Откуда ты это знаешь?

Поверь мне. Из меня вышел хороший сыщик. Так что, вопрос в том, мог ли Картер проделать…

Как он мог с ней познакомиться?

— Он бывает в различных великосветских компаниях манхэттенского Ист-Сайда, а может, через кого-нибудь из пациентов. Ты же знаешь, как всегда возмущается Стефани, когда Картер, приходя в одиннадцать вечера после приема, не желает прикасаться к приготовленной ею еде. Остается вопрос: мог ли Картер иметь роман с Джессикой?

А что могло помещать ему?

Наша подруга Стефани. Его жена. Он женатый человек.

Пиф-паф! Ты когда-нибудь верила, что он занимается переделыванием носов три-четыре вечера в неделю.

У него могут быть операции в вечерние часы.

Конечно, — согласилась Касс. — Но разве Стефани похожа на подлинно счастливую жену очень занятого на работе мужа?

Касс, это женщина, которая может провести полдня в лесу между нашими домами, собирая шишки, чтобы потом напылить на них золотую краску и повесить в Рождество среди других украшений. Откуда, черт возьми, мне знать, счастлив ли действительно тот, у кого такая натура?

— Ну, я знаю, Стефани была сама не своя— дай подумать— последний год или около того. Как утверждают белые англо-саксонские протестанты, это всегда признак тщательно скрываемой депрессии. Подумай об этом.

Я подумала. В течение всего прошедшего года, она была чрезмерно оживленной, гораздо больше, чем обычно, и полна нового энтузиазма, занимаясь платьями, украшением тортов и дальними поездками на лыжах. В течение нескольких месяцев она казалась одержимой: вставала чуть ли не в пять часов, чтобы нарвать цветов или замесить тесто раньше, чем пойти с нами на прогулку. А потом, после целого дня бурной деятельности, собраться бегать со своей подружкой Мэнди три-четыре вечера в неделю до прихода Картера к ужину около одиннадцати вечера. В последние несколько месяцев она как-то немного увяла. Никто, даже Стефани, не мог бы выдержать такого ритма жизни. Но не была ли вся эта активность средством довести себя до изнеможения, чтобы окаменеть от внутренней боли?

А как насчет ее и Картера? — спросила Касс. — Ты видела их вместе. Между ними не чувствовалось никакого напряжения?

Это ведь так трудно определить. Они всегда казались мне персонажами водевиля— очень поверхностными и неглубокими. Они выглядят светскими людьми, всегда говорят правильные вещи, но, похоже, не вкладывают в них достаточного эмоционального содержания. И не начинай убеждать меня: это потому, что они истинные американцы.

Это именно поэтому.

Хорошо. Шекспир был истинным англо-саксонским протестантом. А Стефани и Картер, кажется, что-то утратили, чего-то в них обоих не хватает. Но чего?

Думаю, я могу спросить Стефани за чаем, — сказала Касс. — Может, удастся обменяться девичьими секретами относительно наших мужей.

Хорошо.

Съев вермишель, я подошла к бару и взяла кусочек апельсина. А на десерт пару черешен.

— Еще один момент, — сказала я Касс. — Картер звонил Ричи в тот день, когда он был убит. Это могло быть простым совпадением, а может, у них было дело, связывавшее их обоих. А может, и троих, если добавить Джессику. Это я и хотела бы выяснить.

— Между прочим, — добавила я. — Ты видела моих мальчиков?

Конечно. Они ужинали у нас позавчера. У них завидный аппетит, и разговаривать с ними очень приятно. Они не раскисли и не ссорятся. Они не забыли сказать «спасибо» перед уходом. Ты была хорошей матерью.

Касс!

Что, Рози?

— Ты не умеешь обманывать. Я чувствую, что что-то не так.

— Может, ты и права, — сказала она тихо.

У меня забурлило в животе.

Кажется, твой друг, сержант Гевински, разрабатывает новую версию.

Какую?

Что твоя доля в этом деле — отпечатки пальцев на ноже и твои эмоции — это просто попытка отвлечь внимание от настоящего убийцы.

И кто же он?

Александр, — сказала Касс почти шепотом.

Что?! — я, должно быть, закричала, потому что Денни повернулся и посмотрел на меня.

Этот Гевински знает, что между Алексом и Ричи были скверные отношения. Алекс не работал, пил, баловался наркотиками…

Это изображает его, как черт знает какого подонка! Но он не такой! Он совершенно нормальный мальчик из богатой семьи с некоторыми увлечениями.

Очевидно, сержант опросил несколько человек, которые подтвердили, что Алекс был очень зол на Ричи за то, что тот ушел из дома и бросил тебя. И потом…

Не щади меня, Касс.

Кажется, однажды Ричи урезал содержание Алекса. Алекс был близок к разрыву с ним. Жизнь будущего легендарного исполнителя рока нелегка. Сержант Гевински предполагает, что Алекс очень боялся, что Джессика наложит лапу на деньги Ричи и что временное сокращение дотаций перейдет в постоянное — особенно, если у них с Ричи появится ребенок.

Но ведь Алекс был в Нью-Гемпшире, когда это случилось.

Алекс сказал, что был в Нью-Гемпшире. А сержант уверен, что он был в Нью-Йорке. Алекс утверждает, что был один, сочиняя в ночь убийства у себя дома новую песню. Он согласился, что не прилетел самолетом из Бостона в Нью-Йорк, как он заявил первоначально. Он сказал, что ехал на попутной, но надеялся, что ты возместишь ему стоимость билета на самолет. Все, что он помнит об этой поездке, что водитель оригинальной спортивной машины был с бородой. Другими словами, неопровержимых доказательств того, что Алекс был в Нью-Гемпшире, когда убили Ричи, нет.

Чтобы сын убил своего отца из-за денег? В жизни, как и в художественной литературе, такие убийства совершались. Я знала это.

Но, черт возьми, только не моим сыном Алексом!

Убирайся с дороги, черт побери, — закричала я Денни. — Что я сказала?!

Остынь, — сказал Денни таким умиротворяющим тоном, что мне захотелось закричать.

Владелец ресторана появился в дверях кухни.

— Успокойтесь, — повторил он.

Голос его был слишком громким, чтобы успокоить, и выдавал в нем провинциала.

— Не лезьте, — прорычала я. — Вы оба!

Доля секунды потребовалась Денни, чтобы сделать знак владельцу ресторана, понятный, быть может, только сообщникам. Тот, пройдя за спиной, Денни, запер дверь и, положив ключ в карман, вернулся на кухню, бросив, проходя мимо меня торжествующее «Ха!».

Ты не вернешься на Лонг-Айленд, — сказал мне Денни.

Именно это я и сделаю. Пусть он откроет дверь. Сейчас же.

Возможно, я говорила, как сельская учительница. И все же совсем не обязательно было так грубо обрывать меня:

Заткнись, Рози.

Сам заткнись, ты, вонючка! Ты думаешь, я позволю, чтобы моего мальчика упрятали в тюрьму за преступление, которого он не совершал?

Минутку подожди…

Он схватил меня за руку. Я вырвала ее.

— Ну, хорошо. Полминуты. Разве ты не поняла, куда клонит Гевински? Это же ловушка! Я считал тебя более сообразительной.

— Я и так сообразительная.

— Нет. Если бы ты была умнее, ты бы поняла, что это именно то, чего этот болван от тебя ждет. Подумай!

Положив руку мне на спину, он подтолкнул меня вглубь комнаты, туда, где стоял большой длинный стол. За ним была ширма, на которой были изображены деревья, горы, птицы, дети и еще какие-то люди, похожие на китайцев. От нее веяло спокойствием.

Сядь, — приказал он мне, — и слушай, У Гевински нет ничего против Алекса.

Но Алекс соврал, сказав, что прилетел самолетом из Бостона.

Святая простота! — воскликнул Денни. — И за это он должен получить смертный приговор?

Я даже изобразила какое-то подобие улыбки.

Я объясню тебе, что происходит. Уверен на сто процентов, что Гевински перехватывал все твои, телефонные разговоры. Возможно, он даже следил за Алексом и Беном, чтобы выйти прямо на тебя. Не получилось. Но, когда ребята отправились ужинать к мистеру Хигби, его внезапно осенило — что ты и она…

Что?

…две толстозадые подружки.

Вчерашний соевый соус оставил на скатерти пятно. По всей вероятности, это был соус к рыбе.