«Что-то я не понимаю», — сказала я.

«Черт, — сказал он, — ты, наверное, просто не в курсе. В ту ночь, перед тем как отдать богу душу, Алморша была в заведении Лу Конди, играла в рулетку и вдрызг проигралась. Она разозлилась, заявила, что колеса изогнуты, и закатила скандал. Конди пришлось чуть ли не силой утащить ее в свой кабинет. Через медицинский коммутатор он связался с доктором Алмором, и тот вскоре явился. Сделал ей укол из тех ампул, что у него всегда наготове. Потом он уехал, предоставив Конди доставить ее домой. Кажется, у самого доктора был какой-то срочный вызов. Ну, Конди отвез Алморшу домой, открыла им медсестра, которую доктор вызвал. Конди отнес жену доктора наверх, а медсестра уложила ее в постель. Конди уехал к своим фишкам. Так вот, то жену доктора пришлось тащить на руках до кровати, а то вдруг она в ту же ночь сама встает, сама доходит до гаража и кончает с собой, надышавшись окисью углерода. Что на это скажешь?» — спросил меня Броунвэлл.

Я сказала, что ничего об этом не слышала, и спросила, откуда у него такие сведения.

«Я знаком с одним репортером из листка, который они называют газетой, — ответил он. — Не было ни расследования, ни вскрытия. Если и были какие-то проверки, то о них ничего не сообщалось. Постоянного коронера у них там нет, его обязанности по очереди в течение недели выполняют разные лица из своих. Все они, естественно, лебезят перед политическими группировками. В маленьком городе, если ты обладаешь хоть каким-то влиянием, замять такое дело проще простого. А в тот период авторитет Конди был очень силен. Ему не хотелось подвергать огласке результаты следствия, а доктору тем более».

Мисс Фромсетт замолчала, ожидая, что скажу я. Я ничего не сказал, поэтому она добавила:

— Я полагаю, вы поняли, что хотел сказать Броунвэлл?

— Разумеется. Алмор прикончил свою жену, а потом они с Конди вступили в сговор и замяли дело. Такое проделывали и в более чистеньких городках, чем Бэй-сити. Но ведь это еще не все, не так ли?

— Не все. Родители миссис Алмор вроде бы наняли частного детектива. Этот человек служил ночным охранником, и он, собственно, появился сразу вслед за Крисом. Лоури говорил, что у него наверняка были кое-какие сведения, только воспользоваться ими ему не пришлось: его арестовали за вождение машины в пьяном состоянии и приговорили к тюремному заключению.

— Все? — спросил я.

Мисс Фромсетт кивнула.

— Пусть вас не удивляет, что я так хорошо все запомнила: запоминать беседы входит в мои профессиональные обязанности.

— Я вот о чем подумал: сказанное вами мало что проясняет. Пусть даже Лоури обнаружил труп жены Алмора — что это ему дает? Ваш болтливый знакомый Броунвэлл, видимо, считает, что случившееся дает кому-то возможность шантажировать доктора. Но ведь для этого необходимы очень веские доказательства, особенно если хочешь прижать человека, уже расквитавшегося с законом.

— Я тоже так считаю, — согласилась мисс Фромсетт. — А кроме того, не хочется думать, что Крис Лоури, помимо других грязных дел, опустился еще и до шантажа. Больше мне нечего сообщить вам, мистер Марло. К тому же мне пора идти.

Она стала подниматься.

— Это еще не все, — остановил я. — Мне надо кое-что вам показать.

Я достал из кармана маленький надушенный платочек, который вытащил из-под подушки Лоури, и бросил его на стол.

Мисс Фромсетт посмотрела на платочек, посмотрела на меня, взяла со стола карандаш и концом с резинкой пододвинула платок к себе.

— Чем он пахнет? — спросила она. — Жидкостью от мух?

— Я полагаю, чем-то типа сандалового дерева.

— Дешевая синтетика. Омерзительно — это еще слишком мягкое слово. А зачем вы показываете мне этот платок, мистер Марло?

Она снова откинулась в кресле и посмотрела на меня холодными спокойными глазами.

— Этот платок я нашел в доме Лоури, под подушкой на его кровати. На нем есть инициалы.

Пользуясь концом карандаша с резинкой, мисс Фромсетт развернула платок. Лицо ее застыло и приняло напряженное выражение.

— Здесь вышиты две буквы, — произнесла она холодным злым голосом. — Буквы совпадают с моими инициалами. Вы это имели в виду?

— Правильно, — сказал я. — Наверняка Лоури был знаком с полудюжиной женщин с такими инициалами.

— Значит, вы все-таки собираетесь дерзить, — спокойно произнесла она.

— Это ваш платок или нет?

Мисс Фромсетт заколебалась. Нагнулась к столу, очень спокойно взяла еще одну сигарету и прикурила от спички. Медленно помахала спичкой, глядя, как пламя пожирает дерево.

— Да, мой, — сказала она. — Наверное, я обронила его там. Это было давно.

Я промолчал, а она добавила:

— Наверное, он одолжил этот платок какой-нибудь женщине, которая… которой нравятся подобные духи.

— Представляю себе, что это должна быть за женщина, — сказал я. — Трудно представить женщину подобного типа рядом с Лоури.

Мисс Фромсетт чуть закусила верхнюю губу. Губы у нее были тонкие. Мне нравятся такие.

— Похоже, — сказала она, — у вас сложился не совсем верный образ Криса Лоури. Налет утонченности, который вы у него обнаружили, — весьма тонок.

— Не очень красиво вот так отзываться о мертвом, — сказал я.

Несколько мгновений мисс Фромсетт смотрела на меня, словно не слышала последней фразы и ждала, что я вот-вот что-нибудь скажу. Потом мелкая дрожь, зародившаяся где-то около горла, прошла волной по всему ее телу. Руки судорожно сжались, сигарета сломалась. Она посмотрела на нее и быстрым движением швырнула в пепельницу.

— Его застрелили в собственном душе, — сказал я. — Сделала это, судя по всему, женщина, с которой он провел ночь. Перед смертью он как раз побрился. Эта женщина оставила на лестнице пистолет, а под подушкой вот этот носовой платок.

Мисс Фромсетт чуть пошевелилась в кресле. Глаза совершенно пустые; лицо неподвижное, словно вырезано из дерева.

— И вы решили, что я смогу дать вам какие-то разъяснения по этому поводу? — с горечью спросила она.

— Послушайте, мисс Фромсетт, я тоже хотел бы относиться ко всему этому спокойно, сдержанно и отрешенно. Я тоже хотел бы вести себя так, как вы, например. Только никто мне этого не позволит — ни клиенты, ни полицейские, ни люди, против которых я действую. Как бы я ни старался остаться чистеньким, все приходится тыкаться носом в грязь, а пальцем попадать в чей-нибудь глаз.

Мисс Фромсетт кивнула, словно услышала меня только сейчас.

— Когда его убили? — спросила она, слегка содрогнувшись.

— Думаю, что сегодня утром. Вскоре после того, как он встал. Я уже говорил: он только что побрился и собирался принять душ.

— Это, наверное, случилось достаточно поздно? — спросила она. И добавила: — С половины девятого я была здесь.

— Я вовсе не думаю, что это вы его застрелили.

— Очень мило с вашей стороны, — сказала она. — Но ведь носовой платок мой, не так ли? Хотя духи не мои. Только я не думаю, что полицейские хорошо разбираются в качестве духов, как, впрочем, и во многом другом.

— Разумеется. Кстати и к частным детективам это тоже относится, — заметил я. — Вам это доставляет удовольствие?

— О боже, — воскликнула мисс Фромсетт и крепко прижала ладонь тыльной стороной ко рту.

— В него выпустили пять или шесть пуль, — сказал я. — Попали только двумя. Его загнали в угол душевой кабинки. Думаю, сцена была довольно мрачная. Убийца действовал в состоянии дикой ненависти. Или же совершенно хладнокровно.

— Его так легко было возненавидеть, — простодушно сказала мисс Фромсетт. — И с волшебной легкостью полюбить. Женщины, иногда даже порядочные, так чудовищно ошибаются в отношении таких мужчин.

— Все то, что вы мне рассказали, можно свести к двум главным вещам: однажды вам показалось, что вы влюблены в Лоури, хотя потом это чувство исчезло, и еще, что это не вы убили его.

— Да. — Голос мисс Фромсетт зазвучал легко и мягко, подобно запаху тех духов, которыми она так не любила пользоваться на работе. — Я не сомневаюсь, что разговор этот останется между нами. — Она коротко и горько рассмеялась. — Мертв, — проговорила она. — Несчастный, эгоистичный, отвратительный, мерзкий, красивый, вероломный парень. Мертвый, холодный — и нет больше ничего. Нет, мистер Марло, я не убивала его.