Позже в своей биографии она написала:

«Это было очень трудное время. Мы выстаивали длинные очереди за хлебом. Тот, кто не пережил все это, вряд ли сможет по-настоящему понять, что значит для русского человека кусок черного хлеба. Маленький кусочек хлеба пополам с соломой был для нас входным билетом с правом на жизнь. Мы получали его как право, но иногда какой ценой! Просто удивительно, как мы, молодые шестнадцати- и семнадцатилетние парни и девушки, смогли вынести все это наравне со взрослыми».

Родители хотели ей дать университетское образование, но Нина мечтала стать актрисой. В семье произошел разлад. Нина ушла из дома. Какое-то время работала курьером мануфактурного магазина, курьером-делопроизводителем в транспортном отделе ВЧК, а потом поступила в Московский театральный техникум. Работала в театрах статистом. Но в основной состав театральной группы ее не приняли. Честолюбивым мечтам об актерской профессии был нанесен удар, хотя страсть к театру так и осталась до конца жизни. В 80-летний юбилей Крымовой одна из известных московских актрис говорила, что в театре Нина отключается от всего мира, она всей душой на сцене, ее лицо и глаза в этот момент как у малого ребенка.

Тогда же Нина подрабатывала себе на жизнь, на курсах обучилась стенографии.

Вскоре ее приняли на работу в Наркомвнешторг. Через три года Нине предложили работать стенографисткой торгпредства в Швеции.

В Стокгольме она начала изучать шведский и норвежский языки. Через некоторое время она уже читала классиков скандинавской литературы в подлинниках. Здесь же, в торгпредстве, овладела пишущей машинкой, научилась печатать десятью пальцами.

В один из отпусков она поехала в Норвегию. Встречал ее по служебной обязанности работник торгпредства Павел Шерманов. Эта встреча стала их судьбой. Они прожили почти полувековую счастливую совместную жизнь. Тогда же в Осло состоялась ее первая встреча с советским послом Александрой Коллонтай. В конце поездки Александра Михайловна предложила Нине работать в ее аппарате. В апреле 1929 года она переехала в Осло, вскоре в посольстве служила молодая супружеская чета. Муж ее участвовал в Гражданской войне, уже давно состоял в партии, хорошо знал скандинавские языки.

В 1930 году молодые супруги вернулись в Москву, получили комнату в десятикомнатной коммунальной квартире. Муж наряду с работой посещал вечерние лекции в университете, готовясь стать «красным профессором», а Нина опять стала работать в бюро съездовских стенографисток, совершенствовалась на курсах иностранных языков, работала в исполкоме МОПРа, а затем в скандинавском секторе Ленинской школы Коминтерна. Пять лет преподавала Крымова в этой школе. Все эти годы наполнены частыми поучительными встречами с иностранными рабочими делегациями, беседами с представителями коммунистических партий, посещениями с ними фабрик и заводов, поездками по советской стране. Накапливался опыт разговорной речи, совершенствовалось умение письма и перевода, обретались политические навыки сотрудницы самых высоких государственных учреждений страны Крымовой.

Многие из ее слушателей возвращались в свои страны, вели подпольную партийную работу, воевали в Испании, сидели в тюрьмах и концлагерях, гибли от рук реакции.

В 1935 году на VII конгрессе Коминтерна она переводила речи и документы делегатам из Скандинавских стран, слышала ставшего известным всему миру после Лейпцигского процесса Георгия Димитрова, страстно призывавшего к единству рабочего и коммунистического движения в связи с надвинувшейся угрозой фашизма.

Норвежский поэт Нурдаль Григ написал страстную статью о событиях в Испании. Потрясенная Крымова ее быстро перевела и тут же отнесла в «Литературную газету». В ближайшем номере статья увидела свет.

Нина не раз вспоминала, как трудно было переводить Мартина Андерсена Нексе, сколь сложно было угадать, о чем он станет говорить, какая быстрота реакции, находчивость и знание языка требовались, чтобы передать образную, наполненную неожиданностями ненаписанную речь такого мастера слова.

Нина вспоминала: в Москве, в концертном Зале имени Чайковского отмечался юбилей Нексе. Она спросила, о чем он будет говорить. Мартин ответил, что не знает. И когда он обратился к залу, слова его прозвучали на родном языке так:

«Меня можно сравнить со стариком, купившим красивого попугая, который, как ему сказали, может прожить двести лет. Хотелось бы дожить до этого времени».

Нина мгновенно поняла образность мысли писателя о прекрасном будущем человечества — и к одобрению и Нексе, и зала отлично справилась с этой вступительной фразой.

Партийная организация Ленинской школы в начале 1938 года приняла Крымову в сочувствующие партии, а осенью того же года ее утвердили редактором-консультантом Краткого курса истории ВКП(б) на шведском языке.

Когда началась война, Нина и ее муж попросили направить их в действующую армию. Павел получил назначение на фронт под Минск, а Нина 7 июля выехала в Мурманск.

В Мурманске ее зачислили в оперативный состав разведотдела штаба Северного флота и сразу же, наряду с работой над штабными документами, поручили заниматься только что создающейся норвежской группой особого отряда разведчиков. И она с первого дня окунулась в беседы, в размещение, устройство, в создание военной организации из этих сугубо гражданских людей. Каждого надо было изучить и готовить к сложнейшей разведывательной работе во вражеском тылу. Ее, еще не состоявшую в партии, стали считать политруком группы. Знание языков, шведской и норвежской действительности, литературы и искусства сразу сблизили Нину с норвежцами. Она стала среди них своим человеком. И через сорок лет она могла вспомнить любого из членов этой норвежской группы и дать объективную характеристику каждому.

Сразу же, в ходе формирования норвежской группы, приступили к подготовке этих разведчиков к дальним походам. Они сходили в десанты с отрядом, пообстрелялись, почувствовали свист пуль и разрывы гранат, поняли суть боевой разведки.

Топография, хождение по азимуту, маскировка, прыжки с парашютами, изучение силуэтов кораблей и самолетов, для нескольких человек подготовка к работе на специальных приемо-передаточных радиостанциях — все это заняло конец лета и осень. Командир группы Сутягин и Крымова беседовали с норвежцами о положении на фронтах, старались вселить в них веру и надежду в победу, несмотря на неудачи, которые терпела Красная Армия на огромном фронте в начале войны.

Вскоре начались дальние пешие походы через занятую врагом финскую землю, а потом и высадки на Варангер с моря. У Крымовой не было ни одного свободного дня, каждые сутки были заняты до предела.

В отделе работало много квалифицированных переводчиков, но владеть почти всеми европейскими языками никому было не дано. Оттого нагрузка на Крымову выпадала весьма изрядная.

В жизни норвежской группы бывали всякие трудности; кто-то срывался, терял выдержку и самообладание, других угнетали предчувствия.

Как-то ночью к ней прибежала Дагни Сибблюнд, во сне ей пригрезилось что-то страшное. И она подумала, что это произошло с ее мужем. Сколько та ни успокаивала ее по-матерински — плачущая годилась ей в дочери, — не помогло, сердце-вещун рвалось от дурного предзнаменования.

Оно не ошиблось: в ту ночь самолет, на котором Альф летел на задание, сбили, муж ее вместе с другими разведчиками и экипажем погиб.

Нелегко было утешать взрослых, бывалых мужчин, испытанных морем и закаленных подпольем, когда то одна, то другая группа попадала во вражеские сети и гибла.

Вот и сейчас тревожное ожидание нависло в норвежской группе. Срок возврата кое-кого истек, а они не вернулись, связь прервалась. Старались вопросов не задавать, даже между собой на тревожную тему говорили мало и редко. Но командира и политрука просили использовать их, если кого-то потребуется вызволить.

Немцы продолжали молчать, все было глухо. Наконец, донесся сигнал Лейфа Утне. Группа взывала о помощи, настаивала снять ее морем.