Рассветало. Все отчетливее прояснялась округа и берег за заливом. Перестрелка утихла, наступило короткое затишье.

На зенитной батарее осмотрелись. Она прикрывала береговую, до которой еще не добрались, а также Лиинахамари. Ей была определена и еще одна роль — противокатерная: она способна стрелять шрапнелью по малым быстродвижущимся целям. Удачно была поставлена батарея, разумно, решала сразу три задачи. Толковый специалист выбирал ей место.

Возле пушек, около дальномера ходили разведчики, под их ногами погромыхивали стреляные гильзы, валялись снаряды.

Снизу, из темноты выскочил Андрей Пшеничный. Лицо его бледное, осунувшееся, нос заострился, мокрые волосы разметались по лбу, в левой руке широкополый кожаный шлем, в правой — разбитый автомат.

— Я за ними, гадами, гнался! — Андрей в нервном возбуждении посерел, резко выступили рябинки на лице. — Они убегали, я пустил очередь, двое куда-то нырнули в темноту, а третий повернулся ко мне и замахнулся карабином, но я опередил, треснул его автоматом, да неудачно, ложу разломал.

— А немец как?

— Сначала осел, потом пополз. Я чикнул по нему короткой да бегом назад, сюда.

— Почему?

— Там темно… а я один… Сколько их — не знаю. Да и автомат нужен другой…

Подошел Леонов. Андрей немного успокоился, попросил закурить.

Командир спросил о потерях. Промелькнули считаные минуты с тех пор, как кинулись на штурм, а погибло уже семеро. Убит командир взвода Толя Баринов — один из старослужащих в отряде, которых осталось совсем немного. Пришел он во флотскую разведку в самом начале войны, раньше служил пограничником. Друзья иногда спрашивали, как при его небольшом росточке и заметном животике он бегал со служебной собакой. Толя отвечал, что в то время он был поджарым и резвым, проводником считался отменным. Ему было за тридцать. Год назад на базу приехала жена с двумя сыновьями. Как принести ей трагичную весть?..

Леонов приказал помощнику принять командование взводом.

Иван Лысенко так и не бросил поднятую в руках крестовину, пока все не поднырнули под нее. Весь изрешеченный пулями, он упал под треногой. Его вызволили из-под проволоки и положили на полянке возле пушек.

Сашу Манина, отрядного комсорга, пулеметная очередь скосила в атаке. Родом он был из краев старорусских… И фамилия его происходила от самого распространенного женского имени. Он и внешне ей соответствовал — круглолицый, русоволосый, на молоке вскормленный. Был он до удивления непритязательным, никогда не суетился, изредка вставлял в разговор слово, выношенное и основательно продуманное.

Погиб красавец Володя Фатькин. Не часто мужчинам выпадает такая внешность: и лицом был хорош, и статью, русоволос и синеглаз. Мимо Володи девушки никогда не проходили равнодушно. И душа у него была добрая, незлобивая. Володя никогда не сердился, его невозможно было вывести из себя. Любил жизнь удалую, веселого нрава был моряк.

Вот и сейчас лежит он на земле, широко распластав руки, словно пытаясь обнять ее.

Разрывом снаряда накрыло Павла Смирнова. В этом походе он был непохож на себя, не шутил озорно на привалах, будто оставил на базе в рундуке весь запас бодрости и веселья. В Полярном осталась у Павла вдова с маленькой дочуркой.

Убит фельдшер лейтенант Луппов. Для него это была первая крупная операция, служил он в отряде всего несколько месяцев. Смерть настигла и краснофлотца Ивана Рябчинского.

И раненых давно столько не было. Прострелена рука у офицера оперчасти Федора Змеева. Он носил ее на перевязи, а в другой держал автомат, говоря, что и левой он еще поддаст фрицам, что счет им предъявил еще не весь.

Снова не повезло парторгу Аркадию Тарашнину. Он лежит, закрыв глаза и сцепив руки от боли. У него это не первое ранение. Осенью 1942 года его с трудом вынесли с чужого берега, а перед этим вылежал зимой в снегу возле немецкого опорного пункта больше полусуток.

Бежали рядом в атаке друзья Павел Колосов и Михаил Калаганский. Пулеметная очередь остановила обоих, но, к счастью, они ранены не очень тяжело. Еще поживут и повоюют.

Пуля царапнула по шее Николая Мальцева, к лежащим раненым он идти отказался, попросил оставить во взводе. Воюет с первых дней июля 1941 года. Во вражеский тыл высаживался уже в первых флотских десантах.

Рассвело. Лиинахамари на том берегу залива осветило выглянувшим краешком солнца, видны причалы, дома, по склону на окраине торчали огромные бензобаки.

Опробовали захваченные пушки. Они оказались невредимыми. Дальномер и вся аппаратура управления тоже целы. С отрядом пришли несколько артиллеристов. Они быстро разобрались с незнакомой техникой. Зарядили одно орудие и пустили снаряд на другую сторону залива. Засекли взрыв возле складов с горючим. Затем беглым огнем выстрелили изо всех орудий. От грохота заложило уши. С пламенем вылетали снаряд за снарядом. Медные стаканы стреляных гильз со звоном откатывались по бетонному полу орудийного дворика. У складов горючего, на причалах задымило, засветились языки пламени. Начался пожар.

Враг сообразил, что батарея на Крестовом захвачена. И обрушил шквал огня на свою недавнюю позицию. Возле орудийных двориков стали рваться крупнокалиберные снаряды. Батарея тяжелых пушек, упрятанная немцами в гроте в глубине скалы, выкатывалась на рельсах, делала залп-другой и снова скрывалась в туннеле.

От пирсов левого берега отошли к Крестовому катера и шлюпки с немецкими солдатами: на помощь гарнизону, потерявшему свои орудия, шло подкрепление.

Леонов приказал двум отделениям разведчиков отправиться к берегу и остановить контрдесант.

Но и немцы не собирались бросать своих на произвол судьбы — снаряды на Крестовом стали рваться все чаще и чаще. Одно отделение разведчиков добралось до уреза воды и отогнало катер и шлюпку назад. Другое пробиться к береговой кромке не смогло — вражеские зенитчики заняли там оборону и отбили атаку. Часть контрдесанта все-таки достигла берега и высадилась.

Семен Агафонов пытался догнать убегающего фашиста, но тот юрко вилял между камнями, отстреливался. У самого берега солдат затаился за валуном. Семену показалось, что у немца кончились патроны, поэтому предложил ему сдаваться. В ответ солдат бросил гранату.

Это вконец рассердило Агафонова.

— Я тебе покажу кузькину мать, я тебя научу кланяться. — Семен пустил хорошую очередь над головой немца. Тот не выдержал, кинулся в воду, Агафонов за ним. Немец бросил еще гранату. Семен выстрелил последний раз…

Разрывы вражеских снарядов загнали разведчиков в орудийные дворики. Батарейная прислуга и контрдесантники сошлись вместе, слышно было, как кто-то подавал команды. Они подобрались поближе и разразились стеной огня.

Оставаться здесь стало опасно. Пришлось вынуть замки из орудий и отойти на гребень, откуда начали ночную атаку, там занять оборону.

Где ползком, стараясь вжаться в землю между кочками, бугорками, где перебежками взобрались по скату вверх, вытащили раненых. Снаряды не отставали: рвались на поляне, на склонах, сыпали осколками.

Наконец, вылезли на гребень, укрылись на обратной стороне. Сюда ни снаряды, ни пули не долетали. Позиция батареи оказалась на нейтральной полосе. К пушкам никто беспрепятственно не мог подобраться.

Раненых уложили на небольшой полянке.

Возле них присел Гриша Тихонов. Утром, вскоре после захвата орудий, он тащил на себе тяжелоатлета Калаганского на подъем, а не на спуск, по камням, под обстрелом. Взмок и устал, дух едва переводил. Приостановился передохнуть, огляделся, увидел, что впереди кто-то прячется за камнями. Положил Калаганского на землю, а сам нагнал ползущего. Оказалось, притаился немец. Гриша навалился на него сзади, подмял под себя, отобрал карабин. Показал, чтобы тот полз рядом. Вернулись к Калаганскому. Тихонов взвалил немцу на спину раненого, сам взял два автомата и карабин, и опять поползли вверх. Добравшись до орудийной позиции, каждый занял положенное место: Тихонов — в своем отделении, Калаганский — среди раненых, а пленный — под охраной.