— Давай сматываться. Гилберт, дай матери выпить. Через минуту-две она будет в порядке.

Дороти, держа пальто и шляпу в руках, на цыпочках прошла к входной двери. Мы с Норой разыскали свою одежду и последовали за ней, оставив Мими на диване хохотать в мой платок.

В такси по дороге в «Нормандию» мы почти не разговаривали. Пора задумалась, Дороти, похоже, все еще не оправилась от испуга, а я просто устал — денек выдался насыщенный.

Когда мы добрались до дома, было уже около пяти. Нас бурно приветствовала Аста. Я лег на пол, чтобы поиграть с ней, а Нора в это время пошла в буфетную сварить кофе. Дороти хотела рассказать мне какой-то случай из своего детства.

— Нет, — сказал я. — Ты уже пыталась это сделать в тот понедельник. Ну что там — хохма какая-нибудь? Поздно уже. О чем ты боялась рассказать мне там?

— Но вы бы тогда меня лучше поняли, если бы разрешили…

— Ты уже говорила это в тот понедельник. Я не психоаналитик. Я ничего не понимаю в ранних воздействиях на детскую психику: Мне нет до них дела. Я устал, я сегодня весь день на ногах.

Дороти надулась.

— Вы как будто специально разговариваете со мной так плохо.

— Слушай, Дороти, сказал я, — или ты что-то знаешь и боялась это сказать перед Мими и Гилбертом, или — нет. Если да, то выкладывай. Если чего-то не пойму, я тебя сам спрошу.

Дороти сердито теребила складку на своей юбке, но когда она подняла глаза, они заблестели и оживились. Она зашептала, но не очень тихо, так, что будь кто-нибудь в комнате, он бы ее услышал:

— Гил встречается с отцом, они виделись сегодня, и отец сказал ему, кто убил мисс Вулф.

— И кто?

Дороти покачала головой.

— Гил мне не сказал. Признался только, что знает.

— И это ты боялась сказать при Гиле и Мими?

— Да. Вы бы все поняли, если бы дали мне рассказать…

— Про то, что случилось с тобой в детстве? Нет, не дам. Хватит об этом. Что он еще тебе сказал?

— Ничего.

— Про Нанхейма ничего?

— Нет, ничего.

— И где твой отец?

— Гил мне не сказал.

— Где они встречались?

— Он мне не сказал. Не сердитесь, пожалуйста, Ник. Я вам обо всем рассказала.

— Ну что же, и это немало, — пробурчал я. — Когда он тебе все это рассказал?

— Сегодня ночью. Он как раз рассказывал, когда вы вошли в мою комнату. Честно, я вам во всем призналась.

— Было бы прекрасно, — сказал я, — если бы хотя бы раз кто-нибудь из вас хоть что-нибудь изложил четко и ясно, — неважно даже что.

Нора принесла кофе.

— А теперь что тебя беспокоит, сынок? — спросила она.

— Факты, — объяснил я, — загадки, ложь, — слишком я стар и слишком устал от всего этого. Давай вернемся в Сан-Франциско.

— До Нового года?

— Завтра, то есть уже сегодня.

— Я готова. — Нора подала мне чашку. — Если хочешь, мы можем улететь самолетом и будем там в канун Нового года.

Дороти робко вставила:

— Я не солгала вам, Ник. Я все рассказала, я… Пожалуйста, ну пожалуйста, не сердитесь на меня. Я так… — Она зарыдала.

Я погладил Асту по голове и тяжело вздохнул.

Нора предложила:

— Мы все устали и изнервничались. Давайте на ночь отошлем собаку вниз и ляжем спать, а все наши разговоры продолжим днем. Пойдем, Дороти, я отнесу тебе кофе в спальню и поищу какое-нибудь белье на ночь.

Дороти встала, сказала мне:

— Спокойной ночи. Простите, что я такая глупая, — и пошла за Норой.

Когда Нора вернулась, она села на пол рядом со мной.

— Наша Дорри начала свою программу по плачу и хныканью, — сообщила она. — Честно говоря, жизнь у нее сейчас не сахар, особенно с тех пор как… — Нора зевнула. — Что там у нее была за страшная тайна?

Я рассказал, о чем поведала мне Дороти, и добавил:

— Все это смахивает на большую чушь.

— Почему?

— А почему бы и нет? До сих пор все, что мы от них слышали, оказывалось чушью.

Нора снова зевнула.

— Может быть, для детектива такого объяснения достаточно, но меня оно совсем не убеждает. Слушай, давай составим список всех подозреваемых, а напротив напишем все мотивы, нити…

— Вот ты этим и займись. А я иду спать. А что значит пить, мамочка?

— А это вот когда сегодня ночью Гилберт думал, что я сплю, подкрался на цыпочках к телефону и попросил телефонистку до утра ни с кем не соединять.

— Так, так.

— Или когда Дороти, — продолжала Нора, — обнаружила вдруг, что у нее все время был ключ тети Алисы.

— Так, так.

— Или когда Морелли начинает рассказывать про пьющего кузена… как его… Дика О’Брайена, который дружил с Джулией Вулф, а Стадси при этом слегка подталкивает его ногой под столом.

Я поднялся и поставил чашки из-под кофе на стол.

— Я, конечно, и в мыслях не могу представить, что какой-нибудь детектив может добиться успеха, не будучи женатым на тебе, но все-таки ты преувеличиваешь. По-моему, Стадси подталкивал Морелли просто, чтобы тот не отвлекался от сути дела. Меня больше беспокоит, зачем они вырубили Воробья: чтобы оградить меня от увечий или от того, что я мог от него услышать? Я совсем сплю.

— Я тоже. Скажи мне одну вещь, Ник. Только правду: когда ты боролся с Мими, ты не испытал к ней желания?

— Ну, самую малость.

Нора рассмеялась и поднялась с пола.

— Ну разве ты не старый гадкий развратник? — сказала она. — Смотри, уже светает.

Нора растолкала меня в пятнадцать минут одиннадцатого.

— Телефон, — сказала она. — Это Герберт Маколей, говорит, что по важному делу.

Я прошел в спальню к телефону, — спал я в гостиной, — Дороти крепко спала.

— Алло… — пробормотал я в трубку.

Маколей сказал:

— Сейчас еще рано для ланча, но нам надо срочно встретиться. Могу я сейчас, приехать?

— Конечно, подъезжайте к завтраку.

— Я уже позавтракал. Вы завтракайте, я буду через пятнадцать минут.

— Хорошо.

Дороти чуть-чуть приоткрыла глаза, сонно пробормотала:

— Уже поздно, — перевернулась и опять заснула.

Я умылся холодной водой, почистил зубы, причесался и вернулся в гостиную.

— Маколей едет, — сказал я Норе. — Он позавтракал, но все-таки закажи для него кофе. А я хону куриной печенки.

— Я приглашена в вашу компанию или…

— Конечно. Ты ведь никогда не видела Маколея. Он очень приятный мужчина. Однажды под Во меня на несколько дней прикомандировали к его части, а после войны мы иногда навещали друг друга. Он подбросил мне парочку клиентов, в том числе и Вайнента. Как насчет глоточка для поднятия бодрости духа?

— Почему бы тебе не побыть сегодня трезвым?

— Мы приехали в Нью-Йорк не для того, чтобы ходить трезвыми. Хочешь сегодня вечером сходить на хоккей?

— Хочу. — Нора сделала мне коктейль и пошла заказывать завтрак.

Я просмотрел утренние газеты. В них сообщалось о задержании Йоргенсена полицией Бостона и об убийстве Нанхейма, но гораздо больше места занимали другие материалы: прогноз развития того, что бульварные листки окрестили «Адской кухней гангстерской войны», сообщение об аресте «принца» Майка и интервью с неким «Джефси» по поводу переговоров с похитителями сына Линдберга.

Маколей и коридорный, который привел Асту, появились одновременно. Маколей нравился Асте, потому что он гладил ее всегда с нажимом, а мягкости Аста никогда не любила.

Этим утром на щеках Маколея отсутствовал обычный румянец; вокруг рта собрались складки.

— С чего это полиция изменила линию расследования? — спросил он. — Они что, считают… — адвокат замолчал, потому что вошла Нора.

— Нора, это Герберт Маколей, — представил я. — Моя жена.

Они пожали друг другу руки, и Нора сказала:

— Ник позволил заказать вам только кофе. Может быть…

— Нет, спасибо. Я только что позавтракал.

— Так что там с полицией? — переспросил я.

Маколей заколебался.

— Норе известно практически все, что известно мне, — заверил я. — Если только вы предпочитаете…