Процессы 1953–1954 годов уже не походили на грандиозные спектакли. Последним политическим процессом периода 1948–1954 годов явился начавшийся 5 ноября 1954 года процесс над крупным хозяйственным руководителем Эдуардом Утратой.
Освальд Заводский, бывший интербригадовец, участник французского Сопротивления, бывший ссыльный, глава госбезопасности с 1948 года, был последним коммунистом, казненным на этой волне репрессий. Трибунал приговорил его к смертной казни в декабре 1953 года, и вершители судеб отказали ему в помиловании. Он, как и многие другие, слишком много знал о работе советских спецслужб. В результате 19 мая 1954 года он был повешен в пражской тюрьме.
Чем объяснить эту нелепую расправу с высокопоставленными коммунистами? Подчинен ли выбор той или иной жертвы хотя бы какой-нибудь логике? Новейшие исследования, проведенные по материалам открывшихся архивов, по многим пунктам совпали с данными, представленными до 1989 года: все процессы сфабрикованы заранее, ведущая роль отведена вырванным во время следствия «признаниям», режиссер спектакля — Москва, непременным является идеологическое и политическое неистовство — сначала антититовское, затем антисионистское и антиамериканское, — которое претворяется в определенные юридические акты. Множество фактов пополняют и уточняют уже сложившиеся представления. Рассекречивание архивов позволяет также осмыслить отличие второй волны репрессий против коммунистов от первой, вызванной безотлагательной необходимостью перебороть югославскую «ересь»; теперь стало легче продвинуться в понимании этого явления и сформулировать определенные гипотезы.
Исследования, подкрепленные богатой документацией, высвечивают определяющий фактор — стремление Москвы к интервенции и вмешательству. Процессы над коммунистами неразрывно связаны с международной обстановкой тех лет, когда сталинская власть после бунта Тито стремилась принудить коммунистическое движение к полному подчинению и ускорить превращение европейских «стран народной демократии» в сателлитов Советской империи. Репрессии эти также влияли на решение политических, социальных и экономических проблем каждой страны: приговоренный коммунистический руководитель служил козлом отпущения; его ошибки призваны были «разъяснить» промахи правительства, а его наказание — направить в нужное русло «народный гнев»; вездесущий террор посеял и взрастил страх в господствующих слоях, а это было необходимо, чтобы добиться абсолютного послушания и безоговорочного подчинения «указам партии» и потребностям «лагеря мира», определяемым советскими вождями.
Глубокие внутренние разногласия в правящих кругах, несомненно, повлияли на выбор жертв репрессий. Следует принять во внимание также взаимную озлобленность и зависть, которые неизбежно возникают среди сборища лакеев, прислуживающих колониальному хозяину. Наверняка, Великому манипулятору предоставлялись сведения и предлагались интересные варианты игр, которые он беспрестанно вел и собирался вести со своими запуганными прислужниками; он заранее получал подробную информацию обо всех интригах и склоках.
Обе волны репрессий, направленные против коммунистических руководителей, сформировали, в свою очередь, и тип образцовой жертвы. Чаще всего страдали от гонений бывшие добровольцы, сражавшиеся на гражданской войне в Испании, участники международного движения Сопротивления, партизаны Югославии, эмигрировавшие во Францию и Англию; в Венгрии, Болгарии и Словакии мишенями преимущественно оказывались коммунисты, принимавшие участие в движении Сопротивления своих стран.
Следует пойти еще дальше и поставить такой вопрос: отчего процесс над Рудольфом Сланским стал самым значительным из всех подобных, превратившись в спектакль мирового уровня? Какие глубинные внешнеполитические интересы сталинских властей всплыли благодаря ему на поверхность? Чем обусловлены такая публичность, такая безжалостность приговоров, показательная жестокость, и именно в период, когда СССР, казалось, великолепно контролирует обстановку в странах народной демократии? Формы этого надзора теперь хорошо известны: письма-«указы», собрания-«консультации», деятельность тысяч советских представителей на местах.
В поисках глубинной логики, лежащей в основе репрессивных действий, представляется необходимым сформулировать первую гипотезу: советский блок готовился к войне — да, задумывалась война на европейском континенте. «Американский империализм» объявлялся главным врагом, и советские руководители верили — либо пытались заставить других поверить, — что враг готовит агрессию против их «лагеря». Процесс над Сланским, его ход, великолепная организация откликов на него, его мощная антиамериканская идеология (при постоянном присутствии элемента антититоизма все же преобладает антиамериканизм) — все эти факторы свидетельствуют о явных военных приготовлениях советских властей. «Педагогика трупов» нацелена не только на коллег-коммунистов, но и на политических противников. Сталин уже опробовал такую «методику преподавания» в Советском Союзе, устраивая «великие чистки» в предвоенной обстановке 30-х годов. Был ли он уверен, что сумеет прибегнуть к этому приему снова?
При ознакомлении с многочисленными архивными источниками тех лет становится очевидно, что начиная с 1950–1951 годов, в разгар войны в Корее, страны советского блока интенсивно готовились к неизбежной, по их представлениям, войне на европейском континенте, имея в виду возможную оккупацию Западной Европы.
На заседании политических и военных представителей стран-участниц соцлагеря в 1951 году Сталин упомянул о вероятности войны в 1953.
Во всех странах блока милитаризация экономики достигла максимальных показателей.
Военная промышленность Чехословакии отличалась высокой конкурентоспособностью, традиции ее развития были заложены еще во времена Австро-Венгерской монархии, в 30-е годы эта страна являлась одним из главных мировых экспортеров оружия. Начиная с 1949 года Чехословакия стала поставщиком оружия в страны социалистического лагеря. Решение это было подкреплено неудержимой милитаризацией экономики и социальной сферы, массированной пропагандой идеи о неизбежности войны и беспрецедентным увеличением военного бюджета — за пять лет расходы, предназначенные для армии, были увеличены в семь раз! В дополнение к этому под руководством советских экспертов проводилось безудержное разрушение социальных структур и систематическое опустошение урановых рудников.
Военный историк Индржих Мадры, изучавший архивы, рассекреченные после 1989 года, в последнем своем исследовании делает следующее заключение. К маю 1953 года вооруженность Чехословакии достигла максимальных показателей ввиду ожидания «неизбежной войны». Бюджет Министерства обороны, запланированный на 1953 год, должен был в десять раз превысить бюджет 1948 года. В соответствии с советскими требованиями, чехословацкая экономика должна была развиваться как «предвоенная». К 1 января 1953 года личный состав вооруженных сил достиг 292 788 человек, что вдвое превышало численный состав 1949 года, а в апреле Президент республики принял решение удлинить срок военной службы, доведя его до трех лет. В ожидании войны происходило накопление финансовых и материальных ресурсов, в этой обстановке в июне 1953 года была проведена денежная реформа, из-за которой пострадало огромное число вкладчиков. По некоторым источникам, ситуация несколько изменилась в июне 1953 года, когда «неизбежная война», казалось, уже не входила в стратегические планы новых хозяев из Москвы.
Рассматривая репрессии против коммунистических активистов с такой точки зрения, можно яснее понять логику выбора жертв. «Старший брат» хорошо знал своих преданных товарищей, и у него было особое представление о своих противниках на Западе. Его «педагогика трупов», похоже, достигла вершин макиавеллизма. Как действовать, дабы убедить противников в своей силе и решимости и тем самым привести их в полное смятение? Как убедить приверженцев, посвященных в таинства коммунистического движения, в серьезности положения, в потребности соблюдать железную дисциплину в обстановке грозящего конфликта, в священной необходимости жертвоприношений?
