Члены аппарата той или иной коммунистической партии использовались и в операциях советских специальных служб, как это было, судя по всему, при похищении Кутепова. В 1924 году в Париже великий князь Николай Николаевич вызвал Александра Кутепова и предложил ему возглавить Российский общевойсковой союз (РОВС). В 1928 году ОГПУ решило нанести РОВС мощный удар. 26 января генерал исчез. Разнеслось множество слухов, некоторые — с подачи заинтересованной в этом советской стороны. Инициаторы похищения стали известны благодаря двум независимым расследованиям: старого русского социалиста Владимира Бурцева, знаменитого еще с той поры, когда он разоблачил Евно Азефа, агента охранки, проникшего в руководящие ряды боевой организации социалистов-революционеров, и расследованию Жана Делажа, журналиста из «L'Echo de Paris». Делаж установил, что генерал Кутепов был, видимо, перевезен на советский корабль Спартак, отплывший из Гавра 19 февраля. Никто больше не видел генерала живым. 22 сентября 1965 года советский генерал Шиманов в газете «Красная звезда» раскрыл имя ответственного за операцию. Это был «Сергей Пузицкий, (…) который не только участвовал в захвате бандита Савинкова, (…) но еще и мастерски провел операцию по аресту Кутепова и многих других лидеров белогвардейцев». Сегодня у нас есть новые сведения, проливающие свет на похищение генерала Кутепова. В его эмигрантскую организацию проникло ОГПУ: начиная с 1929 года бывший министр правительства адмирала Колчака Сергей Николаевич Третьяков тайно перешел в советский лагерь, поставлял информацию под кодом УЖ/1 и под кодовым именем «Иванов». Благодаря подробной информации, которой он обеспечивал своего связного «Ветчинкина», Москва знала все или почти все о перемещениях белого генерала. Ударная группа задержала его машину прямо на улице под видом полицейской проверки, после чего псевдорегулировщик Онель, владелец гаража в Леваллуа-Перре, попросил Кутепова следовать за ним. В операции участвовал также его брат Морис Онель, находящийся в контакте с советскими службами (в 1936 году он был выбран депутатом от коммунистов). Кутепов отказался подчиниться и был, видимо, убит ударом кинжала. Его труп, по всей вероятности, был зарыт в подвале гаража Онеля (16). Заместителем генерала Миллера, преемника Кутепова, был генерал Николай Скоблин, давно завербованный советской разведкой. Вместе со своей женой, певицей Надеждой Плевицкой, Скоблин организовал в Париже похищение генерала Миллера. Миллер исчез 22 сентября 1937 года, а 23 сентября из Гавра отплыл советский корабль Мария Ульянова. Генерал Миллер действительно был на этом корабле, но французское правительство отказалось задержать отплытие судна. Генерал Скоблин предпочёл скрыться, так как подозрения на его счет у руководства РОВС становились всё отчётливее. В Москве после долгих допросов генерал Миллер был расстрелян.

Диктатура, уголовные преследования оппозиционеров и репрессии внутри Коминтерна.

Коминтерн не только поддерживал по воле Москвы вооруженные группы в каждой коммунистической партии и готовил восстания и гражданские войны против властей в разных странах, но и применял полицейские и террористические методы внутри своей собственной организации. Основы диктаторского режима внутри партии большевиков были заложены на X съезде, проходившем 8–16 марта 1921 года, — в те самые дни, когда власти боролись с кронштадтскими мятежниками. Во время подготовки съезда было предложено и обсуждено не менее восьми различных платформ. Эти прения оказались последними проблесками демократии, которая так и не смогла утвердиться в России: лишь внутри партии сохранялось еще некое подобие свободной дискуссии. Но ненадолго. На второй день работы съезда Ленин заявил: «Не надо теперь оппозиции, товарищи, не то время! Либо — тут, либо — там [в Кронштадте], с винтовкой, а не с оппозицией. Это вытекает из объективного положения, не пеняйте. И я думаю, что партийному съезду придется этот вывод сделать, придется сделать тот вывод, что для оппозиции теперь конец, крышка, теперь довольно нам оппозиций!». Он особенно метил в тех, кто, не составляя группы в буквальном смысле и не имея печатного органа, объединялись на так называемых платформах рабочей оппозиции (Александр Шляпников, Александра Коллонтай, Лутовинов) и демократического централизма (Тимофей Сапронов, Гавриил Мясников).

16 марта, в последний день работы съезда, Ленин представил две резолюции: первую, касавшуюся «единства партии», и вторую, затрагивавшую «синдикалистский и анархистский уклон в нашей партии» и обличавшую рабочую оппозицию. Первая из них требовала под угрозой немедленного исключения из партии немедленного роспуска всех групп, сформированных на основе особых платформ. Эта резолюция не подлежала оглашению вплоть до октября 1923 года, давала Центральному комитету полномочия в применении этой санкции. Для ГПУ обнаружилось, таким образом, новое поле деятельности: каждая оппозиционная группа внутри коммунистической партии становилась отныне объектом надзора, и в случае необходимости к ней могла быть применена санкция исключения, что для людей, считавших себя истинными борцами партии, равнялось политической смерти.

Обе резолюции, запрещавшие, вопреки уставу партии, свободную дискуссию, были тем не менее приняты. Что касается первой, Радек дал ей оправдание, оказавшееся провидческим: «Голосуя за эту резолюцию, я чувствовал, что она может обратиться и против нас, и, несмотря на это, я стою за резолюцию. (…) Пусть в момент опасности Центральный комитет примет, если посчитает нужным, самые строгие меры по отношению к лучшим товарищам. (…) Пусть даже это будет ошибка Центрального комитета! Ошибка менее опасна, чем та нерешительность, которую мы наблюдаем в данный момент». Выбор, который был сделан большевиками под влиянием обстоятельств, но соответствовал их глубинным устремлениям, определил будущее советской партии и, соответственно, Коминтерна.

X съезд приступил также к реорганизации Контрольной комиссии, роль которой состояла в заботе об «укреплении единства и власти в партии». С этого момента на каждого члена партии было заведено «личное дело», которое в будущем могло послужить главным материалом для обвинения: отношение к органам ГПУ, участие в оппозиционных группировках и т. д. Сразу по окончании съезда сторонники рабочей оппозиции подверглись притеснениям и преследованиям. Позднее Александр Шляпников объяснил, что «борьба продолжалась не на идеологической площадке, но путем сокращения с должностей, систематических переводов из одного района в другой и даже исключения из партии».

В августе началась проверка, которая длилась несколько месяцев. Примерно четверть всех коммунистических активистов были исключены из партии. «Чистки» стали с тех пор составной частью партийной жизни. Айно Куусинен оставил свидетельство об этом циклическом методе: «Собрание, на котором производились чистки, проходило следующим образом: обвиняемый назывался по имени, и его приглашали подняться на трибуну; члены Комиссии по чистке и остальные присутствующие задавали вопросы, Некоторым легко удавалось оправдаться, другим приходилось долго терпеть это суровое испытание. Если у кого-то были личные враги, они могли повлиять на дело решающим образом. Тем не менее решение об изгнании из партии могла вынести лишь Контрольная комиссия. Если обвиняемого не признавали виновным в совершении поступка, влекшего за собой исключение из партии, процедура прерывалась без голосования. В противном случае никто не выступал в защиту обвиняемого. Председательствующий просто задавал вопрос: кто против? — и, так как никто не решался выступить против, решение принималось «единогласно».

Последствия решений X съезда дали о себе знать очень быстро: в феврале 1922 года Гавриил Мясников был исключен из партии на год за отстаивание, вопреки мнению Ленина, необходимости свободы печати. Рабочая оппозиция, которая не могла добиться, чтобы ее услышали, обратилась, естественно, к Коминтерну («Заявление двадцати двух»). Тогда Сталин, Дзержинский и Зиновьев потребовали исключения Шляпникова, Коллонтай и Медведева, в чем XI съезд им отказал. Находясь под все большим влиянием советской власти, Коминтерн был вынужден ввести вскоре тот же внутренний режим, что был у партии большевиков. Логичное и, в общем и целом, ничуть не удивительное последствие.