— Ого! Смотрите, господа! — В руке он держав кольцо с крупным бриллиантом.

— Это же что такое, любезный? А? — повернулся он к Осипу Лаврентьеву.

Швейцар стал белее полотна. Глаза широко раскрылись, и в них стоял непередаваемый ужас.

— Господи... Ей-богу... Что это... Не знаю... Наваждение...

— Нет, любезный, это не наваждение, а кольцо. Как оно могло к тебе попасть, а? 

— Не знаю, видит Бог, не знаю!

— Что у вас происходит, господа? — раздался спокойный голос Путилина.

— Не угодно ли, Иван Дмитриевич, — следователь подал кольцо Путилину.

— Где вы нашли его, Вадим Петрович?

— Вот здесь, Иван Дмитриевич.

— Теперь, конечно, мы произведем тщательный обыск?

— О, разумеется, господа!

Обыск начался. Путилин подошел к швейцару, пристально-пристально поглядел на него:

— Покажи руку.

Швейцар, как автомат, исполнил приказание.

— Доктор, пойди сюда, посмотри его рану и скажи, чем она нанесена. Ножом? А может быть, бритвой?

— Не знаю, Иван Дмитриевич. Медицина в данном случае бессильна прийти на помощь правосудию.

— Конечно,ты не знаешь, как попало к тебе это кольцо, Лаврентьев?

— Видит Бог, не знаю, ваше превосходительство. Только не повинен я ни в чем худом.

— Ты спишь с открытой или закрытой дверью?

— На ключ не запираю.

— Отчего?

— Чтобы скорей выйти на звонок, дверь парадную раскрыть.

Обыск не дал никаких результатов. Но две грозные улики против швейцара были налицо: подозрительный порез и, главное, найденное в его каморке бриллиантовое кольцо.

— Именем закона я арестую тебя, Осип Лаврентьев! — сурово произнес судебный следователь

— За что-с?..

— По подозрению в убийстве этой женщины.

Следователь ликовал. Весть о таинственно-страшном преступлении с быстротой молнии разнеслась по столице. Какой-то страх и суеверный ужас нагнало оно на жителей Петербурга. Это было как раз в то время, когда на улицах Лондона свирепствовал знаменитый таинственный Джек Потрошитель. И по Петербургу пронесся зловещий слух: «Лондонский человек-зверь появился на стогнах Северной Пальмиры!» Бульварные газеты по обыкновению подливали масла в огонь, немилосердно привирая с три короба, запугивая обывателей еще больше… Путилин был спокоен, но как-то загадочно хмур.

— Что ты думаешь об этом, Иван Дмитриевич? — спрашивал я.

— Да что же вам еще надо? Убийцу следователь обнаружил с феерической быстротой. — Еле заметная насмешливая улыбка трогала концы губ.

— Держу пари, Иван Дмитриевич, что ты другого мнения о виновнике злодеяния.

Мой гениальный друг рассмеялся. 

— Не проиграй пари, смотри! Против Осипа Лаврентьева действительно грозная улика.

Прошло два дня. Я сидел у моего друга, когда к нему без доклада ворвался страшно взволнованный почтенный седой барин.

— О, какой ужас, какой ужас! Это моя жена! Я только что от нее... Какой ужас, какой ужас... Я — Аргунин...

Путилин чрезвычайно ласково стал его успокаивать.

— Возьмите себя в руки, дорогой мой. Чтоже делать... Уже не вернешь... Вы расскажите лучше все, что знаете об исчезновении вашей жены.

— Моя жена сказала, что поедет в театр.

— В какой?

— В Большой. Прошла ночь. Она не явилась. По правде, я не очень был удивлен и взволнован этим. Частенько случалось, что она после спектакля уезжала ночевать с нашими хорошими знакомыми Авериными. Но когда настал вечер, а ее все не было, я смутился и поехал к Авериным. Оказалось, что они не были в театре и жены моей не видали. Тут вдруг я узнал о страшном злодеянии на Нико­лаевской улице... бросился к властям... и узнал мою жену...

— Скажите, господин Аргунин... Вы простите меня, но между вами большая разница в летах... Я поэтому и задаю этот вопрос, она любила вас?

— Несмотря на это, она меня любила. Но, — по-видимому, какое-то признание не шло с его уст.

— Для пользы дела я попросил бы вас быть со мной вполне откровенным.

— Вот... вот записка, которую я нашел вчера в будуаре моей жены, — хрипло проговорил Аргунин, протягивая Путилину маленький лист плотной английской бумаги. — «У второй колонны, всегдашнее черное атласное домино с постоянной красной гвоздикой».

— Гм... немного, — пробормотал Путилин. — Вот что, господин Аргунин, я должен сейчас же поехать и осмотреть будуар и гардеробную вашей убитой жены.

Мы поехали втроем. Жил Аргунин царственно-великолепно. Мой гениальный друг попросил его оставить одного в отделении красавицы миллионерши. Пробыл он там с час. Когда он вышел, лицо его было невозмутимо-спокойное.

— Ну, ваше превосходительство, нашли вы хоть что-нибудь?

—    Очень мало... Но кое-что у меня в руках. Будьте уверены, что я отдам все силы раскрытию этого дела.

— Мы заедем на минутку в сыскное, а оттуда проедем в тюрьму. Путилина ожидал в его служебном кабинете агент X.

— Ну? — спросил Путилин.

— Делал все, как вы говорили, Иван Дмитриевич.

— Видели его?

— Да.

— Какое впечатление?

— Безукоризненного джентльмена.

— Где вы находились в это время?

— В швейцарской, выглядывая из нее.

— Посмотрел? Нагнулся?

— Да.

— Так, так. Это очень важно. Теперь слушайте дальнейшее, голубчик, — Путилин что-то тихо шептал своему талантливому любимому агенту.

— Ну, а теперь едем, доктор!

Вот и опять оно, это унылое, мрачное здание. Тюремный надзиратель, поставив двух конвойных у дверей камеры, ввел нас туда.

Осип Лаврентьев сидел, опустив голову на руки. При виде Путилина он вздрогнул, встал.

— Ну, Лаврентьев, ты клянешься, что это страшное убийство не дело твоих рук?

— Клянусь, ваше превосходительство. Сам не знаю, за что позор такой, муку принимаю...

— Хорошо. Надейся на меня, может быть, дело это повернется иначе.

— Ваше превосходительство! Явите Божескую милость...

— Ладно, ладно... А теперь отвечай на мои вопросы. Того инженера, который живет по вашей лестнице, хорошо знаешь?

— Знаю-с, ваше превосходительство... Барин добрый, щедрый...

— Живет один, только со своей прислугой?

— Так точно. Они женаты, а только, стало быть, с супругой не живут.

— Эта прислуга — ее ведь Машей зовут? Не балуется с барином?

Лаврентьев отрицательно покачал головой.

— Нет, ваше превосходительство, коли правду молвить, так у ней шуры-муры заведены с племянником нашего управляющего.

— Часто отлучалась она из дома?

— Частенько.

— На ночь?

— Так точно. Барин ее сам отпускал: «Сегодня можешь идти со двора к своим родственникам, потому что я не приеду ночевать». Возвращался часам к двум дня.  

— В ту ночь, когда случилось убийство, была она дома?

— Не могу точно сказать, ваше превосходительство, не приметил.

— Ключа от парадной двери у инженера не было?

— Надо полагать, что нет, потому что они всегда звонили.

Путилин погрузился в раздумье.

Неслыханное кровавое злодеяние навело панику на жильцов дома на Николаевской. С той лестницы, на которой оно произошло, съехали и граф, и генерал. Они предпочли заплатить домовладельцу неустойку по контракту. Остался один инженер. Но вскоре появился новый жилец, занявший ту самую квартиру, которая пустовала. Это был высокий представительный господин, по-видимому, очень богатый. Обстановку навезли великолепную. С барином появился лакей, другой прислуги не было. Дома он бывал редко, все больше куда-то уезжал. Должно быть, барин был веселого нрава и большой охотник до смазливеньких личиков, потому что очень уж стал заглядываться на хорошенькую горничную инженера. Встретит ее будто ненароком у двери квартиры инженера — и давай шутки шутить. Та сначала робела. Видимое ли дело, чтобы такой важный барин и зарился на простую горничную?