Я плотно сжал губы и потер щеку.

— Будешь совать нос в наши дела — окажешься где-нибудь под забором вместе с кошками, — добавил Дегармо.

Я промолчал. Дегармо отошел и сел, тяжело сопя. Я отнял руку от лица, вытянул ее и медленно сложил пальцы в тяжелый кулак.

— Я запомню, — сказал я.

Когда я вернулся в Голливуд и добрался до своей конторы, был уже вечер. Здание опустело, в коридорах стояла тишина. Двери в комнаты были открыты, внутри пылесосами, швабрами и половыми тряпками орудовали уборщицы.

Я открыл дверь в свое помещение, подобрал конверт, лежавший под щелью для почты, и бросил его, не разглядывая, на стол. Поднял окно и высунулся наружу, глядя на рано зажегшиеся огни и вдыхая теплый, аппетитный запах, поднимавшийся от кофейной лавки по соседству.

Скинул пиджак, стянул галстук, сел за стол, достал из глубокого ящика служебную бутылку и угостил сам себя стаканчиком. Не полегчало. Выпил другой — и тоже бесполезно.

Веббер наверняка уже повидался с Кингсли. Очень скоро поднимут, если уже не подняли, общую тревогу по поводу его жены. Для них в этом деле все просто, все ясно. Отвратительное происшествие, случившееся между двумя отвратительными людьми: слишком много любили, слишком много пили, были слишком близки, а закончилось все дикой ненавистью, кровожадным порывом и смертью.

А мне такое объяснение казалось чересчур простым.

Я взял конверт и вскрыл его. Марки не было. Я прочел:

Буквы изящные, под стать писавшей их руке. Я отложил письмо в сторону, снова выпил и почувствовал, что потихоньку стало отпускать. Я начал перекладывать на столе разные вещи. Руки казались толстыми, горячими и неуклюжими. Я провел пальцем по пыльной поверхности стола и посмотрел на оставшийся след. Посмотрел на пыль, прилипшую к пальцу, и сдул ее. Посмотрел на часы. Посмотрел на стену. Посмотрел в пространство.

Убрал бутылку и пошел к раковине, чтобы сполоснуть стакан. Потом вымыл руки и ополоснул лицо холодной водой. Посмотрел на себя в зеркало. Краснота с левой щеки спала, но припухлость еще была заметна. Меня опять охватила злость. Расчесывая волосы, я заметил в них седину. Если так и дальше пойдет, то скоро совсем поседею. Вид был усталый. Мне это не понравилось.

Я вернулся к столу и еще раз прочел записку мисс Фромсетт. Разгладил ее на стекле, понюхал, еще раз разгладил, сложил и убрал в карман пиджака.

Посидел и молча послушал, как за окнами затихает вечерняя улица. Постепенно успокоился и я.

«Россмор Амс» оказался громадиной из красного кирпича, окружавшей большой внутренний двор. В обитом плюшем холле царило молчание, стояли горшки с растениями, в клетке размером с собачью будку скучала канарейка, и все это обволакивал застарелый запах ковровой пыли и терпкий аромат стародавних времен.

Грейсоны жили в северном крыле, на пятом этаже. Они сидели в комнате, обстановка в которой, похоже, специально не менялась лет двадцать. Массивная прочная мебель, медные дверные ручки, огромное настенное зеркало в позолоченной раме, у окна — стол с мраморной столешницей, на окнах — темно-красные плюшевые занавеси. Пахло табачным дымом, и сквозь этот запах я уловил, что на обед у них были бараньи отбивные и брокколи.

Жена Грейсона — полная женщина с огромными, когда-то небесно-голубыми глазами. Теперь они выцвели, прикрылись очками и слегка вылезали из орбит. Волосы вьющиеся и совершенно седые. Она сидела, скрестив толстые лодыжки, и штопала носки; ноги едва доставали до пола, на коленях стояла большая плетеная корзина с нитками.

Сам Грейсон — высокий сутулый мужчина с желтым лицом, вздернутыми плечами, густыми бровями и почти без подбородка. Верхняя часть его лица была олицетворением деловитости; нижняя словно говорила вам: «До свидания». На носу сидели бифокальные очки, сквозь которые он раздраженно вгрызался в вечернюю газету. Прежде чем приехать, я навел справки о Грейсоне в городском справочнике. Был он присяжным бухгалтером, и это подтверждала в нем любая деталь. Даже пальцы у него были в чернилах, а из жилетного кармашка торчали четыре карандаша.

Перечитав мою карточку раз семь, Грейсон оглядел меня сверху донизу и медленно произнес:

— Итак, чем могу Служить, мистер Марло?

— Меня интересует человек по фамилии Лоури. Он живет как раз напротив доктора Алмора, который был женат на вашей дочери. Именно Лоури нашел вашу дочь после ее смерти.

Я умышленно сделал акцент на последнем слове, и оба Грейсона сделали стойку, словно легавые, почуявшие дичь.

— Мы не хотим затрагивать эту тему, — тут же сказал Грейсон. — Это слишком тяжело для нас.

Я выждал несколько мгновений, напустив на себя подавленный вид. Потом сказал:

— Я не могу упрекать вас. И не хочу показаться навязчивым. Но все же мне хотелось бы связаться с тем человеком, которого вы нанимали для расследования этого дела.

Супруги снова посмотрели друг на друга. На этот раз миссис Грейсон не покачала головой.

— Зачем? — спросил Грейсон.

— Попробую вкратце объяснить. — Я рассказал им, с какой целью меня наняли, но имени Кингсли не упомянул. Рассказал про инцидент с Дегармо, происшедший вчера перед домом Алмора. При этом Грейсоны опять сделали стойку.

— Значит, если я вас правильно понял, вы не были известны доктору Алмору, не делали попыток приблизиться, и тем не менее только потому, что вы находились перед его домом, он вызвал полицейского? — резко спросил Грейсон.

— Именно так, — ответил я. — Только потому, что я стоял там с час. Даже не я, а моя машина.

— Весьма странно, — пробормотал Грейсон.

— Мне показалось, что доктор — человек очень нервный, — сказал я. — А Дегармо спросил меня, не «ее» ли люди — он имел в виду, вероятно, людей вашей дочери — наняли меня. Создается впечатление, что Алмор не чувствует себя в безопасности, вам не кажется?

— В безопасности по поводу чего? — Говоря это, Грейсон не смотрел на меня. Он медленно раскурил свою трубку, потом утрамбовал табак концом большого металлического карандаша и снова затянулся.

Я пожал плечами и ничего не ответил. Грейсон бросил на меня быстрый взгляд и тут же отвернулся. Миссис Грейсон глаз не поднимала, но ноздри у нее дрожали.

— А как он узнал, кто вы такой? — неожиданно спросила она.

— Записал номер машины, позвонил в автоклуб и нашел мою фамилию в справочнике. На его месте я поступил бы так же.

— Следовательно, полиция работает на него, — сказал Грейсон.

— Не обязательно. Если в тот раз они допустили ошибку, то, естественно, теперь не хотят, чтобы она обнаружилась.

— Ошибку! — довольно громко усмехнулся Грейсон.

— Ну хорошо, — сказал я. — Тема болезненная, но свежий взгляд не помешает. Вы всегда считали, что доктор убил вашу дочь, не правда ли? Поэтому и наняли детектива?

Миссис Грейсон вскинула глаза, но тут же опустила голову и принялась старательно складывать заштопанные носки.

Грейсон молчал.

— У вас были какие-то доказательства, или доктор вам просто не нравился? — спросил я.

— Доказательства! — сказал Грейсон с горечью, с неожиданной ясностью в голосе, словно наконец решился затронуть эту тему. — Они должны были быть. Нам говорили, что были. Но мы их так и не получили. Об этом позаботилась полиция.

— Я слышал, что того человека арестовали и посадили за вождение машины в нетрезвом состоянии.

— Вы правильно слышали.

— И он так и не рассказал вам, что ему удалось выяснить?

— Нет.

— Вот это меня и настораживает, — сказал я. — Складывается впечатление, что этот малый колебался: использовать ли полученные улики в ваших интересах или шантажировать доктора.