Новожилов Владимир, из Москвы. Завод «Компрессор». Шофер, три раза премирован. Жена и ребенок в Москве. Окончил работу, собрался с женой в кино, пока она одевалась вышел за папиросами, не взяв с собой документы, и был взят.
Виноградова, колхозница. Ехала к брату в Москву. Брат — начальник милиции 8 отделения. Взята по выходу из поезда в Москве.
Войкин, Ник. Вас. Член КСМ с 1929 г. рабочий фабрики «Красный Текстильщик» в Серпухове. (…) Три раза премирован. В выходной день ехал на футбольный матч. Паспорт оставил дома. Взят.
Матвеев И. М. Рабочий постройки хлебозавода № 9. Имел паспорт до декабря 1933 г. как сезонник. Взят с паспортом. По его словам, даже паспорт никто не захотел смотреть.
«Чистка» городов в 1933 году сопровождалась другими операциями в том же духе. На железнодорожном транспорте, отрасли стратегически важной, которой руководил железной рукой сначала Андреев, а затем Каганович, 8 % личного состава, т. е. около 20 000 человек были «вычищены» весной 1933 года.
О том, как разворачивалась одна из таких операций, читаем в отрывке из доклада начальника транспортного отдела ОГПУ «Об устранении контрреволюционных и антисоветских элементов на железных дорогах» от 5 января 1933 года:
«Мероприятия по очистке транспорта по всем объектам 8-го Эксплуатационного] района, т[аким] о[бразом] ОГПУ выразились следующим:
Предпоследняя чистка, в порядке оперативного изъятия (арест и суд) 700 чел[овек], из них: хитителей ж[елезно]-д[орожных] грузов: 325; уголовники и хулиганы: 221; бандитский элемент: 27; контрреволюционная] деятельность: 127.
По делам шаек хитителей ж[елезно]-д[орожных] грузов расстреляно: 73 чел[овека].
В порядке последней чистки транспорта (…) 200 человек арестовано, преимущественно] кулацкий элемент. Кроме того, удалено с транспорта путем увольнения — 300 чел[овек]. Таким образом, за последние 4 месяца удалено с транспорта 1270 чел[овек]. Чистка продолжается».
Весной 1934 года правительство предпринимает репрессивные меры в отношении малолетних беспризорников и хулиганов, число которых в городах значительно возросло в период голода, раскулачивания и ожесточения социальных отношений. 7 апреля 1935 года Политбюро издало указ, в соответствии с котороым предусматривалось «привлекать к суду и применять необходимые по закону санкции к подросткам, достигшим 12 лет, уличенным в грабежах, насилии, нанесении телесных повреждений, членовредительстве и убийствах». Спустя несколько дней правительство направило в прокуратуру секретную инструкцию, где уточнялись уголовные меры, которые следует применять в отношении подростков, в частности, там было сказано, что следует применять любые меры, «включая высшую меру социальной защиты», иначе говоря — смертную казнь. Таким образом, прежние параграфы Уголовного кодекса, в которых запрещалось присуждать к смертной казни несовершеннолетних, были отменены. Одновременно НКВД предписано было реорганизовать «приюты и дома призрения» для несовершеннолетних, находившиеся в ведении Народного комиссариата просвещения, и развивать сеть трудовых колоний для малолетних.
Однако размах детской преступности и беспризорничества был слишком велик, и эти меры не дали никакого результата. В докладе «О ликвидации преступности несовершеннолетних в период с 1 июля 1935 г. по 1 октября 1937 г.» отмечалось: «Несмотря на реорганизацию сети приемников, ситуация не улучшилась (…)
В 1937 г. наблюдается, начиная с февраля месяца, значительный приток безнадзорных детей из сельских местностей в районах и областях, пораженных частичным недородом 1936 года. (…)
Уход такого большого числа детей из-за временной материальной нужды в семье обусловлен не только плохой организацией своевременной материальной помощи нуждающимся семьям через колхозные кассы взаимопомощи, но и прямым попустительством со стороны председателей целого ряда правлений колхозов, которые с целью избавиться от нищенствующих детей, снабжали детей всевозможными «справками о бедности и бездомности» и направляли их в ближайшие города и станции ж[елезных] д[орог]. (…)
Администрация железных дорог и железнодорожная охрана, вместо задержания и передачи в приемники-распределители НКВД беспризорных детей, насильно сажает их в мимо проходящие поезда, чтобы «очистить свой участок от беспризорных» (…) и беспризорные скопляются в больших городах».
Несколько цифр помогут представить размах этого явления. В течение только одного 1936 года более 125 000 малолетних бродяг прошли через НКВД; с 1935 по 1939 год более 155 000 малолетних были упрятаны в колонии НКВД. 92 000 детей в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет прошли через судебные органы только за 1936–1939 годы. К 1 апреля 1939 года более 10 000 малолетних были вписаны в систему лагерей ГУЛАГа.
В первой половине 30-х годов размах репрессий, которые осуществлялись государством и партией против общества, то набирал силу, то немного ослабевал. Серии террористических актов и чисток с последующим затишьем позволяли сохранять определенное равновесие, каким-то образом организовать тот хаос, который мог бы породить постоянное противостояние или, хуже того, незапланированный поворот событий.
Весна 1933 года стала кульминационной точкой в ходе первого цикла террористических операций, начавшихся в 1929 году с раскулачивания. Власти тогда действительно столкнулись с непредвиденными проблемами. И прежде всего с тем, как в местностях, опустошенных голодом и чистками, организовать полевые работы для обеспечения будущего урожая. «Если мы не примем во внимание минимальные нужды колхозников, — предупреждал осенью 1932 года один деятель районного комитета партии, — некому будет сеять и убирать».
Далее надо было решить, что делать с тысячами недовольных режимом, которые заполнили тюрьмы и которых даже невозможно было использовать на каких-либо работах. «Какой эффект могут дать новые репрессивные меры?» — вопрошал другой ответственный партиец в марте 1933 года, когда стало известно о предложении прокуратуры освободить сотни колхозников, приговоренных за последние месяцы к двум и более годам лишения свободы за «срыв посевной кампании».
Эти проблемы получили в течение лета 1933 года два различных преломления, чередование и хрупкое равновесие которых характеризуют период с лета 1933 по осень 1936 года, т. е. период до начала Большого террора.
Вопрос о том, как провести в опустошенных голодом и раскулачиванием районах полевые работы и обеспечить будущий урожай, власти решили, мобилизовав городское население; начали они с массовых облав на «рабочую силу», которая отсылалась в деревню таnи militari[31].
«Мобилизация городских жителей, — писал 20 июля 1933 года итальянский консул из Харькова, — приняла грандиозные размеры. (…) На этой неделе, по крайней мере, 20 000 человек посылаются ежедневно в деревню. (…) Позавчера был окружен базар, захвачены все здоровые люди: мужчины, женщины, подростки обоего пола и отвезены на вокзал под охраной ОПТУ — для отправки на поля».
Массовый наплыв городских жителей в голодные деревни не мог не создать там определенного напряжения. Крестьяне поджигали бараки, где предполагалось расселить «мобилизованных», которых, конечно же, проинструктировали, как вести себя в местностях, «населенных людоедами». Тем не менее исключительно благоприятные погодные условия, мобилизация свободной рабочей силы и буквально желание выжить, заставлявшее людей работать на земле, обеспечили осенью 1933 года вполне приличный урожай.
Вопрос о том, что делать с потоком заключенных, заполняющих тюрьмы, власти решили весьма прагматически — освобождая десятки тысяч человек. Специальное постановление Центрального комитета от 8 мая 1933 года признало необходимость «навести порядок в неизвестно кем произведенных арестах», разгрузить места заключения и «снизить в двухмесячный срок общее число заключенных с 800 000 до 400 000», за исключением находящихся в лагерях. Операция по разгрузке мест заключения длилась около года, и приблизительно 320 000 арестованных были освобождены.
