В недалекой лощине часами гулко трещали автоматы, басовито отстукивали пулеметы: матросы учились метко стрелять из того оружия, с которым неминуемо вскоре придется идти в бой. Каждому хотелось выверить надежность своего автомата.

Надували резиновые шлюпки и то по двое, то вшестером учились ходить на них и в штиль и при накатной волне, которая нередко опрокидывала шлюпку у берега. И десантнику ничего не оставалось, как вброд добираться до суши, срываясь со скользких камней, цепляясь за водоросли, таща за собой шлюпку.

Не так легко приучить себя прыгать со шлюпки в воду: и мокнуть не хочется, и не сразу определишь — глубоко ли до дна. А надо. Противник ведь любезно не выложит трап, чтоб ты не замочил свои ножки. И ребята учились, не задумываясь, прыгать в синеву залива.

Доберешься мокрый до берега — и там не лучше. С тебя течет, в сапогах чавкает вода, а тебе надо либо бежать в гору, либо ползти на животе по грязи, по глине, которая разбухла от дождей и стала такой вязкой, что едва отрываешь от нее то локти, то колени.

Только доберутся матросы до сопки, а тут новая команда: спуститься вниз и бегом одолеть ее снова. Стоит духота, от земли идут обильные теплые испарения. И пока взбежишь на сопку — мокрый, будто тебя окунули в кадку с водой. Ребята взмокли, устали, дышат тяжело, прерывисто. Дашь небольшой перекур — и снова марш. Рюкзак на спине, автомат на шее — и цепочкой в чащу, в кустарник, в высокую непролазную траву.

И так день за днем.

У меня разболелась нога. Пролежал неделю в кубрике, не выдержал, поднялся и пошел с костылем на занятия. Бегать сам не могу, но команды ребята слушают и как исполняют их — вижу.

Станет погода уж очень ненастной или наступит вечер — соберутся матросы в кубрике, рассядутся за столы или на койках, и пошел разговор то о прежних операциях, то о том, что нового почерпнули из присланных разведотделом пособий. А материалов — только успевай читать.

Передавая нам справочники о странах бассейна Японского и Желтого морей, знакомя с картами, схемами и фотоснимками, офицеры разведотдела все больше обращали наше внимание на изучение восточного корейского побережья. Не называя прямо места будущей высадки, командование уже в те дни исподволь стало готовить нас к действиям на корейской земле.

На глубоко вытянувшемся в море полуострове издавна сложилось Корейское государство, с трех сторон оно омывается морями. Лишь меньшая часть страны углом вдается в материк на севере. Море — преграда, естественный рубеж, оберегающий страну. Не всякий сможет переплыть его и проникнуть в эту приморскую державу. И в то же время морское побережье оставляет наиболее широко распахнутые ворота в этот благодатный край: охранять столь протяженную береговую полосу можно только большими морскими и сухопутными силами.

Нам, десантникам, это обстоятельство приходится учитывать как первостепенное. Но берега, особенно восточные, для десантных операций неудобны, они гористы и обрывисты, имеют мало бухт и хороших подходов. В стране множество гор, некоторые вершины достигают высоты полутора и даже двух километров. Горы вплотную подходят к побережью и как бы спускаются в море.

О богатстве гор и лесов этого восточного края нам немало приходилось читать и слышать и раньше. Но теперь мы вчитывались в описание природы уже не столь отвлеченно, как в школе, а смотрели с точки зрения пригодности для похода в разведку: где можно хорошо укрыться и через какую чащобу не проберешься. Лесов на севере Кореи много, особенно в горах и в удалении от побережья. Они тут густые, переплелись и перевились между собой. Суровая, почти непроходимая тайга перемежается лиственными рощами, и чем дальше к югу, тем все более переходит в сплошные заросли вечнозеленых и субтропических растений. Разнообразие древесных пород богатейшее. Двигаясь с севера на юг Кореи, можно наблюдать как бы смешение привычной нам русской природы с буйной южной. Близкое сходство с северной корейской растительностью нам пришлось видеть на сопках и в долинах Приморья во время наших учебных походов. На севере больше всего растут аянская и сибирская ель, серебристая пихта, даурская лиственница. Встречаются тут черная и каменная береза, и монгольский дуб, и амурская рябина. Можно увидеть здесь и приглядевшуюся нам, россиянам, осину. Ближе к восточному побережью сохранились рощи могучего дуба, есть корейский клен, а по соседству с ним уживаются ясень и липа.

На тактических занятиях в лощинах и на склонах сопок мы с трудом пробивались через густую траву выше нашего роста. Вот такая же трава, высокий плотный кустарник и лианы образуют часто сплошную непроходимую стену и в лесах Кореи. Эти леса, кустарники и травы могут быть удобны для тех, кто их отлично знает, привык к ним, умеет в них ориентироваться. Осока и камыши в низинах — очень непривычное для нас, северян, препятствие. Многим из нас они доставят немало хлопот и трудностей.

С каждым днем мы все отчетливее осознавали, что война с Японией неизбежна, что военное столкновение здесь, на востоке, приближается с неумолимой быстротой.

Обстановка все более сгущалась. Мы, конечно, в те дни не знали о Ялтинской договоренности о времени вступления нашей страны в войну с Японией. Но не надо было обладать большой проницательностью, чтобы понять, зачем на восток подтянули такое количество войск. И у нас, на Русском острове, накопилось множество морских пехотинцев.

Нам не надо было долго объяснять главную цель нашего пребывания здесь. Мы хорошо понимали и чувствовали: на-, стало время покончить с последним очагом войны на земле. Наша победа над империалистической Японией — главной союзницей фашистской Германии — означала бы для всех долгожданный конец Второй мировой войны.

На политзанятиях нам напоминали о неоднократных наскоках Японии на наши восточные рубежи, о зверствах интервентов на Дальнем Востоке, о многолетней войне в Китае. Мы вспоминали Сергея Лазо, Волочаевку, хасанские события, еще раз задумывались о том, сколько советских судов погибло в последние годы от атак «неизвестных» подводных лодок.

Теперь мы вовсе не сомневались, что предстоит нам вскоре драться с опытным и сильным неприятелем. От давно захваченных земель на материке он не отступится, без боя пощады просить не будет. Корею японцы считают своим заморским генерал-губернаторством. Редкостные богатства ее недр, возведенные потом и кровью тысяч корейцев фабрики и заводы, прекрасные рисовые плантации, миллионы скудно оплачиваемых подневольных тружеников — все это японские захватчики так легко не оставят. Только силой можно их отсюда вышибить. Мы все отчетливо осознавали, что только изгнание японских колонизаторов вернет Корею ее народу.

По соседству с Кореей, в Маньчжурии главным образом, и частично в Корее была расквартирована самая крупная часть японских сухопутных войск — Квантунская армия. Это главная и наиболее мощная группировка наземных сил императорской Японии в то время. Она считается надеждой Японии на суше, оплотом государства. Если в войне на море и на островах Япония опирается на военно-морской флот, то на материке расчеты микадо и высшего генералитета строятся на Квантунской армии. Это миллионная армия. Ей подчинены как вспомогательная сила сто семьдесят тысяч войск правителя Маньчжурии Пу И и около двухсот тысяч полицейских. Она имеет некоторый боевой опыт, полученный в боях при захвате Северо-Восточного Китая, в операциях против Китайской красной армии, в столкновениях с нашими войсками на дальневосточных рубежах. Шесть полевых армий, сведенных под общее командование Квантунских войск, опираются на мощную сеть укрепленных районов, аэродромов, коммуникаций. Эта армия создана для агрессии против Советского Союза и для захвата советского Дальнего Востока. Свои цели японское командование не только никогда не скрывало, но широко афишировало и прививало их солдатам. На наших занятиях особенно подчеркивали, что личный состав этой армии обладает высокими боевыми качествами, хорошо обучен, умело владеет оружием, отличается стойкостью в обороне и не утратил еще наступательного духа. В офицерскую среду людям из простонародья доступ закрыт, офицеры крепко сохраняют кастовые традиции, пользуются почти феодальной неограниченной властью над солдатами. Генералитет и офицерство всегда воспитывались в духе фанатичной преданности императору, не потеряли еще веры в него, и большинство не предвидит грозящей катастрофы поражения.