Какова бы ни была степень причастности коммунистических учений, возникших до 1917 года, к практике реального коммунизма — а это мы еще рассмотрим, — все-таки именно коммунизм запустил машину систематических репрессий, доходивших временами до высшей степени государственного террора. Так ли уж неповинна во всем этом идеология? Ограниченные или схоластические умы могут сколько угодно утверждать, что реальный коммунизм не имеет ничего общего с коммунизмом идеальным. Действительно, бессмысленно было бы возлагать на учения, явившиеся на свет еще до Иисуса Христа или в Средние века, или даже в девятнадцатом веке, ответственность за то, что вершилось в двадцатом… Однако, как написал Игнасио Силоне, «в действительности, революции, как деревья, познаются по плодам своим». И русские социал-демократы, известные под именем «большевиков», не без оснований решили свою партию переименовать вскоре после захвата власти в «Российскую коммунистическую»[4]. И так же не случайно у стен Кремля они воздвигли монумент во славу тех, кого считали своими предтечами — Мора и Кампанеллы[5].

От преступлений единичных, от резни ограниченной, вызываемой обстоятельствами, коммунистические режимы в целях обеспечения своей власти переходили к преступлениям массовым, к террору как средству управления. Правда, через некоторый промежуток времени (несколько лет для стран Восточной Европы и несколько десятилетий для Советского Союза или Китая) террор терял свою свирепость, режимы стабилизировались, система каждодневного подавления становилась более мягкой, ограничиваясь в основном цензурой всех средств массовой информации, жестким контролем границ и высылкой диссидентов. Но «память о терроре» продолжала жить, и страх населения перед возможными репрессиями способствовал надежности и эффективности управления. Ни один из коммунистических экспериментов, бывших временами весьма популярными на Западе, не смог избежать этой закономерности: ни Китай «Великого Кормчего», ни Корея Ким Ир Сена, ни даже Вьетнам «доброго дядюшки Хо», ни Куба пламенного Фиделя и его фанатичного сподвижника Че Гевары; нельзя не упомянуть в этом ряду и Эфиопию Менгисту, Анголу Нето и Афганистан Наджибуллы.

Преступления коммунизма не укладываются в рамки законности и обычая ни с точки зрения исторической, ни с точки зрения моральной. В этой книге преступная сторона коммунизма рассматривается как одно из его основных, конституирующих свойств. Возможно, раньше вопрос не ставился именно таким образом. Нам возразят, что большинство этих деяний отвечает понятию «законности»: они совершались государственными учреждениями и по законам режимов, признанных международным сообществом, режимов, чьи руководители прнимались с большой помпой властями демократических государств, режимов, с которыми заключались международные договоры и соглашения. Но разве не так же обстояло дело и с нацизмом? Преступления, которые мы рассматриваем в этой книге, не квалифицируются как преступления в соответствии с юридическими нормами коммунистических государств, их надо рассматривать с точки зрения неписаного кодекса естественных и неотъемлемых прав рода человеческого.

Исторический анализ коммунистических режимов и коммунистических партий, их политики, отношений со своим обществом и со всем остальным миром не сводится к измерению размаха этих преступлений, размаха террора и репрессий. В СССР и странах «народной демократии» после смерти Сталина, в Китае — после смерти Мао, террор смягчился, общество начало «расцветать всеми цветами», мирное сосуществование — даже если оно было «продолжением классовой борьбы в других формах» — стало реальной нормой международной жизни. Однако архивные документы, показания многочисленных свидетелей убедительно доказывают, что террор был с самого начала основной составляющей современного коммунизма. Отбросим мысль о том, что единичный случай убийства заложников, единичный расстрел возмутившихся рабочих, массовая гибель от голода крестьян отдельной местности — всего лишь «происшествие», относящееся к той или иной стране, к тому или иному времени. Мы исследовали каждый участок этого обширного поля и убедились, что коммунистическая система была преступной во все времена своего существования.

Так о чем же мы будем говорить, о каких именно преступлениях? Преступления коммунизма неисчислимы: назовем прежде всего преступления против духа, а также против культуры вообще и национальных культур в частности. По распоряжению Сталина были взорваны сотни церквей в Москве и других городах России; Чаушеску снес исторический центр Бухареста, воздвигнув на его месте, в угоду своей мегаломании, помпезные здания и проложив широченные проспекты; Пол Пот заставил разобрать по камешку кафедральный собор в Пномпене и оставил разрушаться в гуще джунглей храмы Ангкора; во время маоистской «культурной революции» хунвейбинами были сожжены или уничтожены другим путем бесценные художественные сокровища. Но как бы ни были тяжелы эти варварские акции для отдельных народов и для всего человечества, еще более тяжким грузом ложатся на их плечи массовые убийства людей, гибель мужчин, женщин, детей.

Мы остановимся только на преступлениях против личности, что составляет суть такого явления, как террор. Мы включаем их в общий перечень, не уточняя, какая практика характеризует тот или иной режим. Расправа осуществлялась самыми различными способами: расстрел, повешение, утопление, забивание до смерти; смерть в результате искусственно вызванного голода, оставление на произвол судьбы жертвы с запретом оказывать ей помощь; депортация — смерть во время транспортировки (передвижение пешим порядком или в неприспособленных вагонах), в местах высылки и принудительных работ (изнурительный труд, болезни, недоедание, холод). Использовались также боевые отравляющие вещества, организовывались автомобильные катастрофы. Что касается периодов, именуемых гражданской войной, то в этом случае провести различие между теми, кто погиб в вооруженных столкновениях с властью, и жертвами массовой резни среди гражданского населения достаточно сложно.

Всё-таки мы можем подвести предварительный итог, который дает общее представление о масштабах потерь и позволяет воочию увидеть размах преступлений:

— СССР: 20 миллионов убитых;

— Китай: 65 миллионов убитых;

— Вьетнам: 1 миллион убитых;

— Северная Корея: 2 миллиона убитых;

— Камбоджа: 2 миллиона убитых;

— Восточная Европа: 1 миллион убитых;

— Латинская Америка: 150 тысяч убитых;

— Африка: 1, 7 миллиона убитых;

— Афганистан: 1, 5 миллиона убитых;

— международное коммунистическое движение и партии коммунистов, не стоящие у власти: 10 тысяч убитых.

Общее число убитых приближается к отметке в сто миллионов.

Эти данные обнаруживают большую диспропорцию. «Пальма первенства», бесспорно, принадлежит маленькой Камбодже, где Пол Пот за три с половиной года уничтожил самым жесточайшим образом — всеобщим голодом, варварскими пытками — четвертую часть всего населения страны. Опыт маоистов, однако, поражает своим размахом в том, что касается абсолютного числа жертв. Что же до России времен Ленина и Сталина, то кровь стынет в жилах от продуманности, логики и безжалостной последовательности этого эксперимента.

На первоначальной стадии изучения темы нельзя исчерпать вопрос, требующий дальнейшего углубления и прежде всего определения самого понятия «преступление». Оно должно отвечать «объективным» и юридическим критериям. С понятием «преступления, совершенные государством» юристы впервые столкнулись в 1945 году при учреждении союзниками Международного военного трибунала для суда над нацистскими преступниками. Природу этих преступлений определяет статья 6 Устава Нюрнбергского трибунала, в которой упоминаются три основных вида преступлений: преступления против мира, военные преступления, преступления против человечности. Исследуя в совокупности преступления, совершенные ленинско-сталинским, а затем и другими коммунистическими режимами, мы встречаемся со всеми этими тремя категориями.