Собрались втроем. Стали обсуждать, что делать.

Григоращенко показал, где он прихоронил разбившегося командира. Отрыли мешок, посмотрели боеприпасы и продукты. Все в целости и сохранности. Сильно обескуражило, что в момент приземления была повреждена рация и разбита батарея. В мешке нашли запасной комплект питания, опробовали его, но рация молчала.

День разгулялся, выглянуло солнце. Достали из планшета карту, сориентировались. Выходило, что сели поблизости от заданного места. Невдалеке нашли стожок сена, сложили из него шалаш, перенесли в него боеприпасы и продовольствие.

Радист распаковал рацию и стал искать неисправность. Двое устроились в дозоре.

К вечеру передатчик заработал, но на прием станция оставалась глухой. Составили радиограмму, зашифровали и передали на базу. Ответ не получили.

Как стемнело, пошли на разведку к берегу, к поселку Комагвер. Путь избрали по речке, то по кромке берега, то перескакивали с камня на камень посреди бурлящего потока.

К ночи приблизились к поселку. Двое залегли в засаде и стали наблюдать, а третий пошел к домам. Вскоре он исчез в темноте.

Тишину не тревожил ни один звук. Прислушивались, не раздастся ли крик, не залает ли собака, не прогремит ли выстрел. Но ничто не нарушало безмолвия. Даже плеск прибоя не доносился. Через полчаса внезапно и тихо вернулся их посланец. Сказал, что в поселке все спокойно. Не светится ни одно окно. В дома не заходил. Никаких признаков пребывания воинских подразделений не заметил.

Отправились в обратный путь. Добрались до своего шалаша. Снова на базу пошла радиограмма, указали свое место, известили, что командир группы погиб.

Торлейф Утне сказал, что невдалеке должен быть летний домик. Отправились туда.

Распределились поочередно поспать часа по три-четыре, а потом идти к Вадсё и там искать встречи с отрядом.

Уже заметно смеркалось, когда Гуннар, лежавший в дозоре, заметил, как со склонов сопок к ним двигалась длинная людская цепь. Заняли оборону, приготовились к сопротивлению.

Как только разглядели, что это свои, таиться перестали.

Неудача с выброской парашютной группы заметно уменьшила боеспособное ядро отряда. Выполнять задание предстояло меньшим числом и в более короткий срок.

Как ни жестко ограничивает время, уйти, не выяснив судьбу остальных парашютистов, нельзя.

В темноте проводить розыск смысла не имело.

Леонов решил устроить большой привал у домика. Кто сидя, кто приткнувшись к кочке, в полудреме дожидались рассвета.

Утром, едва забрезжило, собрались на поиски. Андрей Залевский с группой пошел правым берегом реки, от ночного привала до подножия горы Фалькефельст. Барышев и Коротких повели другую группу в восточную сторону. Степан Овчаренко отправился со своей группой к северо-западному ее скату.

Ходили целый день. Наткнулись только на грузовой парашют. Никаких признаков остальных высадившихся парашютистов не отыскали.

После короткого привала собрались обратно в Комагвер.

Разложили по рюкзакам боеприпасы и продукты, выброшенные с самолета. Поплотнее завернули в парашют тело капитана 3-го ранга и отправились назад. Шли берегом ручья, по нему нет крутых спусков и подъемов, как в сопках и лощинах. Ручеек скатывается в Комагэльв, а та впадает прямо в залив Варангер. И следить в темноте за тропинкой лучше, она почти не теряется.

Прошли километров десять. На привале связались по радио с базой, сообщили, что остальных парашютистов не нашли. В ответной шифровке получили приказ как можно быстрее выяснить обстановку на побережье и донести. К берегу идти ускоренным маршем. Поневоле решились похоронить Лобанова, не нести его дальше.

На развилке при впадении ручья в Комагэльв остановились на высоком сухом мысу. Вырыли в каменистом грунте могилу, опустили в нее завернутое в парашют тело Николая Лобанова. Холмик обложили камнями, в изголовье поставили большую каменную плиту, кинжалами выдолбили в ней фамилию русского морского офицера, отдавшего жизнь за освобождение Норвегии.

Встали по обе стороны могилы, сняли широкополые, прикрывающие даже плечи кожаные шлемы. Лейтенант Гузненков произнес прощальную речь.

— Пусть каменистая земля студеной Норвегии будет тебе пухом, наш боевой друг и товарищ, — с усилием удерживая спазму в горле, глуховато говорил Иван Иванович. — Ко многим могилам флотских разведчиков, погибших тут, на норвежской земле, прибавилась еще одна. Память о вашей короткой, светлой жизни сохраним в своих сердцах.

Здесь, в суровых скалах, на гранитных норвежских берегах и на дне глубокого моря навсегда остались многие наши товарищи. Они храбро воевали и честно служили народу. Даже в самую отчаянную минуту они бились до последнего и живыми врагу не сдавались.

Придет время — и благодарные норвежцы с сердечной признательностью станут возлагать на ваши могилы цветы, зажгут в вашу память негасимый огонь. Вы отдали свои жизни, чтобы приблизить час освобождения их родины от фашизма. А пока мы оставим тебе памятником простой дикий камень. Он от тех, кто делил с тобой горести лихолетья и радости побед. Мы пойдем вперед, наш путь лежит на запад, до полного поражения нашего врага.

Залпом из автоматов и пистолетов почтили моряки память погибшего боевого друга.

Уже после полуночи вышли к небольшому поселку Комагвер на берегу моря. Дома выстроились рядками по обе стороны шоссе, связывающего Вардё и Вадсё. Немного восточнее этого поселка отряд высадился прошлой ночью.

В селении тихо, ни движения, ни огонька. Возле домов чисто, никаких следов поспешного ухода, заброшенности или запустения. Хозяев, видно, свалил глубокий сон после дневных забот и тревог.

Разведчики выставили дозоры на шоссе по обоим концам поселка. Подошли вплотную к ближнему дому, постучали. Открыла женщина средних лет. Она не испугалась, не захлопнула дверь перед незнакомыми людьми с оружием. Норвежки сдержанны, немногословны, умеют управлять собой. Жизнь в каменистом прибрежном крае по соседству с холодным морем и нелюдимой тундрой, вероятно, уравновешивает их характеры.

Сразу же представились, спросили, нет ли на постое немцев. Дверь распахнулась настежь, хозяйка позвала нежданных визитеров в дом.

В комнате сидели еще две женщины примерно одинакового возраста с той, что впустила ночных гостей. Они были в брюках и пушистых цветных свитерах с высокими воротниками. На плечи накинуты не то пледы, не то шали. Из соседней комнаты вышла старуха, довольно крепкая, рослая и худощавая.

Поздоровались с хозяйками, объяснили, зачем пришли, попросили согреть горячей воды.

Старшая из женщин вернулась в соседнюю комнату. Через короткое время она привела троих мужчин и старика. Разведчики оказались в большой рыбацкой семье.

Женщины хлопотали у плиты, кипятили воду. Мужчины раскурили трубки. Табак у пришедших ароматный, трубочный. Завязался неторопливый разговор, в котором гости расспрашивали хозяев, что они знают о немцах, что слышали о наступлении советских войск на севере, каким путем лучше добираться до Вадсё, опасно ли идти по дороге.

Переводил беседу Торлейф Утне, иногда к разговору подключался и что-то уточнял Гуннар. Норвежцы ждали появления русских со дня на день. Как ни карали оккупанты за пользование радиоприемниками, правдивые вести из-за моря доходили до них. О большом наступлении Красной Армии на севере они узнали не только по радио. В последние дни они и сами видели, как через Сер-Варангер и Финмаркен на запад бежали немцы от фронта на Лице. Сплошные колонны машин, повозок, запряженных лошадьми, катились по прибрежной дороге безостановочно. Те, что отходили последними, взрывали за собой мосты.

Хозяева полагали, что из Вардё, скорее всего, немцы ушли. Но точные вести до них не дошли. Весь вчерашний день дорога на запад была пуста. Из Вадсё известий точных нет. Телефон не работает, столбы повалены, хозяева пользуются лишь вестями, что устно передаются от селения к селению.

Им думается, что немцы за эти сутки покинули Финмаркен. Вчерашней ночью в Вардё отсвечивали огромные сполохи, как будто там что-то взрывалось, похоже, что стреляли большие корабли. Почти круглые сутки летают советские самолеты.