливости. Я могла бы обойтись и без этой его услуги, воспользовавшись для макияжа зеркалом в ванной комнате.

— С Алексом все в порядке, — в который раз заверил он меня. — О нем можешь не беспокоиться. Побеспокойся о себе.

Я вперилась глазами в зеркало. Удивительно: жизнь была жесткой, но так ужасно я не выглядела никогда за все эти годы.

Демонстрируя свою галантность, Денни через одного из своих друзей достал для меня новые документы: карточку Американ Экспресс и водительские права из Миннесоты на имя Кристины Петерсон, по которым мне стало всего сорок один год. Он сказал, чтобы я не волновалась — документы чистые. Он снабдил меня также невероятным количеством косметики. Я наложила ее на лицо, разумеется, ужасно безвкусно. Но кто теперь, черт возьми, заботится о вкусе? Прочь школу, прочь Лонг-Айленд, — я могу позволить себе стать любой женщиной, какой я захочу. Может, мне пойдут ярко-синие ресницы, черненые брови, розовые щеки и пунцовые губы?

Алекс говорил что-нибудь о Бене?

Бен в порядке. Он живет в твоем доме вместе с Алексом. Его подружка уехала обратно куда-то там.

В Филадельфию. А Алекс кажется спокойным?

Ты хочешь сказать, из-за того, что отец убит, а мать обвиняют в убийстве?

Да.

Похоже, он спокоен.

С помощью наркотиков?

Может, ему и понадобилась небольшая помощь такого рода. Перестань беспокоиться о детях, Рози. Они уже мужчины. Хорошо, я могу допустить: они беспокоятся о тебе. Кем бы они были, если бы не беспокоились? По крайней мере, они знают, что ты не убивала их отца, как об этом говорят все на Лонг-Айленде. Полицейский сказал Бену, что ты скрылась в городе.

То, что полицейским известно, что я в городе — еще не конец света. Моя записная книжка осталась у меня в сумочке. Там огромное количество имен и адресов по всей стране — мои кузины в Лос-Анджелесе, мать друга Бена, с которым он жил в одной комнате, в Солт-Лейк-Сити, каждый из клиентов Ричи, кому я посылала подарки. Для полиции было бы естественно считать, что я уже удрала из города.

Ничего подобного, если ты и дальше будешь посещать каждого, кто когда-либо участвовал в родео мистера Мейерса.

Пусть.

Как всегда, я наложила слишком густые тени. Денни наблюдал за мной, явно заинтересованный этим процессом. Я выбрала приличную обводку для глаз. Никто никогда не разглядывал меня так настойчиво. Конечно, за двадцать пять лет Ричи тысячу раз видел, как я красилась. Но он никогда не находил интересным то, что я делала. И уж, конечно, он ни разу не остановился посмотреть на это.

Рози!

Да?

Хочешь пистолет?

Карандаш выскользнул у меня из рук.

Ты сошел с ума!

Я просто спросил.

Я все-таки преподаватель английского языка, слава Богу!

Денни улыбнулся. У мальчика были великолепные зубы! И если говорить правду, все остальное в нем тоже было великолепно! Я подняла карандаш и приблизила лицо к зеркалу, чтобы обвести глаза и боковым зрением понаблюдать за ним. Я не хотела казаться возбужденной, позволив ему подумать, что он завел меня. Это было стыдно допустить даже в мыслях.

Денни меня не стеснялся. Я никак не могла определить, чем было вызвано его внимание? Неопытность? Холодность? — играть роль соблазнителя, чтобы потом посмеяться над тем, как старая баба — его учительница — строила ему глазки? Или это простая ненасытность, заставляющая пристально наблюдать за тысяча первым вознаграждением его мужским достоинствам? Эй, а как насчет подлинно сексуального интереса? Как насчет сопереживания, сочувствия к человеку, оказавшемуся вне закона?

— Я — с пистолетом?! Денни, если бы учителя английского были вооружены, ты бы давно уже был мертвым.

После сырного кекса Фрэн, я могла только наблюдать, как Денни поглощал свой обед — макароны с сыром и пиво. Теперь была моя очередь наблюдать за ним. Все, что он делал, он делал стильно — начиная с того, как он большим пальцем открывал банку с пивом, и до того, как он устраивался на стуле, вытянув во всю длину ноги. Он сидел, совершенно расслабившись, выставив соблазнительное прикрытие сооружения — а может, это была просто тень — вокруг его мужского достоинства. Короче, Денни Риз был красавчиком. Если бы Ричи имел такой взгляд и такой стиль, он бы разбил мое сердце значительно раньше.

Он взялся за вторую банку пива.

Неужели все это время у тебя не возникло даже подозрения, что он изменяет?

Нет.

Совершенно ясно, что Денни не поверил мне.

Ну и дерьмо!

Послушай. Какие-то сомнения могут возникать у каждого — муж работает до позднего вечера, но, когда ты звонишь ему в офис, его там нет. Или вдруг он становится феминистом и начинает утверждать, что женщина может позволить себе быть такой же умной, как и мужчина. Это, конечно, настораживает. А потом сама начинаешь собирать улики, что превращает тебя уже в детектива. И знаешь что?

Что?

— Мужья, желающие, чтобы их поймали, оказываются пойманными. Они оставляют в карманах квитанции из сомнительных отелей в Форт-Ли, Нью-Джерси, и просят своих жен отдать их пиджак в чистку. А такие, как Ричи? Они не устраивают свиданий в романтических ресторанах. В доме не раздаются непонятные звонки, которые они не могут объяснить. Они поддерживают с тобой сексуальные отношения и при этом настолько страстные и частые, что у тебя размягчаются мозги. И ты думаешь: «Какой муж!». И становится стыдно только за то, что когда-то усомнилась в нем. А потом они уходят из жизни с ножом в груди.

Ты когда-нибудь изменяла ему?

Нет.

Не валяй дурака, Рози.

Я не верила сама себе: я сидела в квартире Денни Риза, в одежде Денни Риза и вела этот разговор с Денни Ризом.

— Я не говорю, что не пыталась пару раз.

Он поднял брови.

— Хорошо, — уступила я. — Однажды я даже побрила себе ноги так сильно, что, по-моему, срезала слой кожи.

Он заложил руки за голову.

И?

И ничего не произошло. Мужчина оказался слишком правильным.

Ты была разочарована?

Да, но и освободилась от иллюзий, — он был моей старой любовью в колледже. Его звали Том.

Мне бы хотелось, чтобы Денни захотел разузнать что-то о Томе Дрисколле. Но он только сказал:

Забудем о стариках. А тебе когда-нибудь нравился кто-нибудь из твоих учеников?

Да, нет, наверное.

Судя по всему, Денни не удовлетворил мой ответ.

— Я не хочу сказать, что не восхищалась время от времени умом или телом. Это может случиться с любым. В одном семестре Касс, а уж она-то из всех нас самая святая, неожиданно стала проявлять интерес к судьбе команды по плаванию. Она заставляла меня ходить с ней на тренировки. Ты, что, хочешь сказать, что все твои учителя были от тебя без ума?