Хотя у меня и не было денег, я подумала, что справочная Манхэттена даст мне домашний адрес Денни. Я узнала, где он живет — на захудалой маленькой улочке недалеко от Гудзона. Была уже почти полночь. Здание имело форму куба. На нем была вывеска «Даун Л. Януччи. Косметолог-электролог. Эпиляция», которая болталась над давно заброшенным складом и означала, что весь первый этаж занят этой фирмой. Было нацарапано что-то еще, но у меня хватило ума не читать.

Поскольку полночь для Алекса это еще день, а Алекс с Денни были друзьями-полуночниками, я не боялась, что разбужу его. У меня были сомнения относительно самого Денни. Привлекательный? Без сомнения. И бесчестный, как черт. Однако каждый любитель детективов знает, что замешанная в убийстве средних лет дама не должна быть очень разборчива в людях, с которыми имеет дело. Я хотела позвонить, но звонка не было. Я постучала в дверь, потом сильнее. Маленькая полоска света виднелась на втором этаже. И я сделала то, что делали в Бруклине, когда хотели привлечь чье-то внимание.

— Денни! — заорала я во всю силу своих легких. — Денни!

И когда кто-то из другого дома завопил в ответ: «Заткнись!», — окно на втором этаже открылось. Денни был без рубашки, темные волосы падали ему на глаза. Похоже, он не был в восторге от появления компании. Он поднял раму повыше, чтобы высунуться еще больше и лучше рассмотреть меня.

— Денни, — сказала я и встала под уличный фонарь. — Это я.

Ни признания. Ни ответа. И поскольку я теперь стала героиней радиорепортажей, я не могла назвать своего имени.

— Это мама Алекса.

Окно с шумом захлопнулось. Через секунду он, пробежав через склад, открыл дверь.

— Я не решилась заходить к тебе так поздно, — сказала я, — но было бы очень сложно объяснить все по телефону.

Он схватил меня за руку и, втащив внутрь, повел к лестнице в задней половине дома.

— Э-э… — начала я. — Ты слышал?

Денни кивнул. К нему вернулось хладнокровие. В школе он был невысоким и плотным подростком. Сейчас он был ненамного выше меня, но похудел, сформировавшись в идеальный широкоплечий мужской треугольник.

О вас только что сообщили в одиннадцатичасовых новостях, — сказал он. — Они использовали чью-то любительскую видеозапись на выпускном вечере в школе. Вы, смеясь, разговаривали о чем-то с доктором Хигби и мистером Пересом, а когда заметили камеру, помахали рукой.

Я не хочу доставлять тебе неприятности, — сказала я. — Но мне некуда идти.

— Пошли наверх.

Я была признательна уже за то, что он не сказал: «После вас» — мои мышцы так болели, а ноги так ныли, что я была вынуждена схватиться двумя руками за перила и буквально тащить себя по лестнице, как старуха. Однако я предпочла смотреть на упругий зад Денни Риза в потертых джинсах Ливайс, чем он смотрел бы на мой во французских слаксах и, без сомнения, заметил бы, что он давно лишился прежней упругости.

Он закрыл дверь квартиры и, заперев на три замка и задвинув намертво засов, приставил на место прикрепленный к полу металлический прут. У Денни было много чего, что надо было охранять — конечно, это не относилось к его старой с торчащими пружинами кушетке, на которую он предложил мне сесть. Каким электронным богатством он обладал! Телевизор с огромным экраном, два видеомагнитофона, огромное количество стерео и аудиоаппаратуры, микрофоны.

— Миссис Мейерс, — он произнес мое имя медленно, выделяя каждый слог.

Я предположила, что это новая меланхолическая манера приветствия.

Денни.

Предположим, я не буду спрашивать, что у вас нового, — произнес он.

Он был не слишком воспитанным и не стал дожидаться моей реакции. Вместо этого он исчез в другой комнате и вернулся, застегивая манжеты черной шелковой рубашки. Сама рубашка осталась расстегнутой. Он застыл в дверном проеме, сложив руки на груди, и внимательно посмотрел на меня.

Чем я могу вам помочь? — спросил он.

Ничем.

Опершись руками о колени, я пыталась приподняться. Но не могла.

— Я напрасно пришла сюда. Извини. Сейчас, еще минутку.

Он неторопливо прошелся по комнате и сел рядом со мной.

Я так устала, что не могу собраться с мыслями. Я увидела девушку в джемпере нью-йоркского университета и вспомнила о тебе. Что ты единственный, кто не выдаст меня полиции.

Миссис Мейерс.

Да.

Вы неправильно рассуждаете.

Неправильно?

Да, как и любой, кем интересуется полиция. Вам следует рассуждать так: подружка мистера Мейерса — или кто-либо из его фирмы — могут предложить денежное вознаграждение за информацию, которая поможет поймать вас. Далее вам следует рассуждать так: если это вознаграждение уже назначено, то Денни Риз как раз тот тип, который продаст бабушкину каталку прямо из-под самой бабушки.

Он положил одну ногу на кофейный столик, другую на перевернутую корзину для бумаг. На нем были ковбойские ботинки. Ботинки весьма преуспевающего ковбоя: кофейно-коричневого цвета из крокодиловой кожи.

Я так о тебе не думаю. Я знаю, Денни, ты можешь свернуть с правильного пути. Но не настолько.

Вы действительно так думаете?

Я думаю, что тебе абсолютно все равно, убила я мистера Мейерса или нет, хотя даю слово, что нет. Я надеюсь, что ты поможешь мне, потому что вы с Алексом были друзьями. Или потому, что ты считаешь меня хорошим человеком. Или потому, что сам, как… — у меня не хватило мужества договорить.

Продолжайте. Как кто?

Как человек, нарушающий закон…

Он откинул голову на спинку кушетки. Мимолетная улыбка пробежала по его губам и тут же исчезла.

Я помогу вам, — сказал он.

Спасибо, Денни, но я обязана предупредить тебя… У тебя могут быть неприятности. Ты ведь знаешь об этом.

Конечно. За укрытие преступника.

Ты стал читать детективы, Денни.

Нет, миссис Мейерс. Не стал. Я тот, кем вы меня назвали, — он одарил меня улыбкой, вызывавшей у школьниц головокружение. — Источник нелегальных услуг. Мой адвокат называет меня нарушителем закона. Но даже он признает, что я — классный нарушитель закона. Осторожный нарушитель закона. Такой нарушитель закона, который никогда не попадет в лапы полиции.

Да, но они обвиняют меня не в продаже фальшивых денег в раздевалке.

Я видела, как он борется с желанием скрыть свое изумление.

— Я хороший учитель. Я знаю своих учеников и знаю все про них. Я знаю про деньги. Я знаю про таблетки. И если кто-то скажет мне, что ты продавал тонну кокаина, я не умру от неожиданности.

Я покончил с этим.

Отлично!

Я связан с изготовителями фальшивых удостоверений личности. Не паспорта или что-то вроде них. Паспорта, валюта — это опасно, если твои клиенты связаны с государственными или художественными ценностями. Но я знаю парня…

Мне не нужен паспорт, не нужны фальшивые деньги. Неужели я похожа на двадцатилетнюю девицу из колледжа, пытающуюся сбежать с одним из ваших музыкантов, или что мне требуется лицензия на право вождения машины?

Он спустил ногу с корзины для бумаг.

Не подумайте, что я невежлив, или что еще, но чего вы хотите?

Мне нужно место, где бы я смогла выспаться сегодня ночью.

О, в этом не сомневайтесь.

— А сможешь ли ты сообщить Алексу, что я в порядке, и выяснить у него, что происходит дома? Телефонная линия прослушивается.

Без проблем.

Нет, лучше не звони домой!

Послушайте, — прервал он меня. — Вы думаете, я позвоню Алексу и скажу: «Я точно знаю, что миссис Мейерс жива и здорова и хорошо выспалась в Гринвич-Виллидж?» Нет. Я позвоню Алексу и скажу, что очень сожалею по поводу случившегося с его стариком. Мы поговорим о музыкальном мире Сиэтла, вспомним о прошлом ансамбля, о нем, как ведущем певце, и обо мне, как ударнике…

Но ты же играл на бас-гитаре?

Это знаете вы. Это знаю я. И это знает Алекс. Но полицейские этого не знают. И, если у него не куриные мозги, он сообразит, что ему надо позвонить мне по другому телефону.

Он остановился и, аккуратно заправив джинсы в ботинки, прошел в свою комнату. Оттуда он вернулся с подушкой и стеганым одеялом, которые, вероятно, были белыми, когда он начинал учебу в университете четыре года назад.